Служба поддержки

Как только адреналин от удавшегося, по мнению Ярика, розыгрыша схлынул, в голову полезли иные хулиганские мысли. А почему бы не нарядиться каким-нибудь 'равшаном' (прости, Рустам!) и не нагрянуть к подруге, без приглашения, с предложением помощи, беспощадно коверкая русский язык в духе 'натщяльнихе, окнама памыть нада, да?' Определенно, что-то в этой идее есть — родители девушки точно будут в восторге. А заодно и с юной прелестницей пообщаться доведется. Заметано, приступаем!

Как назло, в кладовке у Ярослава висел только обширный набор фартуков, доставшихся от любимой, но уже покойной бабушки. Фартуки были наследством — в той же мере, что и квартира-однушка возле метро. Родители, в свое время махнувшие на воспитание любимого потомка всеми возможными конечностями, не возражали против его переселения. Отец даже прочел небольшую лекцию о пользе самостоятельной жизни в юном возрасте.

Внимательно изучив комплект потенциальной экипировки и осознав, что по стилю тот не соответствует задумке, молодой человек пожал плечами и принял решение выкинуть маскарад из плана, справедливо полагая, что чем проще, тем лучше. Допил уже третью кружку чая, проверил газ, выключил комп — и вышел на улицу, навстречу лету и отличному дню.

Чтобы добраться до цели, можно было пройти по улице до проспекта, там некоторое время ждать трамвай, проехать пять остановок, а затем снова топать по асфальту до нужного дома. У Ярослава не было настроения толкаться локтями с пассажирами общественного транспорта, поэтому он решил держать курс дворами, напрямик. От мыслей о транспорте вспомнился Толстяк на 'Майбахе'.

А вот интересно, размышлял Ярик, энергично шурша кроссовками: какой в принципе имеется смысл разъезжать по городу на дорогой машине? Двигатель, насколько помнилось из прочитанного в случайной статье, там стоит такой, что можно на танк воткнуть. И танк худо-бедно, но поползет. А ежели в пробке пролетит рядом шальной велосипедист, заденет педалью дверцу — ремонта будет, как на подержанный 'Фольксваген'. Нет, все-таки богатые люди — поголовно со своими причудами. И вот что хотелось бы понять: это они из-за особенностей мышления так 'поднялись' — или рекомые особенности суть побочный эффект от подъема на вершину пищевой пирамиды?

Тем временем дворы закончились. Ярослав пересек последнюю 'зебру' на пути к жилищу объекта воздыхания, завернул к парадным и удачно нырнул в подъезд, поблагодарив выходивших навстречу троих подростков — как на подбор, рыжего, русого и кудрявого брюнета. Звонок в домофон испортил бы весь сюрприз.

Но сюрприз ждал самого Ярослава. Дверь в квартиру Ирины была незаметно, едва-едва приоткрыта. Просто не захлопнута до срабатывания защелки. И звуки из-за двери доносились, как минимум, неожиданные.

Ярик взмок. Ему живо представились грабители, шурующие в уютном семейном гнезде любимой девушки. А может, даже и не грабители. Может, и насильники. Групповые. Забыв про выключенный телефон, про полицию и про собственную безопасность, молодой человек отважно, но осторожно приоткрыл дверь и просочился внутрь, зажав в кулаке тяжелую связку ключей.

Звуки доносились из Иришкиной комнаты. Странно. В квартире вроде бы порядок. И никого постороннего не наблюдается. Да и не постороннего тоже. Наверное, согнали всех в одно помещение и пытают! Ярик собрался с духом, закусил губу, подкрался — и c пинка открыл нужную дверь.

Пару мгновений сознание отказывалось воспринимать открывшееся. Как будто Ярослав смотрел на картину Дали или Босха: детали, детали, детали... И все это как-то не укладывалось в паззл, словно мозг не хотел переваривать происходящее. А потом что-то щелкнуло в голове, и он понял, откуда взялся этот ступор.

На разложенном диване, — на том самом, где Ярослав так любил сидеть, закинув ногу на ногу, и пить чай, фонтанируя байками и веселя очаровательную слушательницу, любуясь ее хулиганской улыбкой — так вот, на диване, разложенном и заправленном смятыми, скомканными простынями, явно влажными и пропахшими телесными ароматами, его лучший друг Рустам, — с которым и в огонь, и в воду, и за пивом — и девушка, которую он, Ярослав, казалось, так любил еще пару секунд назад, о которой мечтал, грезил, фантазировал и даже откровенно воображал, — самозабвенно занимались сексом.

Эмоций не было никаких. Нет, наверное, на самом деле, они были. Где-то там, где обычно зарождаются все чувства человека. Просто сейчас, в данный момент, это загадочное место было бесконечно удалено от Ярика. И в голове шуршало и царапалось только одно: 'Зачем?'

— Ира. Рустам. Зачем?

Парочка наконец заметила постороннего — Ярослав отстраненно даже восхитился их вовлеченностью в процесс. Ира взвизгнула и каким-то неимоверной гибкости маневром выскользнула из-под Рустама, спрятав лицо в подушку. Сам Рустам густо покраснел. Вернее, потемнел, потому что от природы был смуглый до бронзовости. Поднял взгляд, отвел, снова поднял. В глазах друга — друга ли? — читалась такая безумная смесь вины, досады, вызова и злости, что Ярослав просто развернулся и вышел. Постоял в коридоре, послушал дуэт яростного шепота за спиной. Вдохнул, выдохнул. Прошел на знакомую кухню, выпил воды из-под крана, посмотрел в окно. И отправился на улицу.

-3—

Рустам догнал его на переходе, на ходу застегивая рубашку и шумно отдуваясь. Попытался схватить за локоть, но тут же отдернул руку. Они молча перешли дорогу, и тогда бывший товарищ заговорил:

— Ярик... Брат... Да не, ну какой я тебе теперь 'брат'. Я понимаю... Ты меня теперь ненавидеть должен, — от нахлынувших эмоций молодой узбек рубил фразы и слегка путался в порядке слов.

— Слушай, мы же с Ирой, — Ярослав отметил это 'мы', продолжая молчать и сосредоточенно шагая в сторону дома, — да, мы с ней давно тебе все сказать хотели. Но нам было страшно. Понимаешь? Очень страшно. И я, и она... Мы не хотели потерять друга. И потому молчали.

— Ну вот и как вам теперь? — не выдержал Ярик. — Уже не страшно? Уже не боитесь?

Рустам выглядел так, словно его побили. Точнее, били кого-то другого, а он стоял рядом и не мог ничего поделать. Эмоции все никак не могли догнать Ярослава, и он наконец остановился, развернулся к бывшему другу и выжидательно уставился ему в глаза. Молчание длилось, и длилось, и длилось... Нарушить его решил сам 'пострадавший'.

— Скажи мне, брат, — Рустам дернулся, но взгляда не отвел. — Что говорит Коран о том, когда мужчина уводит у друга женщину?

— Но ведь она не была твоей! — узбек вскинул руки, но быстро понурился. — Ну да, я понимаю... Ты-то не знал. Брат, слушай, Аллахом клянусь — я не имел целью нанести тебе оскорбления или урона чести. Просто... Мы любим друг друга. Понимаешь?

— Понимаю. Но — понимать не хочу, — Ярослав скривился. — Да, как-то не очень доступно объяснил... Но именно так я сейчас себя и ощущаю. Все, иди к ней. Давай-давай, топай. А я буду... Понимать. Тот еще процесс.

Рустам хотел добавить еще что-то, но его собеседник уже развернулся и снова направился во дворы. Ему действительно все было кристально ясно. И он признавал, что на месте друга — все-таки друга — он, возможно, поступил бы ровно так же. И более адекватной стратегии для подобного случая пока представить не мог. Не факт, что ее в принципе не существовало — просто решение было либо крайне непростым, либо предельно банальным, и Ярик не мог его в данный момент ухватить рассудком.

А потом переживания все-таки настигли его, в каком-то из уютных маленьких скверов, возле одного из детских садов, бывших неотъемлемой частью двора в каждом микрорайоне... Ярик рухнул на удачно подвернувшуюся скамейку, уткнул лицо в ладони и застонал. Стиснув зубы, часто дыша, чтобы не разрыдаться от боли, но вполне ясно и отчетливо.

За спиной гомонили дети, покрикивала воспитательница, в кустах надрывался какой-то суматошный птах. День перевалил за экватор. Солнце, просеянное редким ситом листвы, ласково гладило Ярослава по голове. А он все сидел, покачивался из стороны в сторону и держался за голову, будто боялся, что она взорвется или отвалится. На душе было пусто. И холодно.

Впрочем, все, что имеет начало, имеет и свой конец. В какой-то момент Ярославу стало скучно жалеть себя, да и скамейка оказалась на редкость жесткой и неудобной. Встав и потянувшись, он сориентировался в пространстве. Ага, это за пару улиц от дома. Ну, видимо, надо идти и думать, как жить дальше.

Думалось, если объективно, с трудом. На визуальную память Ярослав никогда не жаловался, поэтому стоило определенных усилий отогнать от внутреннего взора так впечатливший его кадр с диваном. К тому же, чтобы жизнь не казалась малиной от слова 'совсем', в голове у молодого человека звучал назойливый внутренний диалог.

Нет, ну как она могла, возмущался Ярослав. Нет, ну как он-то мог, заплескивало гневом преданного и брошенного другом студента. Вот же сволочи! Ненавижу!

— Так, стоп — вмешивался кто-то другой. Судя по вдумчивым и убедительным ноткам, это была та часть личности, которая отвечала за рациональное. — Стоп, Ярик, остановись, — вещал сей глас разума. — Ты не можешь заставить человека любить себя. Не можешь ведь?

— Ну что значит, не могу? — парировал первый голос. — Очень даже могу! Наручниками к батарее, чтобы не сбежала, и...

— И что дальше? — вкрадчиво интересовалось 'рацио'. Ярик сопел, пыхтел, краснел, злился, но придумать что-нибудь внятное не получалось. И тогда второй голос успокаивающе, словно разговаривая с ребенком, увещевал:

— Вот и все нужные тебе ответы. Да, мир несправедлив. Да, твои друзья — тоже люди, и у них есть свои чувства, желания и видение ситуации. Ты — это ты. А они — не ты. И хорошо бы постараться их понять.

— Да не хочу я никого понимать! — теперь до Ярослава дошло, что это бузит его собственная эмоциональная компонента, доставшаяся в наследство от 'диких, диких обезьян'. — Не хочу, не буду, пошли они все 'на', 'в' и еще по сотне известных всему обиженному человечеству адресов!

Голоса спорили, голова пухла. Солнце начало постреливать в глаза вызывающе ярко, дети во дворе орали противными визгливыми голосками, даже птицы умудрялись раздражать своим чвирканьем. Надо что-то делать с этим бедламом, заявил у Ярослава в голове некто третий, безразлично наблюдавший за конфликтом. Ярик был с ним категорически согласен. И вот, в качестве тактики противодействия было принято отчаянное решение: глазеть по сторонам.

Возможно, именно оно привело к тому, что минут через пять Ярик обратил внимание на знакомый матовый отблеск из-за кустов, прикрывавших один из дворовых проездов. Вот интересно, мелькнула в голове отстраненная мысль, сколько вообще в этом городе 'Майбахов' и как часто они катаются по нашему району мимо помоек?

А следом в голове прошмыгнуло закономерное для эмоционально расшатанной психики ощущение не вполне отчетливой опасности. Причем исходило оно именно от автомобиля. Молодой человек подобрался и как-то непроизвольно отвернул в сторону от начального маршрута — подальше от невнятной угрозы.

Раздалось тихое, на грани слышимости урчание двигателя. Машина плавно покатилась наперерез, и Ярик инстинктивно среагировал — развернувшись обратно, он побежал внутрь двора, в сторону детсада, перепрыгивая через кусты и скамейки в сквере, распугивая бабушек, детей и голубиные тусовки.

По его расчетам, автомобилю требовалось обогнуть весь двор по внутреннему периметру. В меру энергичный и спортивный студент успевал добежать до арки на противоположной стороне гораздо быстрее. Это был отличный план, и он просто обязан был сработать.

Но под аркой Ярослава уже ждали. Точнее, ждал один человек. Громоздкая фигура блеснула лысиной, и последним, что отпечаталось в памяти, было знакомое жирное кваканье, от которого ожидаемо заныло в висках.

Только на этот раз оно действительно вывернуло Ярика наизнанку. Небо запрокинулось, солнце раскаленным угольком свалилось в глаза... А больше он ничего не видел и не слышал.

* * *

— ...Я ведь еще вчера сообщил вам, Весьма Уважаемый Гозо Шан, что полностью согласен взяться за ваше дело, — привел Ярослава в сознание довольно приятный, с оттенком некоторого самолюбования, голос. Ничего не болело, голова не кружилась, звуки воспринимались отчетливо и ясно. Вот только ощущение было такое, будто он очень, очень устал, и даже поднять веки и осмотреться стало абсолютно непосильным делом. Голос тем временем продолжал мягко упрекать:

— А вы мне приволокли этого молодого Человека. Да, это он мне звонил с утра. Я понимаю. Конечно же, я понимаю ваши мотивы. Вы хотите, чтобы я убедился и зафиксировал, что даже в условиях давления и стресса вы не совершаете необратимого насилия, в чем вас так яростно обвиняет Секракх. Но поймите и вы — с точки зрения местных Людей, похищение противозаконно. И, что важнее, неэтично.

В ответ раздалось знакомое, но теперь какое-то приглушенное и смущенное хрипение и кваканье. Странно, подумалось Ярославу, никакого эффекта. Голова не болит, не кружится... Даже не мутит. Привык, что ли.

— Нет, вы меня простите, но говорить будем на их языке. Человек уже очнулся от оглушения. Он должен получить ваши извинения, должен воспользоваться правом на информацию и должен принять выбор.

Ярослава словно 'включили'. Внезапно вернулись силы, даже как будто с избытком. Вместе с ними возвратилось ощущение тела — и Ярик понял, что до этого момента лежал на удобном кожаном диване, достаточно длинном, чтобы ноги не свешивались с края. Мда, диваны начали играть в его жизни какую-то фатальную роль...

Открыв глаза, а затем успешно сев, молодой человек первым делом обнаружил, что его беззастенчиво обсуждают двое. Уже знакомый ему Толстяк — и некий лощеный тип, которого воображение тут же окрестило Незнакомцем. Толстяк выглядел на удивление мирно, сидел практически с краю довольно удобного на вид кресла для посетителей — и странных звуков более не издавал. Незнакомец располагался напротив, за шикарным письменным столом, водрузив локти на столешницу и уместив подбородок на скрещенные пальцы. Он изучающе, но благожелательно смотрел на Ярослава в упор. Практически не моргая.

— Здравствуйте, Ярослав, — приятный голос удавался Незнакомцу практически при полном отсутствии любых шевелений губами.

— Крайне удовлетворительно видеть вас в сознании. Как вы уже, наверное, успели услышать и, надеюсь, понять, — на слово 'понять' было сделано выразительное ударение, — мой клиент, Весьма Уважаемый Гозо Шан, не имел намерений нанести вам физического, психического или морального вреда.

Ярик неохотно кивнул. Ну да, не имел, как же. Чуть 'танком' своим не задавил. Впрочем, отбросив эмоции, можно было в целом согласиться, что таранить 'Майбахом' отнюдь не богатого студента вышло бы дороже самому владельцу 'Майбаха', так что в словах Незнакомца был определенный резон.

Толстяк тем временем откашлялся, приосанился, встал — Ярослав на всякий случай отодвинулся (как ему самому показалось, плавно и незаметно) — и неожиданно человеческим, хоть и очень низким голосом выдал: