Сквозь Космос

Пока я ошеломленно таращился в окно, вверх по улице взвыл гудок, и толпа торопливо подалась в стороны, пропуская ехавший на предельной скорости и до отказа набитый людьми автомобиль.

Минуту наблюдал я за сценой внизу, а затем отвернулся и, дрожа от волнения, поспешил одеться. Спустившись на улицу, я схватил за плечо ближайшего человека и, перекрикивая ревущий гвалт, спросил:

— Что происходит?

Придержанный мной мужчина оказался соседом — страховым агентом, с которым я был немного знаком, — и на его, как правило, добродушном лице застыло странное выражение. Он попытался докричаться до меня сквозь рев толпы, но, сообразив, что навряд ли это удастся, наклонился и проорал мне прямо в ухо:

— Говорят, это конец света!

— Что! — воскликнул я.

Он энергично закивал и сунул мне одну из тех газет, распространению которых я был свидетелем. Я развернул ее и, прочитав заголовок, почувствовал, как мое сердце словно бы схватила и крепко сжала ледяная рука. Поверх страницы бежали слова, напечатанные большими черными буквами: 'КОНЕЦ СВЕТА!'

Под этим кричащим заглавием, занимая целиком весь газетный лист (всю прочую информацию удалили, чтобы освободить место), размещалось сообщение, набранное полудюймовым шрифтом. В нем говорилось следующее:

ВАШИНГТОН, О. К., 4 июня — Здесь, в государственной обсерватории, было установлено, что на самом деле планета Марс не висит неподвижно в космосе, как считалось ранее, а с невероятной скоростью мчится к Земле. Астрономы не могут определить причину столь необычного поведения Марса, однако они выяснили, что происходящее не оказало пока что никакого видимого влияния на движение других планет.

Если Марс не изменит свой нынешний курс и будет продолжать двигаться с прежней скоростью, он может столкнуться с Землей. Однако есть мнение, что вскоре о себе даст знать притяжение Солнца, и тогда планета устремиться в сторону нашей звезды. В любом случае, население страны убедительно просят сохранять спокойствие, поскольку в ближайшие несколько дней нашему миру ничего не угрожает. Следует также надеяться, что за это время удастся подготовиться к встрече с приближающейся планетой, исключив, таким образом, всякую опасность разрушения или повреждения Земли. Всех лиц, располагающих на сей счет какими бы то ни было соображениями, просят незамедлительно связаться с федеральным правительством в Вашингтоне.

Дочитав статью, я ничего сказал — лишь вперил невидящий взгляд в клокотавшую вокруг меня толпу. Это был конец света. Конец света! Долгие столетия напряженного развития... Цивилизация, стоившая стольких идей, трудов и жертв... Все это, возможно, будет уничтожено за каких-то пару секунд той алой звездочкой, которой я любовался всего несколько часов назад. Чудовищный удар, вспышка пламени — и род людской исчезнет навсегда.

Вера астрономов в то, что Марс может свернуть в сторону, а затем — рухнуть на солнце, слабо утешала меня, поскольку жар нашего светила, возросший после такого столкновения, спалит на Земле все живое. Надежды не было. Конец приближался.

Страх захлестнул меня. Я понимал: смерть мчится ко мне из глубин космоса, но не желал умирать. И люди на улице сознавали то же самое — обезумев от ужаса, невнятно вопя, они походили на скот, запертый в загоне у мясника.

Но тут мне в голову пришла одна мысль — я припомнил кое-что из той статьи и немного успокоился. Как бишь там говорилось? Будто бы есть надежда, что, неким образом подготовившись, можно уберечь Землю от гибели. Мысль эта придала мне сил. Если наши ученые стоят хоть чего-нибудь и если еще можно что-то сделать, то теперь шанс был. Ведь наступил час нашего величайшего испытания. Удастся ли нам, людям, применить накопленные знания и спасти себя от подступающей погибели? Удастся ли?

Резко повернувшись, я рванул вверх по улице. Давка не давала мне набрать скорость, и поэтому пришлось срезать путь по газонам. Я несся без шляпы и пиджака, но ошалевший народ не обращал на меня никакого внимания. По мере приближения к концу улицы толпа редела, и о том, что сейчас творилось в густонаселенных центральных районах города, мне оставалось лишь гадать.

До своей цели — коттеджа доктора Уитли — я добрался всего за несколько минут. Уже задыхаясь, я пробежал по дорожке и, не постучав, ворвался в дом. Распахнув дверь маленькой библиотеки, я пораженно замер на пороге, не способный вымолвить ни слова. Несмотря на рев толпы, отчетливо доносившийся с улицы, сидевший за письменным столом человек невозмутимо изучал большую карту. В одной руке он держал карандаш, а в другой — линейку. Это был худой, средних лет мужчина с темно-серыми волосами. Его сосредоточенное, умное лицо осветилось приветливой улыбкой, когда он поднял на меня взгляд.

Я все так же не двигался с места, слегка ошарашенный таким спокойствием — просто немыслимым на фоне царившего снаружи бедлама. Затем Уитли показал на кресло и тихо сказал:

— Присаживайся, Аллан. Рад, что ты заглянул. Я как раз собирался звонить тебе и просить, чтобы ты пришел.

4

Через секунду я вышел из удивленного ступора и подскочил к другу.

— Уитли! Ты что, новостей не слышал? Глянь сюда! — кричал я.

Он мельком посмотрел на протянутую мной газету и, оставаясь все таким же спокойным, безмятежно произнес:

— Аллан, сядь, пожалуйста.

Когда я плюхнулся в кресло, Джером рассеянно продолжил:

— Я прочел эту газету несколько часов назад.

— А ты понимаешь, что это значит? — настаивал я. — Это ведь конец света, Уитли. Мы обречены!

Минуту он хранил молчание — лишь задумчиво смотрел на меня. Затем сказал:

— Ты объявился в самое что ни на есть подходящее время, Аллен. Как я уже говорил, я как раз намеревался просить тебя зайти, поскольку хотел сообщить кое-какие важные новости.

— Об этом? — спросил я, показав на газету, которую только что ему вручил.

— Нет, кое о чем другом, — ответил он. — Но, сдается мне, это не менее важно.

— Не менее важно? — повторил я недоверчиво.

Не ответив, он потянулся к столу за другой газетой и дал ее мне. Я заметил в углу страницы небольшое сообщение, обведенное синей ручкой.

— Она же вчерашняя! — сказал я.

— Знаю, — промолвил доктор. — Но все же прочти-ка статью в уголке. — Он ткнул пальцем в обведенную ручкой заметку.

В общем, сложив газету пополам, я прочел те несколько строчек, которые и привожу ниже:

Потухший вулкан пробудился

ЛИМА, Перу, 3-е июня — Сегодня с борта британского грузового судна 'Куинсленд', направлявшегося из Таити в Вальпараисо, была принята радиограмма. В ней говорилось, что, судя по всему, на острове Пасхи пробудился потухший вулкан. Прошлой ночью, сразу после полуночи, когда 'Куинсленд' проходил на расстоянии нескольких миль от указанного острова, экипаж корабля наблюдал столб красного огня или света, который, казалось, выстреливал прямо в воздух. Относительно извержения не было получено никакого подтверждения от руководства 'Чили Кампани', арендующей остров для выпаса скота. А сегодня стало известно, что радио на острове не отвечает уже больше четырех недель; причина подобного молчания неизвестна. Есть все основания полагать, что на острове Пасхи вновь вспыхнул потухший вулкан Рано-Кау — это полностью объяснило бы феномен, увиденный командой 'Куинсленда'.

Я опустил газету и недоуменно посмотрел на Уитли.

— И что тут важного? — спросил я. — Ради Бога, Джером, весь этот кошмар с Марсом...

Он оборвал меня, выпалив:

— Разве тебе раньше не приходилось уже слышать об острове Пасхи? Ну же, старина, вспоминай!

Я собирался было дать отрицательный ответ, когда меня внезапно осенило.

— А это, случаем, не то место, где пропал доктор Джон Холланд?

Лицо Уитли слегка омрачилось.

— Оно самое, — только и сказал он.

И тут в моей памяти всплыла вся история целиком. В свое время случившееся наделало много шуму, однако теперь, два года спустя, почти забылось — и только близкие друзья Холланда, одним из которых был доктор Уитли, помнили.

Доктор Холланд — молодой антрополог, занимавший высокое положение в университете, — отплыл на остров Пасхи с целью сорвать покров тайны, что издавна окутывал то место. Крошечный клочок земли, затерянный в Тихом океане на расстоянии двух тысяч миль от побережья Чили и более чем в тысяче миль от ближайшей суши, уже на протяжении многих лет оставался большой загадкой. Примерно шестьсот огромных каменных изваяний, разбросанных по территории острова, являли собой неразрешимую головоломку.

Если задуматься, это и в самом деле поразительно: шесть сотен каменных истуканов — многие превышают в высоту тридцать футов — установлены на травянистых склонах островка площадью несколько квадратных миль. Ученые уже не один раз трудились там и проводили раскопки, желая узнать историю происхождения изваяний. Однако им ничего так и не удалось выяснить ни о племени, что создало истуканов, ни об их предназначении — ничего, что пролило бы свет на тайну. Сокрытая дымкой времени раса, воздвигшая на острове статуи, канула в небытие, навеки покинув людскую память, и современный мир не способен был постичь деяния забытого народа.

И все же доктор Холланд, отправляясь на остров, нисколько не сомневался в своем успехе. Он говорил, что у него имеется новая теория, но ни с кем ею не делился, поскольку решил подождать, пока работа на острове подтвердит его идеи неопровержимыми фактами. Никто так и не узнал, чем он там занимался и что обнаружил, ведь однажды Холланд не вернулся из одной из своих исследовательских вылазок вглубь острова. А когда местные аборигены — кое-кто из шестидесяти-восьмидесяти работников скотоводческой компании — прочесали остров, то не нашли никаких признаков доктора.

Разумеется, исчезновение человека на таком крошечном клочке суши не могло не породить разного рода слухи. Университет даже отправил на розыски ученого или каких-нибудь его следов небольшой поисковый отряд, возглавляемый, насколько я помню, лично доктором Уитли. Но ничего так и не удалось обнаружить, и в конце концов команда пришла к выводу, что Холланд каким-то образом угодил в море и утонул.

История была странная, но, в сравнении с грозившей нам космической катастрофой, выглядела, мягко говоря, блекло. Однако, когда я поделился своими соображениями с доктором Уитли, лицо его стало очень серьезным и он, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, подался ко мне.

— Возможно, это намного важнее, чем тебе кажется, — сказал доктор. — Скажи, у тебя есть идеи, что могло случиться с Холландом?

Единственное мое предположение о судьбе антрополога совпадало с мнением всех остальных — он попросту сгинул в морской пучине. Именно это я Уитли и сказал.

— Ты так думаешь? — спросил он. — Все же в ночь своего исчезновения Холланд находился в самом центре острова — в нескольких милях от моря. И что, по-твоему, породило ту колонну красного свечения, которую видели с борта 'Куинсленда'?

Я так понимаю, это снова вспыхнул упомянутый в статье вулкан, — ответил я.

— Невозможно! — воскликнул он. — Я достаточно сведущ в геологии, и, уж поверь мне, Рано-Кау потух окончательно и бесповоротно: в свой визит на остров я лично осматривал вулкан и убедился в этом.

Его заявление удивило меня.

— Какая же еще сила природы, могла вызвать тот столб света? — спросил я. — Землетрясение?

— Возможно, природные стихии здесь совершенно ни при чем, — ответил Уитли тихо.

— Не думаешь ведь ты, что человек может сотворить нечто подобное?! — вскричал я.

— Не вполне уверен, что это дело рук человеческих, — сказал он, а затем, когда на моем лице, скорее всего, отразилось замешательство, добавил: — Считаешь, истуканы на острове высечены людьми?

— А почему нет? Я, конечно, всего лишь разок видел их изображения, но причин считать иначе у меня нет.

— Уверен? — спросил он. — Что ж, я изучил те статуи — и если это изваяния людей, то не тех людей, которых мы знаем! Они другие, чуждые, неземные. Ухо, к примеру, ничуть не похоже на человеческое — это длинный, похожий на веревку отросток. Да и лица тоже: вытянутые, худые, злобные на вид, лишенные всего людского. Нет, я убежден: те статуи ваялись не с нас и не нами.

— Но кто же еще, черт возьми, мог их изваять, если не люди? — спросил я. — И почему, скажи на милость, ты толкуешь обо всем этом именно сейчас? Нашел время!

Прежде чем ответить, он выдержал паузу. Его серьезное лицо озаряли решительность и непреклонность.

— Слушай, Аллан, — произнес он, — предположим, я сказал бы тебе, что, возможно, существует связь между тем таинственным островком и падающим на нас Марсом. Предположим, появился бы шанс — один шанс из миллиона, безусловно, но все-таки шанс — уберечь Землю от гибели, и для этого нужно было бы плыть на остров Пасхи. Ты бы отправился со мной?

Словно ужаленный, я вскочил с кресла.

— Неужели ты полагаешь?.. — начал я, но Уитли быстро прервал меня, сказав:

— Ничего я не полагаю, поскольку мне и самому известно крайне мало. Однако я расскажу тебе кое-что, о чем ты, наверное, еще не слышал. Три ночи назад (в ноль часов двадцать девять минут, если быть точным) все компасы на планете перестали показывать на север — их стрелки на несколько минут повернулись в другую сторону, а затем снова указали в северном направлении. Узнав об этом, я, чтобы удостовериться в истинности случившегося, выехал в Сан-Франциско. И все оказалось правдой. Позапрошлой ночью, приблизительно в двадцать четыре минуты первого, магнитная стрелка сдвинулась и указала почти строго на юг. Она пробыла в таком положении больше трех минут, а после — возвратилась в свое нормальное состояние. Странно, не правда ли? Почти так же странно, как несущийся в нашу сторону Марс.

С кораблей, находившихся далеко в Тихом океане, сообщили о точно таком же происшествии, уточнив, правда, что стрелка показывала на восток! А суда, идущие через Атлантику, доложили, что и у них произошло то же самое, не преминув, однако, заметить, что в те несколько минут стрелка отклонилась к западу! Понимаешь, что это значит? Каждую ночь нечто на несколько минут притягивает к себе стрелки всех компасов. И для того, чтобы отыскать средоточие этого притяжения, мне нужно было всего лишь начертить линии на крупномасштабной карте: от Сан-Франциско я провел черту почти строго на юг; от кораблей, шедших через Тихий океан, — на восток; от кораблей, которые сообщили об отклонениях, когда бороздили просторы Атлантики, — на запад и юго-запад. В точке пересечения этих линий и находится центр притяжения — та невообразимая сила, которая каждую ночь на несколько минут сводит на нет магнетизм северного магнитного полюса и словно бы переносит этот полюс в совершенно другую область земного шара. И линии на карте сошлись точно на острове Пасхи!

Ну а прошлой ночью — буквально несколько часов назад — явление повторилось снова. Я сидел за этим самым столом и следил за лежавшим передо мной компасом, когда внезапно, примерно в девятнадцать минут первого, его стрелка повернулась к югу, покачалась в таком положении несколько минут, а затем вернулась к привычной северной отметке. Я спрашивал себя: что сие значит? Какая сила на острове Пасхи притягивает подобным образом все магнитные стрелки? Озадачивало и еще кое-что: каждую ночь феномен проявлялся немного раньше — примерно на четыре минуты. 'Почему же?' — гадал я. И позже, когда вышли газеты, распространившие известие о Марсе, падающем на Землю, я вроде бы нащупал связь, и в разуме моем зародилась теория. В основу этой дикой гипотезы легли три небольших факта: столб красного света, замеченный с 'Куинсленда'; магнитная стрелка, отклонившаяся в то же самое время в сторону островка; и любопытное утверждение, услышанное мной от Холланда перед тем, как он отплыл на остров Пасхи. Сейчас я не могу рассказать тебе что-либо еще, поскольку и сам знаю лишь немногим больше. Но, несмотря на это, я спрашиваю тебя: готов ли ты сегодня же, этим самым утром, отправиться со мной на остров Пасхи? Мы сможем раздобыть гидроплан буквально за несколько часов.