Тьма на пороге

И вот, тот самый день. Меня поднимают ранним утром, исследуют тело от головы до пят и колют три ампулы багровой дряни, от которой кислит во рту и жутко чешутся подмышки. Потом дородный пиджак, курирующий мою вивисекцию, долго и нудно читает мои права и обязанности. Права помещаются в паре строк, а обязанности с возможными карами можно издавать двухтомником, подобно Войне и миру.

После техник проверяет строгач, а моё обычное лабораторное тряпьё меняют чёрным, странно тяжёлым костюмом. Похоже на боевой комплект. Техник поясняет, что ткань такая же экспериментальная, как и я. Устойчивая на разрыв, горение и воздействие агрессивных сред. Говорю же, точно, как я.

Пиджаки снимают меня сразу тремя камерами. Заставляют поворачиваться, приседать, подпрыгивать и расставлять руки в стороны. Не знаю, может просто издеваются напоследок.

Потом меня долго ведут узким серым коридором. Спереди и сзади топают молчаливые охранники. Тут, вроде работают не жабы, но тоже не очень приятные личности. Все четверо вооружены Сычами и держат дробовики весьма профессионально.

После — два пропускных пункта, и мы останавливаемся перед дверью. Ощущаю, что снаружи — свобода. Сегодня я, первый раз после целого месяца затворничества, увижу солнечный свет. В груди всё сжимается.

Дверь звенит и отъезжает в сторону. Свет дня кажется лучом огромного прожектора, который светит в лицо. Но даже через это слепящее сияние я вижу человека, который встречает меня.

Передо мной стоит Настя.

Пригород. Торговый центр

Все так старательно притворяются, будто не происходит ничего особенного, что от этого притворства натурально сводит скулы. Честно, всё происходящее напоминает дурацкую пародию на обычный день Сурка. Словно начинающим актёрам почему-то доверили играть роли в известном спектакле. Нет, все стараются, выучили текст и запомнили порядок реплик, но...Блин, со стороны видно, что всё представление — дерьмовое подражание.

Надя, как и прежде, травит анекдоты, но сегодня все её истории или не смешные, или затёртые языками до дыр. И словно этого мало, в глазах рассказчицы затаилась боль. И этого не спрятать за фальшивой улыбкой. И ещё, Надя непрерывно поглаживает дробовик. Так, словно пытается удостоверится в его реальном существовании.

Егору вреде как на самом деле смешно, однако Хоменко старательно избегает встречаться со мной взглядом. А когда не получается, я замечаю на бледном лице нечто среднее между растерянностью и ужасом. Тут всё понятно, без дополнительных пояснений: как-то Федя рассказывал, дескать у Хоменко патологическое отвращение к любым мутантам. Это — психологическое отклонение на самом грани фола. Ещё немного и парня просто не взяли бы в группу зачистки. Представляю, каково ему сидеть рядом со мной. Толку от того, сколько мы знаем друг друга и сколько сражались плечом к плечу. Подсознанию не прикажешь.

Фёдор сидит рядом со мной. Глаза у кума закрыты, точно он спит. Планшет свисает из сжатых пальцев и кажется, что при очередном прыжке нашего броневика электронная штуковина вырвется из рук и упадёт на пол. Но Молчанов уж точно не спит, просто не хочет ни с кем разговаривать.

С нами новенькая. Настя сидит в стороне от остальных и на то есть очень важные причины. Все в группе знают, какую роль сыграла Михальчук в том, что произошло со мной. Свежий синяк на скуле — последствие знакомства с Надей. Та сразу сказала, что если со мной приключится какая-нибудь неприятность, то одновременно издохнет и одна мерзкая тварь. Ну и в довесок к радостной встрече с новыми коллегами, Насте вручили особый подарок: украшение на шею, подобное моему.

Мы не успели нормально поговорить в тот день, когда меня выпустили из центра исследований. Почти сразу подъехал микроавтобус со знаком Управления, на котором приехали меня встречать Федя и Надя. Именно тогда Настя получила синяк на скуле и предупреждение. Понятное дело, ни о каких задушевных разговорах тогда и речи быть не могло.

Надежда при встрече обняла меня так, словно пыталась или раздавить, или сделать из нас единое целое. Пожалуй, я не мог бы назвать наши объятия дружескими. Разве, с моей стороны. И когда Надя таки отошла, то лицо она старательно воротила в сторону. Носом хлюпала. Федя сжал мою ладонь в своей и сведя брови к переносице, долго рассматривал глаза.

— Хрень какая-то, — сказал кум в конце концов. — Хоменко с бодуна с такими гляделками приползает. Там пиджаки ни хрена не напутали? Может, ложная тревога?

Оба мы отличено понимали, что никто ничего не напутал, да и кто бы дал умникам разрешение на потрошение обычного бойца? А вот что радовало, так это то, что для этой парочки я оставался их другом. Ну, для кого-то может и не совсем другом.

— А я говорила, — сварливо заметила Надя и коснулась пальцем красного опухшего века. — Говорил: иди ко мне жить. Я бы такой ерунды никогда в жизни не допустила.

Я заметил, что Настя с неким угрюмым интересом наблюдает за знаками внимания, которые оказывала мне Надя. Наблюдает, поглаживая опухающую скулу. Мне вдруг пришла в голову мысль, что сводить эту парочку в одной группе — не самая лучшая идея.

Забавно, что о своей судьбе я думал в самую последнюю очередь.

Понятно дело, что вернуться домой мне не разрешили. Да и как рассказал Фёдор, от квартиры осталась лишь голая коробка с почерневшими стенами. После тщательных исследований, моё жилище дезинфицировали самым радикальным способом. Если и уцелели какие-то вещи, то лишь в качестве научных образцов, которые едва ли вернутся к своему бывшему владельцу.

Но и возвращать меня в центр исследований никто не собирался. Папа подсуетился. Пару раз стукнул кулаком, нагнул некоторых особо наглых хомяков из отдела снабжения и выбил для меня комнату в общаге для молодых офицеров. Было дело, я уже жил там на заре своей карьеры. Карьера завершилась большой зловонной ямой, а я вернулся туда, откуда начинал.

В соседи мне определили Настю, а через комнату, как выяснилось, вёл холостой разгульный образ жизни некий Егор Хоменко. Как сказал Папа; буду под присмотром.

Ещё о хорошем. Кроме 'строгача' мне повесили ещё одно украшение: браслет-маршрутизатор, который должен был отслеживать все мои перемещения и сообщать, если я вдруг решу отправиться куда-то не туда. А такого 'не туда' для меня существовало пруд-пруди. Почти вся обитаемая территория города.

Но и тем весьма ограниченным открытым пространством, что осталось, я так и не успел воспользоваться. Буквально на следующий день позвонил Папа и сообщил, дескать принято решение использовать меня немедленно. Дабы проверить экспериментальный образец в действии, узнать, полезен ли, а заодно убедиться, что инфицированная особь не собирается переходить на тёмную сторону силы. Да, именно так, хоть это и может показаться смешным.

Кстати, звонил Папа мне на специальный телефон, способный лишь принимать вызовы. Так-то по виду — обычный аппарат, но все его функции оказались старательно заблокированы. Даже выхода в сеть не было, как будто я мог там что-то сломать или кому-то навредить. Хрен поймёшь наших умников с их синдромом пуганой вороны.

Надя притащила ко мне в комнату несколько кастрюль с борщами, пельменями и прочими салатами. После сидела за столом и подперев подбородок ладонями, следила, как я уничтожаю её кулинарные шедевры. Нет, реально, готовила Надюха так, что любые рестораны отдыхают. Я едва не лопнул, а гостья всё приговаривала, перемежая фразы вздохами, что я так сильно похудел, что аж свечусь. Но мной собирались тщательно заниматься и откормить до нужной кондиции.

После поболтали ни о чём, и Надежда уехала, строго настрого приказав, чтобы я ложился раньше и отдохнул, как следует. Мне показалось, что подруга чего-то ожидала, возможно, приглашения остаться. Но я был к такому не готов, честно. Видимо, дождавшись, пока обидчица удалится на безопасное расстояние, ко мне зашла Настя. М-да, уж если кто-то и похудел за прошедшее время, так это она. Кожа на лице Анастасии казалась тонким пергаментом, через который светятся кости.

Меня осмотрели, заставили высовывать язык и демонстрировать живот. Настя сделал какие-то пометки в планшете, что-то пробормотала в диктофон и достала шприц-инъектор с парой чёрных к4апсул в стволе.

— Ничего сказать не хочешь? — спросил я, когда тупое рыло инъектора уткнулось мне в шею.

— А что ты собственно хочешь услышать? — я ощутил резкую боль. — Если я извинюсь, это хоть что-то изменит? Или ты думаешь, что я была наивной дурой, которая не понимала, что делает и к чему это может привести?

— Но ты уже просила прощения, — медленно сказал я и потёр место укола. Настя исподлобья смотрела на меня. — Ещё тогда, раньше...Помнишь, я пришёл, а ты уснула? И во сне просила прощения. Так, словно от того простят тебя или нет, зависела твоя жизнь. Я тогда не понимал, перед кем ты так провинилась.

Настя криво усмехнулась и спрятала шприц в серебристый чемоданчик. Взяла его и подошла к двери. Постояла спиной ко мне.

— А почему ты думаешь, — очень тихо сказала Михальчук, — что я так виновата перед одним тобой? Лёня, ты просто не представляешь, сколько на моей совести всякого-разного. Но да, ты прав, тогда я просила прощения именно у тебя. Легче стало?

Очень хотелось подойти и обнять её. Да, несмотря на всё, что она натворила. Да, невзирая на то, что случилось со мной. Обнять и прижать к себе.

Но я остался сидеть, а Настя открыла дверь и вышла. Даже не попрощалась.

И вот мы едем к месту операции, а я наблюдаю за представлением провинциальной труппы нелепых пародистов. Очень хорошо, что броневик начинает замедлять ход, а водитель поворачивает голову и говорит, что мы уже почти приехали.

В этот момент Фёдор прекращает казаться спящим и крутанув планшет между пальцев, привычным движением прячет его в специальный карман на груди. Надя обрывает анекдот на середине, а Егор, уже изготовившийся к смеху, закрывает рот и хлопает себя по поясу. Боковым зрением перехватываю пристальный взгляд Насти, но когда поворачиваю голову, Михальчук уже глядит в окно.

Судя по невысоким домикам вокруг и обилию деревьев, нас привезли куда-то в пригород. Достаточно редкое место для наших операций. Жителей здесь практически не осталось и казалось бы — раздолье для врага: можно долго прятаться, не опасаясь быть замеченным и уничтоженным. Однако же, единицы, которые продолжают жить в подобном захолустье либо очень старые, непригодные для заражения, либо за годы катастрофы превратились в настоящих экспертов по выживанию. Встречали мы уже таких и как показалось лично мне, большинство способно дать фору лучшим работникам Управления.

В этот раз произошло нечто непонятное. Наша цель — коробка недостроенного торгового центра на самой окраине города. Ещё до начала всех неприятностей кто-то задумал преобразовать эту часть пригорода в и построить спальный район. Начал с возведения огромного бетонного куба. На этом всё и закончилось.

Вообще-то подобные объекты положено проверять. Не только на предмет заражения, но и просто на всякий случай. Мало ли кто там может обосноваться, кроме заражённых — бандиты, например, или опасные дикие животные. Однако, как и многие другие вещи, разгильдяйство в этом мире укоренилось настолько прочно, что его не вытравить даже напалмом.

Короче, дом никто не проверял, как минимум год. А где-то, эдак с месяц назад, один из местных аборигенов обратил внимание на то, что в сумерках по улицам стали шастать подозрительные тени. И чем дальше — тем всё больше. А ещё чуть позже количество местных жителей и без того ничтожное, начало стремительно сокращаться. Когда же в один из жилых домов среди ночи попытались вломиться, едва не выбив толстую металлическую дверь, стало ясно: дело — дрянь.

Район, как это обычно и происходит, оцепили, эвакуировали пару десятков уцелевших и теперь ожидали, пока приедет группа зачистки.

Мы, то есть.

Броневик дёргается и замирает на месте. Водитель суёт в открытую дверь лопоухую голову и желает нам счастливой охоты. Кажется, он не до конца понимает, что в нашей группе произошли некие знаковые перемены, поэтому напряжённая атмосфера его нервирует.

В ушах щёлкает и объявляется Зина.

— С добрым утром, мальчики и девочки, — воркует она. — Надеюсь, не скучали? Особый привет нашему темноглазому мальчику. Лёня, тут у меня под боком поселился взаправдашний серпентариум, только вот жаб не хватает, для полного счастья. И не поверишь, все к тебе с таким интересом, ну почти сексуальным. А там, кто их знает, я у них ориентацию не проверяла.

— В гробу я видал их интерес, — я подхватываю свой слегка модифицированный Кочет и следом за Федей лезу наружу. Тут уже топчется Егор, проверяющий верный пулемёт. — Пусть деньгами передадут.

Недостроенный центр — как на ладони. Огромный серый куб, посреди изрытого канавами и ямами поля. Утро сегодня пасмурное и туманное, так что здание напоминает нечто призрачное, вроде замка привидений из того смешного ужастика, который мы как-то смотрели с...

Чёрт, не самое лучшее время и место, чтобы предаваться ненужной лирике.

— Жахнуть бы по ей бонбой, ядрёной, — бормочет Его и с лязгом вставляет пулемётную ленту. — Какого чёрта задницы понапрасну подставлять?

— Тебе, дураку, волю дай, так ты полгорода бомбами закидаешь, — надежда косится на Настю. Та предпочитает стоять за моей спиной, — чтобы только свой драгоценный зад сберечь. А для чего, кстати, ты его бережёшь-то? Думала, для нормальных мужиков другой орган более ценен.

— Отставить глупости молоть, — Фёдор подходит к паре мужчин средних лет, которые беседую у открытой двери армейского джипа. Оба в штатском, но по выправке чётко определяются военные. — Командир группы Дьявол — Фёдор Молчанов. Прибыл для выполнения поставленного задания.

Оба незнакомца жмут ему руку, но смотрят через плечо Феди. На меня смотрят. С холодным таким интересом смотрят. Пока меня изучают, над головами стрекочет вертушку и садится в полусотне метров от нас. Туман, как мне кажется, становится плотнее и те броневики, что стояли в оцеплении слева и справа, мало-помалу скрываются в непроглядной серой мути. Это — плохо.

— Как ты? — Надя берёт меня под локоть и смотрит в глаза. — Красавец! Но я тебя, Лёнечка и такого люблю.

Она не шутит, совсем не шутит.

Настя приставляет к моей шее тупое рыло шприца, и я ощущаю два болезненных удара. На мгновение голова начинает кружиться, а спустя пару мгновений тело становится лёгким, словно воздушный шар. Возвращается Фёдор. ОН кажется задумчивым.

— Внутрь заходим только мы, — сообщает командир. — Остальным группам приказано контролировать входы здания и не вмешиваться.

— Это как же? — пыхтит Егор. — В смысле: такая огромная байда и нам её вчетвером зачищать? Да они там с дуба рухнули или чего?

— Цель операции — не зачистка, — Федя смотрит на меня. — Это лишь побочка. Приоритеты сегодня совсем другие.

— Смекаешь, Лёнечка? — воркует Зина. — Недаром тут настоящий консилиум патологоанатомов-гомеопатов собрался. Им так интересно посмотреть на тебя в деле, что все аж из трусов выпрыгивают.