Вопреки ожиданиям маска снялась легко, стоило только потянуть.
Лицо человека было в кровавых разводах, волосы слиплись от крови, и где была рана Маша не поняла, казалась вся голова пилота — сплошная рана.
Девочка уже не боялась, она чувствовала только небольшое разочарование и жалость к этому погибшему человеку, а еще она думала о том, что ей предпринять дальше.
Никого звать не хотелось. Не хотелось, чтобы грубые солдаты вторгались на корабль, чтобы волокли пилота в какой-нибудь исследовательский центр и издевались над трупом. Этот черный железный ящик, освещенный желтой лампой, похож был на склеп. Склеп для таинственного пришельца, для летчика, который умер на своем боевом посту...
Маша всхлипнула, попыталась убрать слипшиеся от крови сосульки волос с лица пилота и тут заметила на лбу его почти у корней волос прилипшую к коже небольшую черную пластинку, захотела смахнуть ее, и... Вот тут-то все и началось.
Что-то хлопнуло, и волной воздуха Машу отбросило к стене, она не поняла, как и откуда, но в кабине вдруг появились люди. Не было — и вдруг появились.
Их было двое. Одетые точно так же как и погибший пилот, только без масок на голове, они очень быстро стали проделывать что-то с пилотом и так же быстро говорить между собой на каком-то тарабарском наречии.
— Он мертв почти уже сорок минут, — сказал Илис, взглянув на диагност, который только что подключил к телу, — Дохлый номер — мозг умер.
— Не спеши. Подождем, что машинка скажет. Не забывай, что парень эрайданец, они выживают и после худших передряг... Ты гляди, ему едва мозги не вышибли, а он сумел корабль посадить.
Говоря это, Бартунек поспешно ставил на голову умершего приборы, которые должны были заняться регенерацией тканей.
Илис расстегнул куртку пилота, из— под которой на пол хлынула уже темная, уже почти свернувшаяся кровь.
— Ребра еще сломаны... Посмотри... Что у нас еще? Рваная рана под диафрагмой...
— Угу. Ну, как там?
— Есть импульс. Но очень слабый... Не знаю... Уходит... Если прямо сейчас попробуем...
Они посмотрели друг на друга и Бартунек кивнул головой.
— Давай. Я ее закрепил и придержу еще.
Что-то засвистело и кабину наполнило голубое сияние.
— Эй, давай-ка потише! Руки горят...
— Держи, держи... Это ж мозги, не что-нибудь.
Несколько секунд спустя.
— Все. Готово. Теперь в госпиталь его. Не знаю, получилось ли, но больше нам ничего не сделать.
— Нам самим теперь в госпиталь. Радиация здесь не дай Боже, где-то генератор потек.
— Да, я заметил. С кораблем что?
— Сейчас вызову техников. Пусть разбираются... С девчонкой надо решать. Она тоже облучилась здорово. Здесь ей не помогут.
— Ну, поговори с ней... Как абориген с аборигеном. А я пока Ксатса переправлю.
Один из невесть откуда взявшихся исчез вместе с умершим, а второй остался и подошел к ней.
Маша не могла без содрогания видеть кровь. Нет, она не пугалась, не визжала, не падала в обморок, когда случалось пораниться. Свою кровь она воспринимала равнодушно, но чужую... Если резала палец сестра или мама острым кухонным ножом, у Маши все холодело внутри и даже как будто в голове мутилось... Здесь было столько крови! Как только один из внезапно появившихся расстегнул на мертвом пилоте куртку, кровь выплеснулась на пол с мерзким чавком — как будто не жидкая была, а вязкая, слизистая. И запах ударил в нос, такой тяжелый и приторный...
Девочка оцепенела от ужаса, она стояла на коленях в углу, прижав ледяные ладошки к груди и не могла закрыть глаза, не могла даже отвернуться. Она представляла себе ужасную рану в груди пилота, она представляла себе расколотые кости, разорванные внутренности, она представляла, как больно было этому человеку, пока он был еще жив, пока из последних сил уводил корабль от города (девочка почему-то была уверена, что это было так).
Маша сжалась в комочек, с ужасом глядя на приближающегося к ней инопланетянина и чувствуя, как холодеет кровь.
— Если приборы нас не обманули мы прибыли в Россию?.. Ты русская девочка? — спросил инопланетянин на чистом русском языке, разве что с небольшим акцентом, присаживаясь рядом с Машей на корточки. У него было очень милое, симпатичное лицо, карие глаза, и он улыбался.
— Да, — прошептала Маша, говорить громче она не могла, потому как пересохло горло, — А вы кто?
— Я твой земляк. Только я из Чехословакии родом. Знаешь, где это?
— Чехословакии больше нет.
— Как это?!
— Есть Чехия и есть Словакия. Они разделились. Вы не знали?
— Не знал. Я давно там не был.
Инопланетянин — или не инопланетянин? — выглядел печальным. Он как будто растерялся и не знал теперь... Не знал теперь кто он?
Маша подумала, что, наверное, не стоило ему говорить о переменах, случившихся на Земле в последние годы.
— Извините... — пробормотала она, — Но теперь вы или чех или словак.
Мужчина улыбнулся.
— Понял. Теперь я чех.
Он помолчал еще, потом спросил.
— Тебя как зовут?.. Маша? Какое имя красивое. Русское, старинное... — он закусил губу и потер подбородок, — Знаешь что, Маша, тебе сейчас надо пойти со мной... Ты не бойся, это для тебя необходимо. Произошел сильный выброс радиации, это бывает при аварии, ты облучилась, и если не пройдешь курс лечения, то скоро можешь умереть. Здесь... На Земле тебе не помогут, а в нашем госпитале тебя вылечат за несколько минут. Ну что... Ты не боишься?
"Боюсь", — подумала Маша.
— У меня собака там, — сказала она, — Я не могу ее оставить. Можно я отведу ее домой, а потом...
— Собака тоже облучилась... Веди ее сюда, -вздохнул Бартунек.
Маша с трудом поднялась — от долгого сидения затекли коленки.
— А это надолго? Мама волноваться будет.
— На пару часов, — сказал Бартунек и опять вздохнул.
Вздыхал Бартунек потому, что не любил врать, тем более маленьким доверчивым детям. Но правду сказать он сейчас не мог.
А правда заключалась в том, что Земля была весьма отсталой планетой, не вышедшей еще в космос (полеты вокруг своей орбиты и вездеходы на луне, понятно, не в счет) и потому на ней, как и на других планетах ее уровня ничего знать о мировом космическом сообществе не должны были. Как там говорят мудрецы из Совета: "Это знание повредит естественной эволюции планеты, она перестанет надеяться сама на себя. А к каким результатам это может привести, всем известно".
Действительно, примеров было достаточно.
Девочка-землянка, которую Бартунек забрал с собой, по закону — который невозможно было преступить — не должна была знать всего того, что уже узнала и что узнает еще. Из создавшейся ситуации было два выхода, и оба они были крайне неприятными для ребенка.
Бартунек вспомнил, как когда-то давно сам попал в примерно такую же ситуацию, тоже по глупости полез куда не положено... "Жалею ли я о том, что произошло?" — подумал он и оказалось, что не жалеет. Потому что жизнь его сложилась очень даже не плохо! Кто еще из его друзей и знакомых, вкалывающих, как и он когда-то на автомобильном заводе, проживет такую?.. Однако вряд ли этой девочке хорошо то, что хорошо для него...
А нечего было нос совать куда не следует!
Спасать Ксатса.
И почему в мире все устроено так, что добро — всегда наказуемо?
— Подождем техников, — сказал Бартунек, ему приходилось говорить одному, потому что Маша молчала. Смотрела на него, прижимая к себе собаку, и молчала.
— Посмотрим пока, что у нас здесь произошло...
Бартунек нажал на какие-то кнопки и вдруг произошло невероятное. Железный ящик преобразился... То есть, он совсем перестал быть железным ящиком.
Бесшумно разъехались в стороны панели, закрывавшие разгерметизированную взрывом, носовую часть корабля и поврежденный компьютер — основную его часть.
Кабина пилота сразу стала больше чуть ли не в два раза.
Бартунек попытался запустить компьютер, сначала мысленным приказом, потом различными комбинациями на кнопочной клавиатуре, в конце концов, ему удалось вызвать экран. Слабенький, мерцающий, то и дело рассыпающийся на пиксели... Бедный корабль, это похоже на агонию...
Маша забыла держать собаку и только смотрела на все разинув рот. Было непонятно, то что она видит — иллюминатор это или экран, на нем каким-то образом отображался весь вид вокруг — и лес, и небо, и земля. Смотришь вроде бы вперед, а видно даже все то, что находится сзади, и никаких искажений незаметно!
За виртуальным экраном была самая настоящая дыра, через нее сквозило, через нее было видно хилую елочку. Бартунек только покачал головой.
"И как только ему голову не снесло, — подумал он и добавил, — Эрайданец!"
Удивительно повезло Ксатсу. Энергетический луч, выпущенный, возможно, из того самого нового оружия, пробивающего, по слухам, любую защиту. Прямое лобовое попадание — и он еще умудрился посадить корабль. И ведь выживет, наверняка! Благодаря этой излишне любопытной маленькой девочке.
Бартунек отключил все еще светящийся на виртуальном экране запрос не уничтожить ли не идентифицированное существо, самовольно проникшее на корабль, и взялся от нечего делать за диагностику. Ни одна из основных функций не работала. Корабль был мертв безнадежно. Его, конечно, приведут в божеский вид, подлатают, поменяют кое-какое оборудование и — продадут. Служба Охраны Галактики не может позволить себе летать на битой технике, не может она себе позволить и просто отправить корабль на свалку — если можно выручить за него хоть какие-то деньги, то необходимо это сделать.
Увы, не так уж легко заставить раскошелиться Великий Совет. Средств всегда не хватает.
Техники прибыли чуть ли не через полчаса. Они спешить не привыкли — не спасатели и не истребители — впрочем, спешки от них и не требовалось. Они обычно прибывали последними, подбирать оставшийся после сражений и аварий мусор.
— Привет, — сказал Бартунеку синелиций авессиец Кет Ве, начальник седьмой технической бригады, — Насколько все плохо?
Бартунек пожал плечами.
— Компьютер не работает, генератор потек, а там... не знаю. Разбирайтесь.
— А это кто еще? — Кет Ве кивнул в сторону Маши.
— Спасительница Ксатса.
— Вот так даже... Что, нашему полку прибыло?
Бартунек пожал плечами. После лечения девочку придется вести к командору, ему решать "прибыло ли полку" или не прибыло. Все-таки она девочка и маленькая еще. Хотя... что же в ином случае с ней делать?
— Иди ко мне, — сказал он Маше.
Маша, тихая и незаметная, стояла на коленях у стенки, с трудом удерживая рвущуюся с поводка не в меру разрезвившуюся собаку.
"Мы облучились, — думала она, — Действительно ли это так, ведь я ничего не чувствую? Хотя радиация это именно такая штука. Ничего не чувствуешь, а потом начинаешь разваливаться на кусочки".
Ей было страшно, она чувствовала себя обреченной. Казалось бы, без причины, ведь ее обещали вылечить, и все-таки было страшно. Лететь... так далеко... безумно далеко, откуда она уже не сможет выбраться, если ей в этом не помогут. Ей приходится полностью довериться этим чужакам. А можно ли им доверять? Ведь они могут лгать... А зачем? Зачем им лгать ничем не примечательной юной землянке, зачем она им там?
— Ну что же ты, Маша? — повторил Бартунек,— Нам пора.
— Мы не очень надолго? — жалобно забормотала девочка, — Маме через два часа на работу. Она не сможет уйти, пока я не приду, потому что у меня ключа нет. Мне потом так попадет! Мы успеем вернуться?
Маша спросила, а потом сама представила безбрежный космос, через который ей предстояло лететь.
— Мы ведь успеем?!
Пришелец молчал и только протягивал ей руку.
И Маша подчинилась. Подошла.
Ну, ничего! Попадет, так попадет, не впервой! Зато меня вылечат... А увижу сколько всего! Да кто угодно из нашего класса пол жизни бы отдал за такое приключение, а я, дурочка, всего боюсь!
Бартунек взял ее за руку.
— А как...
Она не успела договорить, произнесенный вопрос так и остался висеть в воздухе над планетой Земля, та же, что произносила его уже была на космической станции, медленно плывущей по орбите неизвестной землянам планеты.
Планета называлась Исчен, она вращалась вокруг своего солнца в череде многих, не имела атмосферы, как следствие, не была обитаемой и служила главной базой Службе Охраны Галактики.
Когда базу только готовили к тому, чтобы она стала штабом СОГ, предполагалось, что она будет СЕКРЕТНОЙ. Поэтому силовому куполу, закрывающему от ядовитой атмосферы жилые постройки, хозяйственные службы, склады и ангары придали форму скального образования, неотличимого на вид от многочисленных естественных образований подобного рода, делавших планету похожей на изрядно потрепанного в жестоких схватках морского ежа.
Стать секретным штабу СОГ не удалось по множеству разных причин, основная из которых та, что в секретности просто не было необходимости, но купол остался без изменений, своеобразной местной достопримечательностью.
На базе Исчена в тот день царила тишина. Большая часть кораблей ушла в патрульную службу вокруг многострадального сектора 13-140-011.
Именно в этом секторе произошла грубая стычка с пиратами, именно в этой стычке был ранен Ксатс, именно в этом секторе находилась маленькая планетка Земля, которая и не подозревала, какие вокруг нее творятся дела.
Бартунек держал Машу за руку и чувствовал, как дрожит рука девочки. Он понимал все слишком хорошо и потому совсем не был удивлен. Он помнил, как чувствовал себя он сам, когда впервые оказался на одной из баз СОГа.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
13475 год по межгалактическому летоисчислению
2002 год по летоисчислению планеты Земля
ПОСТРИЖЕНИЕ В СОЛДАТЫ
Ее волосы были обрезаны совсем коротко, из-за этого она походила на мальчика-подростка. Она с удовольствием по-прежнему носила бы косу, но длинные волосы очень мешали в скафандре. И потом их сложно мыть. И расчесывать. И укладывать. В тех условиях, в каких происходила ее служба, это было просто невозможно.
Поэтому она обрезала волосы.
В тот же день, рано утром когда должна была состояться торжественная церемония ее зачисления в штат.
Маша внимательно смотрела на выражение лица командора, когда впервые вышла на площадь в новенькой форме и... без волос, и ей показалось, что по лицу Эйка Эрдра скользнуло разочарование всего на мгновение перед тем, как оно снова стало официально-приветливым. В этот момент он, должно быть, перестал видеть в Маше женщину, она стала солдатом, одним из тысяч его подчиненных. И теперь точно не будет уже...
Какие глупости! Дурацкие детские фантазии — сейчас, когда она стоит в ряду одинаковых серых комбинезонов, боец номер какой-то там, особенно дурацкие!
Не будет чего?! Ничего ведь и не было!
Вряд ли вообще когда-нибудь Эйк видел в ней женщину, вряд ли он вообще ее когда-нибудь замечал...
Все, что напридумывала она о себе и о нем — вечерние прогулки и длинные рассказы о всяких приключениях, и то, как он утешал ее, когда она плакала, и то, как она прижималась к его плечу — все это было только в ее мечтах. В них и останется. И то, что она дофантазировалась до того, что почти начала в них ВЕРИТЬ, реальности не меняет.
