Добро из зла

В выпуске "Голоса" много говорилось о Вейл: о том, что Бикон, лучшую академию Охотников в мире, пришлось оставить на откуп тварям Темноты — все выжившие Охотники, даже студенты, были как воздух необходимы в столице. О постоянных боях и победах, очищенных улицах, уточнении списка погибших, гуманитарной и военной помощи из других стран — каждое, даже самое ничтожное достижение, было преподнесено как великая победа. Что ж, может, так и было — восстанавливать страну, разоренную войной не может быть простым делом.

Уделено внимание было и другим странам — Атлас, закрывший границы, официальные интервью, в которых Совет отчаянно пытался оправдаться за утрату контроля над своими роботами, ударившими в спину союзникам. Очень странно смотрелись редкие заметки из светской жизни — Вайс Шни, наследница крупнейшей энергетической компании в мире, SDC, собиралась дать свой первый после поступления в Бикон концерт, а после рассказать о Падении Бикона и ответить на все вопросы журналистов.

И, разумеется, всегда были фавны. Раса зверолюдей, обладавших теми или иными чертами животных — хвостом или дополнительной парой ушей, рогами или чешуей: в зависимости от своего животного-прототипа. Белый Клык — те, кого обвиняли в атаке на Вейл, те, кто сознательно привел в столицу Гримм и взломал армию Атласа, был радикальной организацией, состоящей именно из фавнов. Они утверждали, что делают это ради равенства, ради своего народа, притесняемого и угнетаемого, но... все статьи, которые видел Велен, говорили лишь о возрастании напряжения между фавнами и людьми: взаимные упреки и погромы, пламенные язычки ненависти, мелькающие меж тлеющих углей Войны за Права, казалось, давно оконченного и ушедшего в прошлое восстания.

Мир стоял на краю — и даже в тепле и безопасности главного холла Станции, в уютном кресле, среди друзей, вдали от центра событий Вален чувствовал ледяной холод, идущий от пропасти, перед которой замер весь Ремнант.

От газеты его отвлекла странная тишина, опустившаяся на Холл. Разговоры, смех, приглушенные добродушные ругательства — все стихло, заставляя легкомысленную музыку казаться глупой и неуместной. Опустив "Голос" на колени и проследив за взглядами односельчан, Велен без труда определил причину всего этого — по отчаянно скрипящей под слишком большим весом лестнице спускался чужак, явившийся в деревню уже, фактически, по закрытым перевалам, прорываясь сквозь снежные заносы по пояс. На спине, крепко привязанного за талию и плечи, он нес кого-то еще, закутанного в теплую шубу и шарфы так, что невозможно было разглядеть даже лица.

В сезон через Станцию проходило много очень разных людей, контрабандисты — народ пестрый. Чужак, представившийся Морроном Брауном, выделялся бы где угодно, в любой толпе даже самых неординарных людей. Он походил на вставшего на дыбы медведя — рост и размах плеч мешали проходить в двери, грубые, излишне крупные черты лица и темно-карие, почти черные глаза придавали ему диковатый вид, а два больших медвежьих уха на макушке заставляли напрягаться даже тех, кого не впечатляла эта аура угрозы, которую фавн, казалось, распространял вокруг себя, даже не замечая этого.

Фавн. Станция была исключительно человеческим поселением — и даже не по причине расизма, просто... так получилось. Вне Королевств дискриминация и притеснение фавнов была редкостью — лишь сильнейшие могли позволить себе создавать негатив, не боясь атаки Гримм. Но после Падения Бикона даже сам Вален не мог не испытывать напряжения, зная, что где-то рядом с ним находится живой фавн. Он понимал своих людей, когда их первой реакцией было запихнуть чужаков в одно из складских зданий, обычно сдаваемых в аренду, но сейчас пустующих по зимней поре. Подчиняться и жить в холодном каменном здании на отшибе, отогреть которое по такой погоде было почти невозможно, пришелец не пожелал и селяне, чувствуя себя в большинстве, попытались заставить его силой. Результатом стали сломанная рука и три челюсти, несколько вывихов и больше десятка синяков. Пару дней спустя Саймон, один из трех Стражей поселения с открытой аурой, нехотя признался Валену, что чужак, если бы захотел, легко поубивал бы их всех — всю деревню, и спокойно занял бы ратушу.

Они легко отделались — Браун попросил лишь теплую комнату в Холле, питание и даже не забыл заплатить за все это. Валену не нравилась эта история — некто, кого чужак принес с собой на спине, оказалась не просто молодой девчонкой, но тяжело раненной, причем совсем недавно — она даже ходить нормально могла только держась за стеночку. Сейчас, конечно, давно уже были не Темные Века, когда всех калек просто убивали, чтобы не звать Гримм, но... когда такая молодая и красивая девчонка оказывается калекой, она не может не страдать от этого. А страдания привлекают смерть в облике черных тварей с белыми масками вместо лица — Тварей Темноты. Сейчас зима — по закрытым перевалам и в такую метель даже Гримм предпочитают сидеть по норам, но что будет, когда буря закончится? А если у нее открыта аура?

Встретившись взглядом с дочкой, Вален молча кивнул и шепнул "Неси", зная, что Сара без труда поймет его. И точно — быстро кивнув, девушка направилась в подсобку.

В полной тишине медведь пересек Холл: казалось, он вовсе не обращал никакого внимания на густое напряжение, повисшее в воздухе. Сев в свободное кресло рядом с Валеном, он грохнул на стол стопку книг, взятых в довольно обширной библиотеке Станции еще в первый день. Подборка удивила старосту еще тогда — в основном книги по управлению коллективом, которые он сам выписывал из Вейл много лет. Не вязались как-то эти книги с первым впечатлением...

Вален привык считать, что умеет разбираться в людях. Станцию ежегодно посещало очень много людей: контрабандисты, наемники и преступники всех мастей, от вменяемых до отмороженных убийц, которых останавливал лишь древний, как сама история, неписанный закон: "Не плоди негатив там, где живешь". Или, в данном случае, куда планируешь вернуться. По Брауну многое становилось ясно с первого взгляда — скорее воин, чем грабитель или убийца, сильный боец, но совершенно точно не Охотник. Если уж он рискнул пешком преодолеть перевалы поздней осенью, чтобы добраться до Станции, а не воспользовался перевалочной базой Вейл пятьюстами метрами ниже и двадцатью километрами южнее — медведь очень не хочет светится перед властями.

А еще он был фавном. Два слова: "Белый Клык" Вален не осмеливался произнести даже про себя. Да сохранят его Боги от любых дел с террористами — контрабандисты и грабители куда лучше.

— Сара сейчас все принесет, — сказал Вален вслух, сурово посмотрев на односельчан.

Дисциплинировано отведя взгляды в сторону, те вернулись к своим занятиям — ровный гул, неизбежно создаваемый десятками общающихся людей, вернулся, пусть даже трижды фальшивый.

Браун молча присел в свободное кресло рядом и откинулся на спинку, с привычной цепкостью оглядывая зал. Вален поймал себя на том, что вновь разглядывает правую руку фавна, точнее — стальной протез, заменяющий кисть. Дорогие и сложные, они были роскошью, доступной немногим, даже такая простая модификация, как у чужака. Вален был так далек от бойца, как это только было возможно, но жил в Темных Землях, и повидал достаточно шрамов, чтобы сказать — у Брауна они были свежие: всего пара месяцев прошла с тех пор, как он потерял руку. Сталь еще не успела утратить заводского блеска, зато глубокая зарубка, оставленная мечом, пересекала ладонь по диагонали, как пресловутая "линия жизни".

Оторвав взгляд от протеза, он взглянул в лицо Брауну и обнаружил, что тот пристально разглядывает газету у старосты на коленях. Опустив глаза Вален тут же сообразил, что привлекло его внимание — большая статья на весь разворот, посвященная Вайс Шни, наследнице SDC, ее грядущему концерту и слухам о роли в Падении Бикона. Староста аккуратно сложил газету вчетверо и отложил в сторону — если его подозрения верны, то нет никакого смысла злить террориста, напоминая ему о наследнице Праховой компании Шни, главного врага фавнов и основной цели Белого Клыка.

Хотя, как ни странно, вид у Брауна был скорее задумчивый, чем злобный...

— Какая твоя любимая сказка? — внезапно спросил фавн, заставив Валена вздрогнуть.

Всего четыре слова, один вопрос потребовалось чужаку, чтобы разбить все теории старосты о его личности.

— Легенда о Вечном, — ответил Вален, протерев пухлые вспотевшие ладошки о штаны.

— Дурацкий у вас код, — хмыкнул Браун. — Когда Озпин задал этот вопрос мне — я ответил именно так, даже не зная о нем.

— Бессмертный воин, посланный Богом-Создателем, чтобы убедится в крепости духа рода человеческого, — осторожно сказал Вален, просто для того, чтобы что-то ответить. — Он живет под личиной Охотника, сражаясь порождениями Бога-Разрушителя и оценивает нас — всех в целом и каждого по отдельности. Если он посчитает Человечество достойным — то в час последней битвы поведет нас за собой: тогда мы победим и станем свободны от Гримм. Если мы разочаруем его — он оставит нас своей Судьбе.

— Какой пацан может не любить эту легенду? — продолжая ухмыляться, сказал Браун. — У него было такое забавное лицо, когда я назвал твоего брата своим любимым сказочным персонажем.

"Он даже это ему рассказал?!"

— Озпин погиб в сражении за Бикон, — хмуро ответил Вален. — Да и братом моим быть перестал в тот день, когда его место занял... заняло ЭТО.

— Насколько я успел узнать директора, он любил строить планы — у него был один даже на случай собственной смерти. Уверен, ты тоже получил какую-то весточку.

— Я оказывал некоторые услуги Озпину в обмен на то, чтобы Вейл закрывал глаза на наше существование — Охотники даже помогали нам пару раз, во время вспышек активности Гримм. Но сейчас, после Падения Бикона, Королевству и без того не будет до нас никакого дела, а все Охотники будут заняты лишь тем, чтобы не дать Вейл развалиться окончательно.

— Но они все еще Охотники, — заметил Браун. — Лучшие воины в мире, самая большая сила в Ремнанте.

Вален отметил про себя это "они". Не "мы". Хоть в этом он не ошибся...

— Чего ты хочешь? — прямо спросил он.

— Немногое — просто чтобы никто не сдал нас, если не спросят. Не удивлюсь, если мы уже в списках "найти и захватить" или, того круче, "уничтожить" — даже награда, может быть, назначена.

— Я здесь, конечно, главный, но не могу отвечать за всех, — покачал головой Вален. — У нас не принято трепать языком и якшаться с копами, но если награда будет достаточно велика — кто-нибудь может и соблазниться.

— Ну так скажи всем, что тебе удалось узнать, что я направляюсь... ну, скажем, в Атлас.

— Посмотрим, что я могу сделать, — кивнул староста.

В конце концов, какая разница — и так было ясно, что долго пришельцы на Станции не задержаться, отправившись дальше с первым же судном, прорвавшимся сквозь метель.

— Тебе придется что-то придумать, Вален, — тихо сказал Браун. — И убедить меня в том, что это сработает.

Фавн подался вперед, ловя взгляд толстяка.

— С моей точки зрения деревня, вымершая по неизвестным причинам, лучше, чем враги, идущие по следу и точно знающие, что я прошел здесь.

Вален вздрогнул. Он привык к угрозам — контрабандисты, основные посетители Станции, торговаться иначе просто не умели: они кричали, потрясали оружием и изо всех сил пытались показать, какие они сильные и опасные. Браун не пользовался ни одним из этих приемов, но то спокойное жестокое равнодушие, с которым он озвучил свою угрозу, выражение карих глаз — почти скучающее, будто он говорил о погоде, а не убийстве десятков людей, пугало намного сильнее. А еще, стоило фавну наклониться чуть ниже, из-за отворота куртки показался краешек стальной бело-красной маски, похожей на маски Гримм — знак сумасшедших террористов, разрушивших Вейл, Белого Клыка.

— Как Озпин вообще связан с Белым Клыком?! — выдохнул он.

Он не виделся со своим братом уже очень давно — фактически, с того дня, три десятка лет назад, когда... ЭТО захватило его тело и разум, забрало от семьи, заставив отправиться в далекое и опасное путешествие из Темных Земель в Вейл. Какое-то время маленький Оззи еще пытался поддерживать связь, писать письма... но однажды перестал. А потом на Станцию заявилась команда его Охотников и сделало предложение, от которого невозможно было отказаться — директор так и не почтил его своим присутствием.

— Это долгая история, — покачал головой Браун. — И тебе будет лучше ее не знать. Не думаю, что буря продлиться дольше пары дней — к тому времени мне нужен план, и он должен быть убедителен, Вален. Озпин мертв, он больше не защитит тебя — не от меня, во всяком случае.

Пару секунд Вален молчал, а потом тихо спросил, глядя в сторону:

— Как он погиб?

Конечно, он читал об этом — в первой после вторжения Гримм газете Озпину был посвящен громадный некролог, восхваляющий одного из самых сильных воинов мира, директора Бикона — лучшей академии Охотников в Ремнанте.

Но он прекрасно знал, сколь много лжи несет в себе "официальная правда" и должен был знать точно.

— Озпин погиб как Охотник, — ответил Браун.

Это был самый исчерпывающий ответ, какой только мог дать фавн. Его младший брат, маленький Оззи, пал в бою с чудовищами, защищая других — только так и умирали истинные Охотники.

Поддавшись внезапно нахлынувшей скорби, староста прикрыл глаза. Из памяти всплыл образ брата — в тот день, когда они виделись в последний раз.

Поправляя на спине большой походный рюкзак, Оззи сказал Валену: "Я теперь так много могу и знаю, Вал... Так много... ты себе и представить не можешь. Если сейчас я начну рассказывать тебе обо всем, то мы успеем состариться и умрем, не договорив и до середины. Я просто не могу остаться здесь — я должен продолжить то, что начали другие".

И он ушел. Да и как мог легендарный, сказочный Вечный поступить иначе, променять клятву хранить человечество, до тех пор, пока солнце встает на востоке, а заходит на западе, на жизнь в забытой всеми деревеньке, занятой обслуживанием преступников? Оззи клялся, что ЭТО, поселившееся в душе, не изменит его, что навсегда останется его младшим братом...

Разумеется, он соврал. Вечный не может быть чьим-то братом.

В себя его привел тихий голос Брауна:

— Сочувствую. Я тоже потерял в том бою брата.

Открыв глаза, Вален действительно увидел неподдельное сочувствие в глазах медведя... и оттого его угроза казалась еще страшнее. Что за человек может искренне сочувствовать чужой утрате, намереваясь убить?..

— Он тоже был Охотником?

Фавн опустил взгляд на протез, мгновение рассматривал глубокую зарубку, оставленную на металле чьим-то клинком... и, с еле слышным шорохом механизмов, крепко сжал кулак.

— Нет. Он был террористом, — сказал он, проведя левой ладонью по лицу, будто пытаясь что-то стереть. — Я убил его сам.

...Видимо, такой человек, который однажды убил собственного брата.

— А я думал, у меня сложные отношения с семьей, — криво ухмыльнулся Вален.

Тяжелую тишину прервал тихий голос Сары: