Чужая кровь. Пролог

* * *

Фригга тихо напевала, покачивая на руках сладко спящего младенца. Прекрасное лицо асиньи застыло, на лбу образовалась крошечная складочка.

Наевшийся до отвала ребенок спал, иногда причмокивая, но женщина не сюсюкала умиленно и не улыбалась.

Она думала.

Ведь поразмыслить было о чем.

Осторожно заглянув в соседнюю комнату, Фригга вздохнула, бросив внимательный взгляд на спящего в кровати мальчишку. Сердце, как и всегда при взгляде на Тора, сжалось.

Ее сын. Не ею рожденный, но выкормленный ее молоком. Зовущий ее матерью.

Её сын. Первый. Старший. А теперь вот и второй появился...

Фригга моргнула, не давая слезам вытечь. Она будет сильной. Как и положено супруге Одина, законной супруге, его царице, сидящей на золотом троне.

Женщина еще раз судорожно вздохнула, но нашла в себе силы улыбнуться. Что ж... Она выкормит и этого сына. Выкормит своим молоком. Воспитает... Ведь родители не те, кто родили, а те, кто воспитали. Локи, как и Тор, будет звать ее матерью, и этот титул, более заветный, чем царский, она пронесет с гордостью.

А там и свои дети появятся.

— Спи спокойно, сынок, — нежно прошептала принявшая решение женщина. — Спи, мой маленький...

Она тихо направилась к кроватке, напевая колыбельную.

* * *

Жизнь снова преподнесла сюрприз.

У него появилась семья. На этот раз полная — для разнообразия, видимо.

В принципе, Люк и раньше не страдал от своего половинного сиротства, он был настолько зациклен на отце, что мало обращал внимания на отсутствие матери, ему и бабушки с тетками и сестрами разной степени родства хватало. Ну и дедушки... Куда ж без него.

Теперь у него есть и мать и отец. И даже старший брат, для комплекта. Ни один из них не родной ему по крови. Тор — молочный брат, Люк узнал об этом довольно быстро. Может, он и выглядит младенцем, но сознание-то совсем не детское! Чем Люк и пользовался, к своему удовольствию — он слишком хорошо знал, насколько важна информация.

А люди, ну, или асы, склонны болтать, не обращая внимания на детей. Идиоты, если честно.

Люк никогда не допускал такой фундаментальной ошибки. Ребенок может не понять услышанное, но он запомнит и рано или поздно вспомнит. И хорошо, если это будет что-то хорошее... А если нет?

С семьей вообще весело получается.

Фригга, его молодая, очень красивая и умная мать, не рожала ни его, ни Тора. Маленький ас чистокровным асом не являлся. Это так, для начала. Внебрачная связь, дело житейское, Один нагулял его до свадьбы, от какой-то Йорд. Кто она, Люк пока что понятия не имел, но слышал шушуканья, что мать Тора подданной Всеотца, как уважительно называют асы своего царя, не является.

Не является и постоянной любовницей... Так, случайная связь, закончившаяся вполне предсказуемо, вот только, в отличие от многих других мужчин, Один своего бастарда забрал, признал и вообще никак не комментировал происхождение сына, а вот с Люком, или, как его теперь называют, Локи, расклад немного другой.

Пробуждение в ледяной пустыне произвело на него огромное впечатление своей... неопределенностью. Кто его туда приволок? Зачем? Люк сходу мог назвать сразу несколько вариантов: его оставили умирать; его решили спрятать, зная о нечувствительности к низким температурам; это было какое-то испытание, которое он обязан пройти... И это только самые напрашивающиеся.

Кто бы его ни засунул под ту скалу, забрал его Один.

Люк знал это четко, невзирая на транс, удививший одноглазого аса, который принял его за глубокий и безмятежный сон. Скайуокер прерывать медитацию не стал, четко ощущая, что вреда не нанесут, наоборот, Один закутал его в плащ в попытке окружить максимальным комфортом до тех пор, пока они не прибыли в Асгард, а потом Люка передали на попечение Фригги и толпы служанок, начавших сюсюкать и умиляться. Попутно его искупали, одели, а потом и покормили.

Люк лежал на руках Фригги, сыто улыбался и слушал во все уши.

Время летело незаметно, ведь Люк не просто слушал, он еще и делал выводы, а также принимал меры.

Самое первое, что Скайуокер узнал о себе — он является кем-то вроде политического заложника. Вклад в будущее, сделанный Одином, который нашел и забрал единственного ребенка своего побежденного врага, решив вырастить его как своего.

В принципе, разумное решение и довольно распространенная практика, вот только исполнение слегка подкачало.

Люк иногда ловил на себе очень странные взгляды Одина — когда ас вспоминал о родительских обязанностях. Почему?

Пока было не очень понятно, мысли мужчины Люк прочитать не мог, у Одина оказались неплохие щиты, а вот чувства — запросто, видимо, про эмпатию Всеотец или не знал, или не подумал, посчитав неопасной.

Один смотрел, задумчиво хмурился иногда, словно сравнивая Люка с Тором... После третьего такого взгляда и случайной оценки своей внешности в зеркале (Фригга собиралась куда-то и таскала его на руках), Люк принял меры.

Сила уже потихоньку начала менять его новое вместилище, ведь Скайуокер за свою предыдущую достаточно долгую жизнь слишком привык к своей внешности. Она его устраивала целиком и полностью, и отказываться от нее ситх не считал нужным, поэтому процесс изменений стал более целенаправленным.

Однако самым главным было не это, а то, что Люк обнаружил в медитации.

По неизвестной для ситха причине его Сила прочно ассоциировалась с холодом. В принципе, если принять за аксиому утверждение Одина о том, что Люк — полукровка, а его отец — ледяной великан, что бы это ни значило, то тогда становится понятно, почему он резко стал морозоустойчивым и почему жара пустыни сменилась ледяной вьюгой.

Люку это не нравилось.

По многим причинам, не в последнюю очередь из-за воспоминаний о некоторых видах наказаний, которым его когда-то подвергал дед. Палпатин прекрасно знал, что его потомки — и Вейдер, и Люк — ненавидят холод во всех его проявлениях, и прекрасно этим знанием пользовался, не испытывая никаких угрызений совести.

Люк отлично помнил, как сидел в промороженной насквозь камере в окружении исаламири, с шоковым ошейником на шее, не дающим погрузиться в медитативный транс, и единственным способом пережить этот ужас было постоянное движение.

Двадцать шесть часов.

Когда двери открыли, он едва стоял на ногах, но нашел в себе силы доковылять до своих покоев, где и рухнул, едва закрыв дверь.

С тех пор холод он возненавидел еще больше.

А вот то, чем он остался доволен — слабая, еле живая искорка, практически погребенная льдом. Она едва теплилась, но она была, видимо, оставшаяся на память от прошлого перерождения, и Люк был твердо намерен раздуть ее в неугасимое пламя, сопровождающее его всю сознательную жизнь.

Он привык к постоянному гулу, как от раскаленной печи, шороху песка и ощущению солнечных лучей на коже, и не собирался что-то менять в этой новой жизни, невзирая на причуды генофонда.

Поэтому в последующие полгода Люк был очень тихим ребенком, он ел и постоянно медитировал, потихоньку раздувая хрупкую и слабую искорку, вспоминая, как плавится песок под лучами Братьев, как поют пески, визуализируя огонь во всех его проявлениях.

Процесс шел медленно и со скрипом, но Сила в умелых руках творит чудеса, а недостатком воображения Люк никогда не страдал, так что через восемь месяцев после пробуждения в этом мире ситх был вознагражден за свои усилия ощущением тепла, поселившимся в животе.

Это сразу заставило его повеселеть, что в свою очередь обрадовало Фриггу, иногда крайне задумчиво наблюдающую за слишком тихим и спокойным ребенком. Все дети много спят, но не настолько же!

Как только процесс стронулся с мертвой точки, дело пошло куда веселей. Следующие несколько лет промелькнули, словно во сне. Ну, или медитации. Люк рос, собирал информацию и упорно продолжал работать над собой.

* * *

— Итак, подведем итоги, — Локи сложил пальцы домиком, локтями удобно опираясь на широкие подлокотники массивного кресла. Тор подавил желание сглотнуть, вместо этого блуждая взглядом по обстановке огромного помещения.

Даже если бы Тору не сказали, что этот дом принадлежит его брату, он бы все равно понял это после одного быстрого взгляда.

Просторные помещения с высокими потолками. Массивная мебель, источающая надежность и удобство одним своим видом. Приглушенные тона, иногда даже мрачноватые. Ничего лишнего или не функционального — хотя на стенах висели картины, а в углу Тор отметил простую изящную вазу с одиноким цветком. Паркетный пол, пахнущий полиролью.

По сравнению с пышностью и обилием золота Асгарда — очень скромно, даже слишком, но Локи всегда было плевать на мнения остальных, а Тору подспудно нравилось, хотя он в таком и не признавался, наслаждаясь роскошью выделенных ему чертогов.

Что-то в цветке показалось ему странным, но тут Локи слегка прочистил горло, напоминая о себе, и Тор тут же сконцентрировался: хлопать ушами в присутствии брата всегда было опасно.

— Учиться быть правителем тяжело и скучно, — размеренным голосом начал Локи, пригвоздив Одинсона к креслу тяжелым взглядом ярких голубых глаз. — Особенно когда душа к управлению группой разумных, в которой числится больше пяти человек, не лежит. Ты долго терпел, грызя гранит науки, но знания отказались поселиться в твоей голове, видимо, из-за сквозняка между ушами, и, дождавшись очередного отдыха Всеотца, ты решил воспользоваться шансом и заняться прикладной дипломатией.

Тор зыркнул исподлобья, но промолчал.

— В принципе, — Локи пошевелил правой ступней, обутой в начищенный до нестерпимого блеска сапог, — хороший порыв. Я бы его даже одобрил, если б за ним стояло нечто большее, чем банальный выпендреж. Но, увы, зная тебя, дорогой брат, я уверен в отсутствии адекватной причины для похода в Ётунхейм в компании трех сорвиголов, которые регулярно учат тебя плохому. Впрочем, — Локи взмахнул рукой, — возможно, я бы даже одобрил этот подвиг идиотизма, если бы он увенчался успехом. Да, — голубые глаза придавили вскинувшегося было, но вновь сгорбившегося под весом предъявленных аргументов Тора. — Да. Возможно... Только возможно! Я бы это и одобрил в какой-то мере, вот только все пошло наперекосяк, так как с планированием у тебя не очень, и теперь и без того напряженные отношения с Лафеем стали совсем отвратительными, мирные договоры под угрозой разрыва, Всеотец вышел из сна раньше срока, естественно, встав в процессе пробуждения не с той ноги, и результатом этой эскапады стало твое наказание. Мьёльнир отказывается возвращаться в твои руки с подачи Одина, тебя выкинули в Мидгард пинком под зад, в надежде, что ты наскребешь в процессе выживания без своих сил хоть чуточку ума, вы — то есть твоя кувалда вместе с тобой — поставили на уши человеческие власти, и... — Локи резко пару раз хлопнул в ладоши, — ты свой молоток даже спереть не смог тихо. Я ничего не упустил?

— Нет, — скрипнул зубами Тор. Локи просиял самой сердечной улыбкой:

— Ах да. Единственное адекватной действие в этой ситуации — у тебя хватило мозгов позвать меня на помощь.

— Спасибо, брат, — пробормотал Тор, упорно рассматривая особо понравившуюся ему паркетную дощечку под ногами.

— Как я мог не прийти тебе на помощь? — преувеличенно радостным тоном произнес Локи. — Второго такого брата-идиота у меня нет. Потерять тебя... Как же я жить-то без тебя буду?

Тор покосился на сидящего напротив молодого мужчину и тяжело вздохнул.

— Ладно, головомойка окончена, можешь радоваться жизни, — снисходительно хмыкнул Локи. Тор скептически скривился:

— Чему тут радоваться?

— Как чему? — в голосе Локи появились мурлыкающие нотки. — Ты жив, почти здоров и сейчас будешь радовать меня своими талантами.

— Может, не надо? — без особой надежды тоскливо протянул Тор.

— Надо, Тор, надо. За язык тебя никто не тянул, сам предложил. Так что... — Локи взял стоящий на столике серебряный колокольчик и тряхнул им. Нежный звон наполнил огромный кабинет. Дверь открылась, внутрь вошла молодая красивая блондинка в строгой униформе горничной.

— Мисс Дерзи, будьте так добры, принесите ту самую коробку.

Девушка кивнула, исчезая. Через несколько минут она вернулась, неся завернутую в золотую бумагу коробку, перевязанную алыми лентами.

— Прошу, брат, — глаза Локи заблестели от удовольствия. — Это тебе. Антураж, так сказать.

Тор развязал ленты, развернул бумагу и осторожно заглянул внутрь. Локи мило улыбался, ожидая. Тор извлек содержимое, отбросив упаковку, развернул... Побагровел. Кокетливый передник нежно-розового цвета с огромным алым сердцем выглядел неописуемо пошло и отвратительно. Особенно убивала надпись: 'Тор — мой герой!'.

— Мисс Дерзи, — проурчал Локи, — проводите моего брата на кухню. И предоставьте все необходимое для приготовления кофе. Брат... Я хочу его. И я хочу его прямо сейчас!

Тор медленно встал, сжимая передник. Его ноздри раздувались, он скрипнул зубами, пережидая вспышку ярости. Наконец Одинсон взял себя в руки, повязал передник и тяжелым шагом вышел вслед за горничной, сохраняющей нейтральное выражение лица.

— И специи не забудь! — крикнул Локи вдогонку.

Чашка с блюдцем с громким стуком опустилась на столик уже через десять минут. Локи придирчиво понюхал содержимое, осторожно пригубил... Одобрительно кивнул. Тор халтурить не стал, так же как и пакостить — знал, что чревато, и кофе получился именно таким, какой нравился Локи — крепкий, сладкий, с ярко выраженным ароматом корицы, кардамона и меда, с острой ноткой от пары горошинок розового перца.

— Благодарю, — вежливо поблагодарил он брата. Тор сел в кресло, продолжая ослеплять фартуком. Локи невозмутимо пил кофе крошечными глотками, дожидаясь, пока брат дойдет до точки кипения. Наконец Одинсон не выдержал.

— А это обязательно было нужно?! — рявкнул он.

— Что именно? — невозмутимо уточнил Локи, отставляя пустую чашку в сторону.

— Это издевательство! — Тор содрал с себя передник, сжимая его в кулаке. — Где только нашел эту мерзость!

— Спецзаказ, — мило улыбнулся Локи, — а вообще места знать надо. И?

— Я не буду его носить! — прорычал асгардец.

— Не носи, — пожал плечами Локи. Тор изумленно моргнул.

— А что, можно? — не веря своим ушам, недоверчиво спросил блондин. Его собеседник хмыкнул:

— Запросто.

— Но... — Тор моргнул, напрягаясь. — Почему тогда...

— Брат, — в голосе Локи прорезался холод, и асгардец рефлекторно выпрямился в кресле. — Разве я сказал, что ты обязан носить этот кошмар?

— Нет.

— Я сам лично его на тебя надел?

— Нет, — Тор чуть покраснел. Локи кивнул.

— Я вообще что-то специально оговаривал, в каком именно виде ты должен исполнять определенные тобой условия?

— Нет.

— Именно, — голубые глаза наполнились вихрем золотых искр, заставив здоровенного асгардца вжаться в спинку кресла. Воздух в гостиной начал стремительно теплеть. — Тогда с чего ты решил, что ношение этой пошлости, от одного взгляда на которую у меня слезятся глаза, обязательно к исполнению?

Тор моргнул, беспомощно уставившись на розовый комок в руке.