Меня проводили в небольшой "гостиничный номер" в том же подвальном этаже, состоявший из узкого коридорчика-прихожей, крохотной душевой и комнатки примерно три на три метра, разумеется, без окон. Всё это на самом деле напоминало одноместный номер в гостинице: кровать у стены, тумбочка, письменный стол с деревянным стулом, небольшое кресло. Мебель казалась мне странной, смутно-знакомой. Потом я поняла — она была новой, но очень старомодной, словно из восьмидесятых годов прошлого века.

Светлана открыла шкаф в прихожей, достала оттуда постельное бельё, полотенца, халат:

— Простите, Ната, но пока ничего другого предложить не можем. Я сейчас постараюсь подобрать вам что-нибудь из одежды, ну и с обедом разберусь. Не бойтесь, это не больница, и не секретная лаборатория. Это просто дежурное помещение для сотрудников, вынужденных заночевать на работе. Устраивайтесь, я скоро вернусь.

Она ушла, а я тупо смотрела на стопку белья на кровати. Потом заставила себя шевелиться, хотя хотелось только сидеть и плакать. Не от жалости к себе, а от непонимания — где я, что произошло, что будет дальше? Всё же застелила кровать, снова накрыла её гобеленовым покрывалом — я такие только в детстве видела. Ещё бы гобеленовый коврик с оленями или Красной Шапочкой, о которых слышала от старших, и всё — подумала бы, что провалилась в прошлое. Но компьютеры, увиденные мной и в той разгромленной лаборатории, и здесь, в этой непонятной организации, да и другая техника, которую я успела заметить краем глаза, были очень даже современными.

Застелив постель, заглянула в душевую, осмотрела шкафчик: одноразовые упаковочки мыла, шампуня, пасты, зубная щётка в упаковке, пакетик с одноразовыми бритвами и маленький тюбик крема для бритья, расчёска — всё рассчитано и на мужчин, и на женщин. Бритвы меня немного успокоили — если бы хозяева этой комнаты думали, что я не в себе, наверняка убрали бы столь опасные предметы.

Ещё раз осмотрела комнату, шкаф, в котором обнаружила два комплекта постельного белья, запасные одеяло и подушку. В тумбочке было пусто, в ящике стола лежали стопка бумаги, упаковка простых карандашей, несколько ручек, калькулятор. Снова огляделась. Над кроватью заметила небольшую картинку под жёстким прозрачным пластиком, закатанную в жестяную рамочку. Какой-то пейзаж. Кажется, раньше такое называли эстампом. Над столом круглые часы со стрелками, беззвучно передвигавшимися по циферблату. Наверное, здесь не хотели раздражать постояльцев так успокаивающим меня тиканьем.

Я вздохнула и села в непривычно жёсткое кресло. Удобно, хоть не проваливаешься, и спину держит. Снова накатила безысходность, непонимание происходящего, захотелось сжаться в комок, закрыть глаза, отключиться от всего. Заставила себя разогнуться — и так уже один раз поспала, не дай бог, проснусь ещё где-нибудь, и всё начнётся сначала. Взяла бумагу, карандаш, стала рисовать, просто для себя, чтобы успокоиться. Рисовать я особо не умею, но и особых уродств не создаю — так, обычные почеркушки.

— Рада, что вы нашли, чем себя занять, — в дверях, катя перед собой сервировочный столик, появилась Светлана. — Прибыл ваш обед. Не волнуйтесь, всё абсолютно безопасно для вас. А это одежда и всё необходимое на первое время. Вы простите, но нам необходимо ненадолго взять ваши вещи.

Она поставила на кровать большую спортивную сумку, потом выставила на стол миску с каким-то супом, тарелку с котлетой и картофельным пюре, стакан с чаем:

— Приятного аппетита. Не волнуйтесь, у вас пока выявлена лишь повышенная чувствительность к валерьянке, она действует на вас, как сильное снотворное. Во всём остальном всё в норме.

Я слушала, не совсем понимая, потом переспросила:

— Как вы могли это узнать?

— Мы же брали у вас анализ крови, — удивилась уже Светлана.

— Но всего часа два назад, и разве он...

— Больше трёх, и этого вполне достаточно, — она была очень серьёзна. — Видимо, вы не привыкли к такому. Но я говорю правду, и вся наша еда для вас столь же съедобна, как и для нас самих. А наши повара готовят очень вкусно, поверьте.

Я не стала упираться — толку никакого, не с голоду же помирать, — и взялась за ложку. Суп оказался рисовым, с кусочками курицы, и — невероятно! — настоящей, а не той безвкусной "птичьей сои", которую у нас выращивают под видом бройлерных цыплят. Второе тоже напомнило мне детство — раньше так в столовых готовили, и люди ещё нос воротили, глупые. Интересно, как у меня мозг переключился: только полчаса назад хотела биться головой о стену, а теперь радуюсь забытому вкусу детства. И чай тот самый, из столовой, да ещё и с рассыпчатыми маковыми сушками.

Пока я обедала, Светлана распаковывала сумку:

— Рубашки — две штуки, брюки спортивные из хлопка — две штуки, носки хлопковые — две пары, бельё — два комплекта, ночнушки — две штуки. Ещё нормальная расчёска, кое-какая гигиена — нечего казённой пользоваться. Да, ещё обувь, вроде, это ваш размер. Вы позволите мне посмотреть ваши рисунки?

— Пожалуйста, — я пожала плечами, ведь скрывать мне было нечего.

— Вам что-нибудь ещё нужно? — Светлана собрала со стола тарелки. Я осмотрелась. Сейчас мне хотелось лишь одного — отключить мозги. Но сделать это можно по-разному. Можно уснуть... и бояться, что проснёшься ещё где-нибудь. А можно чем-нибудь занять себя, самое надёжное — чтением. Это не мной придумано, об этом учёные говорят: лучший способ успокоиться и прийти в себя — хорошая книга. Я взглянула на Светлану:

— Если возможно, то книги. Что-нибудь не глупое, но и не заумное, весёлое, фантастику какую-нибудь, юмористическую или простую, но без особых боёв, я даже не знаю... Классику я сейчас точно не осилю, а дамские романы...

Светлана поняла, что я хотела сказать:

— Хорошо, я узнаю.

Она вышла из комнаты, и я снова осталась одна.

Светлана появилась часа через три. За это время я успела вымыться — после сна в той каморке, под грудой тряпья, мне казалось, что всё тело в смазке или мазуте, хотя ничего такого там, вроде, не было, — переодеться в "казённую" одежду, которая на самом деле была совершенно новой, только из магазина, даже с ценниками, порисовать, и думала, думала, думала.

— Простите, что заставила вас ждать, — женщина была столь же активна, как и днём, хотя наверняка успела переделать много дел. Она снова катила столик, теперь уже с ужином.

— Держите, а вот и вода на ночь, если захотите пить, и печенье. А это книги и проигрыватель с копиями вашей музыки. Телефон мы вам пока вернуть не можем, извините.

Я быстро поужинала, и Светлана ушла, забрав посуду и мою прежнюю одежду. Мне остались лишь музыка, которая сейчас только ухудшила бы и так не радужное настроение, и стопка книг, явно не новых, некоторые же вообще были зачитаны до ветхости — видимо, их собирали у работающих здесь людей. Я взяла верхнюю книгу из стопки, и на время отключилась от всех проблем. Пустые проходные фантастические рассказы стали для меня тем, чем крепкий алкоголь является для пьяниц, и вынырнула я из книжного забытья лишь в первом часу ночи, да и то лишь для того, чтобы сразу уснуть.

* * *

Меня разбудила Светлана:

— Доброе утро. Уже девятый час, вам пора вставать. Ваш завтрак. Через час с вами будут говорить Марина Алексеевна и Андрей Иванович, поторопитесь.

Разговор был длинным, но очень похожим на вчерашний. Меня спрашивали о моём прошлом, снова и снова уточняли детали предыдущего дня, просили рассказать о хранившихся в моём телефоне записях, и оставили одну лишь перед самым обедом, который снова привезла Светлана. Вторую половину дня я читала, успев "проглотить" две книги и начать третью.

На четвёртый день такого "одиночного заключения" ко мне пришли не только уже знакомые Марина Алексеевна и Андрей Иванович, но и подтянутый пожилой мужчина, представившийся Петром Анатольевичем. Он, как я вскоре поняла, и был главным руководителем всей этой организации.

— Здравствуйте, Ната. Вижу, вы не унываете, — он вежливо кивнул, и сел в кресло, остальные заняли кровать, так что мне остался стул. Мужчина же продолжил:

— Прошу простить нас за столь долгую изоляцию вас от мира, но вы сами, надеюсь, понимаете, что это было вызвано необходимостью, а не нашей прихотью. Мы перепроверяли ваши слова, да и многое другое. Теперь ситуация стала более понятной, хотя и не очень благоприятной для всех нас. Но и не плохой, уверяю! Ничего катастрофического не произошло, но проблем впереди много. Вы позволите объяснить?

Я кивнула, хотя вопрос был просто данью нормам этикета, и от моего мнения ничего не зависело. Пётр Анатольевич сел поудобнее, упёр руки в колени, и стал объяснять.

— Как вы, наверное, уже поняли, вы сейчас находитесь не в своём родном мире. Оказались вы здесь наполовину случайно. Наполовину — потому что эксперимент, насколько мы выяснили, был запланирован довольно давно, даже руководство института было поставлено в известность, но прошлые опыты не давали результатов. Последняя попытка доказать теорию Михаила Петровича удалась, но на линии пересечения пространств оказались вы, нечаянно перешагнув своеобразный "водораздел". Если бы дело заключалось лишь в этом, мы смогли бы вернуть вас обратно, даже не требовали бы молчания — насколько я понял, в вашем мире эксперименты с пространством не проводятся, и вам бы всё равно не поверили. Но беда в том, что, пока вы спали под действием успокоительного, в лабораторию ворвались неизвестные, уничтоживи приборы и записи, и увезли профессора в неизвестном направлении, а его ассистент был тяжело ранен. Он, кстати, о вас ничего не знает — пришёл в лабораторию как раз в разгар погрома. Вас нападавшие не заметили, поэтому вы и не пострадали. Михаил Петрович успел спрятать вас в последний момент.

Я слушала, иногда кивая головой. Кое о чём я догадалась и так, но то, что человек у двери — не Михаил Петрович, — не знала. Классический сюжет фантастики, вон, стопка книг, там каждый второй рассказ о подобном же. Пётр Алексеевич продолжал:

— Возвращение вас в ваш мир — дело не безнадёжное. Нам удалось восстановить некоторые данные из разбитого компьютера, многое было записано от руки в том журнале экспериментов, о котором вы нам сказали. Профессор — человек старой школы, и дублировал всё в той тетради, которую успел сунуть в одеяла. Мы ищем и самого Михаила Петровича, надеемся, что он жив и здоров — похитителям слишком нужны его знания, чтобы причинить ему вред. Но в любом случае вопрос с возвращением вас в ваш мир будет решаться с привлечением многих специалистов. К сожалению, это дело очень долгое, а вы не можете жить здесь, в этой комнате, столько времени. Вы ведь получили высшее образование, так? Умеете работать с документами? У нас есть к вам предложение: мы берём вас на работу в архив, помощницей заведующей — она всё объяснит, работа там не очень сложная. Через некоторое время предоставим вам служебное жильё, а пока вы поживёте у Светланы, и привыкнете к нашему миру. Как вам такое предложение?

Я кивнула, не думая — выбора у меня, по сути, не было. Хотя всё это казалось очень странным: к ним попадает человек из другого мира, а его не таскают по исследовательским институтам, не растаскивают на атомы, пытаясь всё объяснить, а довольно буднично предлагают работу, даже с жильём.

— Что от меня потребуется? — я задала вопрос буквально "на автомате". Пётр Анатольевич кивнул:

— Марина Алексеевна, прошу вас.

Женщина стала объяснять:

— Вы будете работать помощницей заведующей архивом, пока на полставки, а когда полностью освоитесь, посмотрим, может, и на полную переведём. Ставки у нас довольно высокие, так что на жизнь вам хватит. О своём происхождении советую не распространяться, хотя никаких обязательств мы на вас в этом не налагаем — это ваше личное решение. Но огласка может вам повредить, предупреждаю. Архив относится к моему отделу, поэтому вашей начальницей буду именно я, конечно, не в вопросах, касающихся работы самого архива. На ближайшие две недели вам предоставлен ознакомительный оплачиваемый период, за это время вы должны будете освоиться в нашем мире, познакомиться со спецификой работы нашей организации, требованиями к сотрудникам. В дальнейшем вы будете обязаны соблюдать эти требования. Также вы не будете иметь права переехать куда-либо по собственному желанию. Выполнение этого условия необходимо в первую очередь вам самой — когда мы восстановим приборы Михаила Петровича, то хотели бы искать вас, чтобы вернуть домой.

— Вы забыли ещё об одном, — напомнил ей Пётр Анатольевич.

— Да, простите. Вы должны будете периодически проходить медосмотры и обследования. Вы сами понимаете, почему. Это необходимо и вам, и нам. Также иногда нам могут потребоваться рассказы о вашей родине.

— Я всё поняла, — кивнула я. — Когда?..

— В конце рабочего дня Светлана зайдёт за вами, и отвезёт к себе. Впереди выходные, за это время вы успеете купить себе одежду — мы обеспечим вас необходимой на первое время суммой.

Я снова кивнула.

* * *

Ехали мы на служебной машине — так решил Пётр Анатольевич. Я сидела на заднем сиденье небольшой легковушки, и смотрела в окно. Город немного напоминал тот, в котором я жила, но это сходство касалось лишь центра с его старинными домами и относительно узкими улицами. Но буквально в трёх километрах от того здания, в котором располагалась до сих пор непонятная для меня организация (я примерно сообразила, что на её месте в моём мире), начинались совершенно иные кварталы — новые "башни" от десяти этажей и выше, среди которых терялись немногочисленные старинные дома и пятиэтажки, похоже-непохожие на наши "хрущовки". По улицам ехали вроде бы обычные машины, но тут я не могла быть в чём-то уверенной, потому как в марках автомобилей не разбиралась.

— Какой сейчас месяц? — я обернулась к сидевшей рядом Светлане, та коротко ответила:

— Двадцать шестое мая две тысячи семнадцатого года.

Вскоре мы въехали во двор и остановились у "свечки" — очень высокой многоэтажки персикового цвета. Я вышла, запрокинула голову.

— Сколько здесь этажей?

— Двадцать пять, — Светлана поднялась на невысокое крыльцо, прижала палец к кнопке-сканеру домофона: — Заходи, нам на пятнадцатый.

Я зашла в небольшой светлый холл с цветами на окне, новенькими лифтами и видневшейся за стеклянной дверью лестницей. Непривычное ощущение, словно в хорошей гостинице, только администратора или вахтёра не хватает. Светлана подтолкнула меня к лифту, не дав всё "переварить", и мы поехали наверх. Но на нужном этаже всё оказалось проще, хотя так же чисто и аккуратно. Дверь нашей квартиры выходила не в холл или видневшийся за ним коридор с ковровыми дорожками, а на лестничную клетку. Моя хозяйка открыла квартиру обычным ключом, потянула лакированную филёнчатую дверь:

— Проходи, сейчас мы тебя устроим. Не удивляйся, квартиры сотрудников в этой части дома — мы не такие уж важные птицы. Хорошо, лифты общие.

Квартира была небольшая, хотя и двухкомнатная, уютная, светлая, но полупустая из-за небольшого количества мебели. Вскоре я поняла, что мебели хватало, просто она была не такой объёмной, как у нас, и тоже напоминала гарнитуры семидесятых-восьмидесятых годов. Впрочем, и моя хозяйка, видимо, не любила загромождать квартиру и возиться с уборкой. В большой комнате были узкий книжный шкаф, столь же узкий застеклённый бар, выполнявший и роль серванта, диван, кресла и журнальный столик. Лишь телевизор на стене между шкафом и сервантом, да отсутствие ковров, вроде бы, популярных в моём мире в те годы, не вписывались в "старомодную" для меня обстановку. "Но это не советское прошлое!" — одёрнула я себя, невольно улыбнувшись напольному торшеру с жёлтым бахромчатым абажуром. Словно в детстве, в гостях у дальней родственницы.