Я в моей голове

Между тем уроки шли один за другим, особо меня не напрягая. На некоторых уроках я вылезал за счет выученного накануне материала, а на истории и литературе за счет более широких знаний мог дать фору учителям. Конечно, благоразумно не высовывался. При ведении записей обнаружил, что почерк практически не изменился, но чувствую, что могу писать быстрее, только моторика руки подводит. Непривычно и непонятно. Зато, для ускорения записи, я стал стараться сокращать слова по будущей привычке для скорописи. Все-таки будущие привычные навыки и умения усваиваются мной нынешним.

В общем, я решил не спеша обдумать свои новые способности и решить, как мне этим наиболее рациональнее распорядиться.

Среди сверстников на переменах я не смог заставить себя вести как прежде. Что-то меня не вставляло беситься так, как раньше, запрыгнуть и проехать на ком-то, дать пинка или подзатыльник разыгравшемуся младшему. А на большой перемене я не стал участвовать в спринтерском забеге в школьную столовую, как прежде.

В классе у нас сложилась устойчивая четверка для совместного обеда, куда входили я, Юрка, Серега Иванайнен и Саня Дорохов. Как обычно, мы неслись в столовую, расталкивая встречных и мешающих забегу. В буфете первый занявший очередь (как правило, одно из первых мест в очереди) пропускал на свое место Юрку, все сдавали ему свои 50 копеек, коротко обсуждали не богатое меню, кто-то из нас занимал отдельный столик на четверых, а потом получали купленный обед и все таскали тарелки на наш столик. Обед стоил обычно — 40-45 копеек. Сдачу Юрка, как правило, оставлял у себя, а по мере накопления через несколько дней покупал, что нибудь вкусненькое дополнительно на всех. Фил всегда отличался особой щепетильностью при обращении с деньгами, поэтому был негласно назначен нашим казначеем.

В этот раз я не помчался со всеми как слонопотам в столовку, и даже Юрку из-за своей нерасторопности, вставая из-за стола неумышленно придержал. Он, торопливо протискиваясь мимо меня прошипел:

— Ну, ты чего телишься? На диете что ли? В столовую не пойдешь? — И понесся к двери.

Я же не спеша пошел в столовую. Жрать все-таки хотелось. Когда пришел в столовую, мои еще стояли в очереди. Увидев меня, Санька с Серегой замахали мне и закричали:

— Ну, давай быстрее деньги, уже закупаем. — Юрка же молча вопросительно смотрел на меня. Опять палюсь. Но все равно бегать не буду. Если приду на 10 минут позже, уже и очередь рассосется. Все равно все в школе успевают пообедать на большой перемене.

Почему-то мне со сверстниками стало не интересно общаться. Какие-то глупые сплетни, детские интересы и проблемы. На переменах я оставался за партой и листал учебники или стоял у стены в коридоре. Но остаться в байроновском одиночестве мне не удавалось. То один, то другой из ребят приставал ко мне со своими вопросами или пытался завязать разговор. Я, как мог, старался поддерживать доброжелательность и разговор, но видимо моих театральных способностей не хватало, и пацаны удивленно отставали от меня.

А меня, не переставая мучили вопросы о появившихся способностях и моих новых возможностях. Насчет проверки и отработки моих потенциальных физических возможностей для организма у меня появилась идея. На перемене я отправился к Михалычу, нашему учителю физкультуры. У большинства спортивных ребят старших классов школы с ним были почти дружеские отношения. Во-первых, он довольно молодой мужик, на фоне остальных учительниц, в большинстве, бальзаковского или предпенсионного возраста. Во-вторых, он разговаривал с ребятами на равных. В-третьих, он обладал харизмой и мог увлечь пацанов спортом. А мне доверял настолько, что отдал запасной ключ от спортзала, чтобы мы с желающими пацанами старших классов после школы могли заниматься спортом в спортзале со снарядами, оформив это как спортивный кружок общефизического развития.

Как обычно у него в каморке толпились ребята, на этот раз — из 10 го класса. Как я понял, обсуждался животрепещущий вопрос о чемпионате СССР по хоккею.

Я, конечно, смотрел по телевизору наиболее важные и интересные матчи нашей сборной по хоккею и футболу на чемпионатах мира или Европы с канадцами, чехами, шведами и некоторых других, но фанатом какой либо нашей команды ни по футболу, ни по хоккею не был и чемпионатами СССР не интересовался. Меня вполне устраивало, что из года в год чемпионами по хоккею становились ЦСКА, и большинство сборников были оттуда. Конечно, сам спортом занимался, но без фанатизма. Возможности нашего города в выборе спортивной дисциплины для серьезного увлечения для меня были довольно ограниченные. Одно время ходил в заводской спортзал на секции гандбола, штанги. Волейбол и баскетбол меня не привлекали из-за моего среднего роста (170 см). Штангу потягать, поиграть в настольный теннис, в минифутбол в спортзале, мы — Заводские могли без всякой секции, т.к. зимой вечером все равно податься некуда, если кино в клубе не интересное. Вот и коротали вечера своей пацанской компанией в спортзале. Летом футбол, зимой хоккей и лыжи. В этих же дисциплинах я выступал за сборную школы в своей возрастной группе. А по футболу меня даже привлекали в сборную города в команду юношей за город.

В начале девятого класса я бросил курить (вот целеустремленность!) и больше времени стал уделять спорту. За сараями поставил турник, добыл гирю двухпудовую и летом самостоятельно занимался. А этой весной буду периодически бегать вдоль ближайшей ж.д. ветки (прохожих нет, стеснялся чего-то). Теперь надо посерьезней отнестись к спорту. Только, как и раньше, хотелось бы заняться спортом, связанным с единоборством, например боксом, самбо или рукопашным боем (хотя он еще не общедоступен, только для спецподразделений МВД и КГБ). И на растяжку надо настоятельно обратить внимание. Пригодится всегда.

Все-таки я со своим послезнанием уже начал планировать свое будущее. Еще бы и цель достойную выбрать или цели. Но это потом.

Вот и Михалыч выпроводив озабоченных советским хоккеем десятиклассников, уставился на меня, вопросительно задрав бровь. Вот мимика, мне бы так научиться.

— Михалыч, ребята интересуются, да и я сам бы хотел поставить некоторые удары. А отработать не на чем. В школе нет спортивной груши? Если нет, то нельзя ли достать для школы? А заодно и перчатки боксерские.

— Ага, вы наотрабатываете, а потом челюсти крушить начнете налево, направо, — отозвался он.

— Да как можно, так плохо думать о нас, это же только для общефизического и разностороннего развития советского школьника, — ехидно утверждаю я.

— Вам для развития, а мне для головной боли и бессонных ночей. — Не сдается Михалыч.

— Михалыч, беспристрастная советская статистика утверждает, что занятия боксом, отвлекают неустойчивого подростка от тлетворного влияния улицы, дисциплинирует, прививает уверенность в себе, развивает всестороннюю личность для советского общества. А преступников среди боксеров не больше, чем среди шахматистов, а может даже меньше.

— Слова-то ты говоришь правильные, да... — Михалыч задумчиво взялся за подбородок...

— Ладно, поговорю кое с кем, может и достанем.

— Когда? — я решил проявить настойчивость.

Но Михалыч, наверное, сам был не уверен. Я его понимал. Все-таки бокса в городе не было. Не было ни одной секции, и тренеров не было. К тому же, в школьной программе и близко не было бокса.

— А ты попробуй поговорить с Горбатовым, у них больше возможностей. — Предлагает он, пытаясь отвести от себя лишние заботы.

Я знал, что Горбатов заведует Заводским спортзалом. Я вздохнул:

— Попробую.

Похоже мимо. Наверное, придется самому мастерить. Горбатова заинтересовать мне нечем, не деньгами же, которых кстати нет. Секции бокса нет, и не предвидится, а спортинвентарь для несуществующего бокса заводу покупать нет необходимости. Не обосновать. А у отца с матерью не тот вес на заводе, чтобы протолкнуть неоправданную покупку в завкоме. Конечно, если проявить настойчивость, заинтересованные в боксе явно найдутся среди молодежи города, на заводе, в райкомах, исполкоме и в спорторганизациях. Предложение есть — культ силы в городе и единоборства, в городе популярны. И тренер найдется, и секции появятся и спортинвентарь, только я буду уже в это время далеко от моего города — в Москве или в Питере... тьфу, в Ленинграде. А по пробитой через бюрократов боксерской груше будут стучать другие. Мне ведь сейчас надо себя проверить и навыки полезные отработать. Иначе — только в драках.

Все-таки есть у меня изменения в интересах, психике .... А еще в чем? Только сейчас обратил внимание — Михалыча я вроде удивил. Не своей просьбой, самим разговорам на равных. Наверное, школьник 16 лет не должен так разговаривать со старшим, тем более учителем.

— А, ладно, пусть привыкают. Через месяц большинство будет воспринимать мое поведение, как должное. Хотя форсировать не надо. А по груше надо бы начать подбирать комплектующие (мешки, песок, опилки, веревки). Хорошо бы еще найти среди знакомых ребят энтузиаста бокса и на него часть обязанностей в создании инвентаря скинуть. А были бы деньги, то можно грушу и перчатки купить в спортивном магазине, если не у нас, то в областном центре.

Пора на последний урок. Опять опоздал. Биология — не страшно. Биологичка молодая, некрасивая, стеснительная. Даже причину опоздания постесняется спросить. Хотя в этом случае, мне скрывать нечего — разговаривал с учителем. Все равно не скажу, иначе пацаны вопросами замучают. Лучше приватно с некоторыми поговорить. Может, отыщутся энтузиасты бокса.

Если сейчас нашу секцию посещают регулярно до 15 человек, то прослышав про грушу, число явно удвоится поначалу. Ведь все хотят умело драться. А то, что умение достигается долгими постоянными тренировками, не думают. По себе знаю. Зачастую, надо переступать через себя, свою лень, боль. Лучше всего, когда дело, которое ты делаешь, тебе нравится, какое бы нудное или тяжелое оно не было или есть цель.

Черт! Что-то я опять улетел мысленно. Вон биологичка что-то посматривает, а сделать замечание за отсутствующий вид стесняется. Зачем пошла в школу преподавать, если избегает неприятных нюансов в работе со школьниками. Ведь в любом коллективе существует подчиненность, и начальник должен так поставить себя так, чтобы подчиненные решали стоящие перед коллективом задачи, не сели на шею руководителю. А балласт, имеющийся в каждом коллективе, хотя бы не мешал, не разлагал коллектив. В школе есть учителя, которые только отбывают свою повинность — бубнят учебный материал, а все в классе занимаются своими делами. Только, когда шум в классе становится нестерпимым и превышает допустимые нормы, тогда заставляет учителя отвлечься от 'урока' и призвать всех или выделившихся к порядку.

Извини девушка, но твой предмет не является для меня приоритетным, даже в перечень госэкзаменов не входит.

А вот друг Юрка, почему молчит и только посматривает на меня. Все-таки за девять лет в одном классе мы изучили друг друга и знаем, что от кого можно ожидать. Что-то чувствует, но пока не подозревает. Надо ему, какую либо правдоподобную идею задвинуть. И, наверное, надо постепенно удаляться от него. А то у него мозги не туда, куда надо повернуты.

Никогда не подозревал, что он, как лучший друг, способен так плохо обо мне думать. Как я в нем ошибался! В один из его приступов шизофрении, он в присутствии посторонних людей (а дело было в приемном отделении больницы, полном посетителей), внезапно начал обвинять меня во всех грехах реальных и мнимых. Я был в милицейской форме и дежурил в этот вечер в группе немедленного реагирования. Мне 'повезло' доставлять психа. Этим психом оказался мой лучший школьный друг.

Сколько он тогда про меня наговорил! Тут были и развод с женой, представленный так, как будто я специально выгнал несчастную женщину с детьми на улицу, без помощи и поддержки, без денег и куска хлеба, не пожалев маленьких детей. Все ради того, чтобы остаться в квартире одному и беспрепятственно ежедневно водить к себе бля...ей толпами, совращать невинных девушек, спаивать их и безнаказанно пользовать их невинных, прикрываясь своей должностью в милиции. А когда-то в школе я у него списывал, и он меня тянул в учебе. А в рабочее время я сижу, как большой начальник в своем отдельном кабинете и только приказы отдаю по телефону. Денег я не считаю, но старушке-матери не помогаю. Ни с кем не считаюсь, живу в свое удовольствие и еще много всякого дерьма. Я сначала опешил, т.к. не ожидал такого от него. Потом словами попытался его образумить. Он ни в какую, только больше распалился. Т.к. он считал, что я при исполнении и ничего ему не смогу сделать. Ведь кругом народ. Персонал тоже пытался его остановить, и только моя оплеуха от души, заткнула его фонтан. Только, он тут же принялся окружающих призывать в свидетели моих неправомерных действий. Конечно, желающих пойти в свидетели не нашлось. А вот уже в машине, по пути в психушку, я оторвался на нем за всю ту грязь, в какой он меня попытался вывалять. Без следов, но болезненно. Правда потом, через некоторое время, в один из периодов нормализации, Фил приходил ко мне с бутылкой и просил прощения. Мы с ним тогда долго сидели, но полностью простить его я уже не смог. Я ведь не причинял ему зла и не создавал причин, заставивших его думать плохо обо мне. Вероятно, его всегда грызла какая-то зависть ко мне. (Хотя и не понимаю — чему можно завидовать?) Тех же денег, в период спекуляции водкой в 80-е, у него было побольше. Тем более, я не виноват в его болезни. Возможно, все это он всегда, еще со школы, носил в себе. Когда приступ сорвал у него тормоза, он и выплеснул все в гипертрофированном виде, желая меня побольнее уязвить, обидеть, используя наличие посторонних людей.

Фу, наконец-то урок и учебный день подошел к концу. А мне еще надо подготовить проверку других своих возможностей. Я поймал себя на мысли, что необдуманно, как будто на автомате иду по пути некоторых попаданцев из фантастических романов по альтернативной истории.

— Ты о чем сегодня все время думаешь? — наконец то Фил проявил прямой интерес, собирая портфель

— Да вот мир хочу покорить, — отвечаю не задумываясь.

— Тоже мне проблема, я то думал, что серьёзное, — улыбается. — В нашей стране все уже придумано до нас, 'Все во имя человека, все для блага человека', — процитировал он известный лозунг и продолжил: — У нас уже все предопределено на много лет вперед. Окончим школу, я в институт, ты в свое военное училище, потом я на завод инженерить, ты в войнушку играть с солдатиками, жена, квартира, дети сопливые... И где тут Мир?

Как же ты Фил заблуждаешься!!! Через каких-то 7-9 лет ни эту страну, ни этих людей будет не узнать. Другие отношения между людьми будут и обстановка. А еще через десяток лет — и страна, и государственный строй, и люди, все другое будет. И никто, никто на свете кроме меня об этом не только не знает, но и не подозревает. Кстати, это тоже надо хорошенько обдумать.

— А представь себя через несколько десятков лет в кресле Министра финансов, а меня Министром обороны? — Провокационно спрашиваю.