Клейменный чакрой

Одним из этих ходов было создание абсолютно преданной ему группировки магов, для чего ирьенин из Корня, под предлогом полезного дела пополнения рядов учащихся в Академии, которые потом, естественно усилят военную мощь деревни, искал шиноби — магов — среди сирот. Но в отчеты попадала только часть из найденышей — один-два самых перспективных отправлялись в секретный подготовительный центр Корня, после которого становились послушными бесчувственными куклами "второго после Хокаге".

В общем, с проверяющим мне повезло. И вот, после короткого разговора с главой города, я оказался в подобных тепличных условиях. Было ясно, что старику — а нынешний Третий Хокаге был внешне стар — хочется поселить в деревне еще один клан с уникальным геномом, вдобавок к уже живущим здесь Хъюгам, Учихам, Инудзукам, Абураме, Нара, Сарутоби... Блин, создается ощущение, будто Первый Хокаге, основавший тогда еще маленькую деревню, был коллекционером носителей уникальных геномов. Кстати, есть тут даже отдельное слово — "кеккей-генкай" — им называют Дар, прикрепленный к генетическим особенностям или определенным органам, как глаза Учих и Хъюг.

Да, и еще. Мои способности, гарантированные моей душой. В этот раз Клеймо оставило мне самый мизер — способность к регенерации, способность к языкам, начала менталистики, и самые зачатки магии — магический Источник. Впрочем, способность к регенерации оказалась не полной — любые раны и внутренние повреждения быстро исцелялись, но отрастить утраченную конечность я уже не смог бы. От менталистики остался вообще огрызок — щит на сознании, силу которого я мог изменять и очень ограниченная устойчивость к субъективным иллюзиям.

К счастью, здесь и этого было достаточно. Более того, от сохранившихся остатков магии я получил огромный, для местных шиноби, бонус. Дело в том, что, несмотря на не очень большой объем, мой телесный резерв восстанавливался практически мгновенно из моего Источника мага — только не надо путать его с местным Очагом. Мне, скажем так, повезло, что главный канал этого Очага — той самой спирали — оказался погружен в ядро моего духа. Так что теперь я был обеспечен любой чакрой, которую мне только придет в голову пожелать — хоть чистой жизненной энергией, называемой Ян-чакрой, хоть смесью из чакры стихии Молнии и чакры стихии Воздуха — что создавало чакру стихии Магнетизма. Почему так? Ну, тут все просто, ведь магическая мана с определенной точки зрения представляла собой на порядки более структурированную и концентрированную чакру с гораздо более широким спектром. То есть, в мане уже содержались все возможные, вероятные и даже несуществующие здесь стихии. К сожалению, прямого контакта с Источником у меня не осталось — я мог указывать тип необходимой энергии, но доступ к ней мог получить только через систему циркуляции.

Кстати, как я уже говорил, здесь энергия была разделена на стихии, соответствующие балансу между составляющими их Инь и Ян компонентами. Более того, шиноби может выбирать, использовать ли смесь Инь-Ян компонент в виде обыкновенной чакры или же трансформировать эту смесь в соответствующую стихию. Правда, реализовано это было достаточно ущербно — маг должен был произнести заклятье-название нужной стихии, прежде чем выпускать чакру для формирования техники. Что-то вроде "Катон: Маленькая Искра Смерти", где слово "Катон" служит ключом Стихийного Преобразования, в данном случае Огня, а "Маленькая Искра Смерти" — название самой техники. Правда — и тут надо бы добавить иронии — "великие и мудрые шиноби способны вызывать техники одним движением бровей"... но я, например, могу вообще ничем не двигать и прекрасно пользоваться любыми техниками, главное, чтобы хватило телесного резерва. Слава Неназываемому за то, что Клеймо не может воздействовать на разум, иначе, я уверен, для соответствия местным я бы был ограничен и в этом. В сумме, моими сильными сторонами в местной магии, называемой ниндзюцу, являлись: резерв, заполняющийся почти мгновенно при опустошении; склонность ко всем стихиям; невероятная концентрация, позволяющая выполнять техники усилием воли, хоть я это пока скрываю.

Местную магию я, как мог, пояснил, теперь перейдем к бою, тайдзюцу. И сразу аксиома — большая часть шиноби либо сражается врукопашную, либо метает всякое острозаточенное железо. И связано это вот с чем — в ближнем бою любые железки будут только мешать, управление течением энергии в системе циркуляции позволяет телу быть эффективнее самого острого меча. И второе — большая часть шиноби не умеет выполнять техники одной рукой или без рук, поэтому и в дальнем бою что-либо большое типа лука или арбалета никогда не использовалось. Лишь отдельные бойцы, достигшие высокого уровня мастерства со своим оружием, сражаются им — да и то не всегда. Исключение составляют различные артефакты, типа Семи Великих Мечей Тумана, но артефакты — они всегда вне правил.

И каждая группа шиноби имеет свой стиль боевых искусств — более того, каждый боец, в конце концов, вырабатывает свой, полностью уникальный стиль, основываясь на полученном опыте. В Академии всех учили местному "академическому" стилю под названием "Полет Листа", и вот здесь-то и открылась огромная проблема. За свои 100 с гаком лет я умудрился почти полностью пропустить эту сторону бытия — до 50-летнего "юбилея" человеческие техники ближнего боя мне были просто не нужны, Клеймо, словно по заказу бросало меня по эфирным мирам. А после, когда я с огромным удовольствием таки ступил на бренную землю, я не имел ни времени, ни желания, чтобы начать изучение хоть какой-нибудь внятной системы боя. Я стал вампиром, среди которых изучение боевых искусств считалось бесполезным, ведь при сражении на свойственных вампирам скоростях любое руконогомашество становилось совершенно ненужным за счет скорости реакции и "боевой ярости" оппонента. А в следующий раз я оказался драконьим всадником, которые вообще сражались только в воздухе и только на расстоянии. А так как чародейство и сама работа с драконлингом уже непростые для изучения предметы, рукопашный бой нам преподавался только факультативно, и я его не посещал, сосредоточившись на оттачивании работы с чарами.

Поэтому я начинал, как и все местные бесфамильные дети, безо всякой базы, но в отличие от них, моя психика уже была полностью сформирована, поэтому мне, магу, сложно было понять, как нужно сражаться в близком контакте. Да, я выучил отдельные движения, да, я с легкостью выполнял тренировочные связки-ката на любой скорости. Да, за счет этой скорости, в спарринге я мог увернуться от любого удара оппонента — но когда, в какой момент нужно бить мне самому я не понимал. Что было странно, ведь раньше, к примеру, на магических дуэлях я как-то находил моменты и для атаки, и для защиты. Наш преподаватель тайдзюцу Мизуки-сенсей считал, что в экстремальных условиях все пройдет, и мне пока нужно просто учить отдельные движения и связки. Я думал, что для ближнего боя мне нужно придумать систему ударов, сразу выводящих противника из строя, не требующих долгих умствований, к которым я привык. Что-то типа каких-нибудь заряженных прикосновений — уж найти время ткнуть пальцами в соперника я найду.

Поэтому пятый год я начинал вовсе не отличником — оценка "слабо" по тайдзюцу портила экзаменационный лист. Впрочем, я вовсе не стремился вверх по рейтингу, стараясь просто сдавать все экзамены положительно.

Собственно, письменный выпускной экзамен для меня был ерундой, потому что коротенький тест на пару десятков вопросов это просто несерьезно. Главной была практическая часть — нужно было сначала победить в спарринге клона преподавателя, а затем показать техники Иллюзорных копий, Замещения и Перевоплощения, то есть Буншин, Кавареми и Хенге соответственно.

Клона я победил, просто исчерпав предел его прочности, работая парочкой простейших ударов и постоянно избегая его атак. Затем...

— Нинпо: Буншин! — и рядом со мной из воздуха соткались пять моих копий. Они были именно визуальными иллюзиями, в отличие от клонов — не оставляли теней, не взаимодействовали с материей, но вполне могли отвлечь противника.

Следующая техника не потребовала от меня никаких криков, я только применил печать ради сокрытия способностей. Впрочем, любой более-менее опытный шиноби мог применять Замещение просто усилием мысли. Недостатком Кавареми было такое условие — шиноби не мог переместиться в пустоту, он мог только поменяться местами со сравнимым по объему объектом, обязательно содержащим чакру. Часто использовалось дерево, замаскированное Перевоплощением. И пока враг был уверен, целиком контролирует ситуацию, у пользователя техники была полная свобода действий.

Выполнив Кавареми, я тут же прошептал:

— Нинпо: Хенге! — и вот уже на моем месте стоит точная копия Ируки-сенсея — нашего классного руководителя. Вообще-то, дополнение "Нинпо", "искусство шиноби", можно для таких техник и не употреблять, но академически правильным считается именно такое исполнение.

— Отлично, Кайдзикен-кун. Ты сдал на высший балл, — он улыбнулся мне, и протянул отличительный знак выпускника Академии — повязку с металлической пластиной, на которую был гравирован символ деревни, называемую протектор или хитай. Я с принятым тут уважительным поклоном принял ее. — Распределение по командам будет послезавтра, в девять утра.

Так я стал генином — магом-адептом.

Глава 2. Четвертый — лишний

На распределение я пришел самым последним — и вошел в аудиторию прямо перед Ирукой. Ага, Наруто сидит здесь. А учителя Мизуки в Академии, как я успел узнать, больше нет. Значит, все пошло по известному сценарию... Ирука-сенсей дождался, пока я займу свое место на последней парте в ряду у окна, и, поздоровавшись с классом, начал зачитывать списки.

Здесь все было без изменений кроме... меня.

— Команда номер 7. Узумаки Наруто!.. Харуно Сакура!.. Учиха Саске! Ваш куратор — Какаши Хатаке! — ну, это было очевидно.

И, уже в конце списка, когда все с любопытством обернулись ко мне, ведь я, как и предсказывал, остался один:

— Кисэй Кайдзикен!.. Твой личный преподаватель... Какаши Хатаке!

— Что? — вскочили Сакура и Наруто. — Почему?! — Саске только хмыкнул.

— Это решение Хокаге и Совета Джонинов. Не нам его оспаривать. Что ж, пока что вы свободны. Ваши кураторы будут ожидать вас здесь в полдень.

* * *

И вот мы — точнее, я и они, сидели в кабинете уже второй час. Уже все разошлись — и команды с кураторами, и Ирука-сенсей...

А Какаши все не было.

Нет, я, конечно, помнил, что он вечно опаздывает, но думал, что в реальности все не настолько плохо. Но нет — он действительно опаздывал на два часа.

Шло время. Узумаки, не сдержав свою хулиганскую натуру, полез ставить ловушку на джонина — меловую губку в проеме двери. Сакура пыталась его отговорить, мы с Учихой невозмутимо сидели. Саске мрачно склонившись над сложенными домиком пальцами, а я в совершеннейшем трансе. Ну, то есть в самом настоящем трансе. Ах да! За последние несколько лет это стало уже привычкой, на которую уже не обращаешь внимания, но все эти годы я каждую свободную секунду проводил в легкой медитации, гоняя самый минимум чистой маны по телу. Не по каналам Кейракукей или даже по сети Руудвайз, являющейся на порядки более сложным аналогом Системы Циркуляции шиноби у мага, а просто по телу — это увеличивало сопротивление тканей перенасыщению маной, и, как ни парадоксально, в то же время способствовало повышению проводимости этих тканей. Вот и сейчас я гонял шарик энергии по всем мышцам, причем с двойной пользой, ведь все эффекты проявлялись не только в отношении маны, но и в отношении чакры.

Прошло еще десять минут.

И наконец — пух-х-х! — взлетел в воздух мел от губки, упавшей прямо на седые встрепанные волосы нашего нового сенсея. Заржал Наруто, запричитала Сакура...

— Знаете что, детишки? — проговорил он бесцветным голосом, стряхивая с волос меловую пыль и строго глядя на нас не прикрытым повязкой из протектора глазом. — Вы мне не нравитесь.

Затем джонин позвал нас на свежий воздух, и мы удобно устроились в парке на крыше одного из корпусов. Ярко светило солнышко, шелестели листья деревьев... Какаши стоял, облокотившись на поручень, опоясывающий край крыши. Мы сидели на ступенях, ведущих к площадке с деревьями, лицом к нему.

— Ну что ж, детишки. Будем знакомиться. Назовите мне свои имена, хобби, цель в жизни и что-нибудь, что вам не нравится. — Хм, да этот Хатаке психолог!.. Одним выстрелом убить столько зайцев, а ведь дети-то этого не поймут...

— Вот, например, — тем временем продолжил он. — Меня зовут Хатаке Какаши. Я не хочу рассказывать вам о том, что мне нравится или не нравится, равно как и о своих целях. Ну, и я имею кучу увлечений.

То есть, ты-то нам ничего о себе и не рассказал.

Эту мысль тут же тихонько выразила Сакура.

— Ну, а теперь вы, — сказал Какаши, и уставился на нас.

Первым выпрыгнул Наруто:

— Я!.. Я! Я — Узумаки Наруто! Я люблю рамен, не люблю ждать, пока он заварится, мое хобби — поедать рамен, а моя мечта — стать Хокаге! Чтобы все люди смотрели на меня! — последнее он проорал во всю силу своей глотки. Впрочем, силы-то там никакой не было — он орал постоянно, и потому постоянно срывал себе голос, который, все потому же, приобрел хрипловатую пронзительную интонацию. Кстати, при упоминании Хокаге расслабленно прикрытый глаз сенсея чуть расширился.

— Следующий, — чуть оживленнее попросил Хатаке.

— Я — Харуно Сакура! Мне нравится... — на этом внятная речь превратилась в бормотание, прерываемое стрельбой глазками в сторону обожаемого Саске. Да, я же забыл упомянуть такой факт: Учиха Саске — секс-символ нашего выпуска, и Сакура была на седьмом небе, узнав, что состоит в одной команде с ним.

— Что же тебе не нравится? — наконец надоело выслушивать эту кашу Какаши.

— Наруто, — было твердым ответом. Самого Узумаки, который испытывал к Сакуре какие-то чувства, перекосило.

— Дальше! — бросил сенсей, подперев кулаком подбородок.

— Меня зовут Учиха Саске, — раздался бесстрастный голос. — Я не знаю, что мне нравится — зато я знаю, что мне не нравится много вещей. Моя цель — возродить клан Учиха... и убить одного человека.

Наруто и Сакура даже чуть отодвинулись от Учихи — настолько пылали ненавистью его последние слова. Узумаки же, из-за эмпатии, перекосило даже больше, чем когда Сакура признала его самой отвратительной вещью в мире.

— Хорошо! И последний...

— Меня зовут Кисэй Кайдзикен — но вы можете звать меня Кай. Мне нравится ниндзюцу, мне не нравятся крикуны и глупцы, моя цель мне пока не известна.

Да, немножко пафосно, но ведь именно этого ожидают от ребенка? И, кстати, ни слова лжи. Я люблю магию во всех ее проявлениях, не люблю когда вокруг вопят или тупят, а цель, из-за которой Клеймо закинуло меня сюда, мне пока совершенно неизвестна.

— Понятно, — я точно уверен, что Какаши подмигнул мне, произнося это. Ну да, он явно разгадал, кто именно "крикун", и кто "глупец". — Что ж. Теперь вы нравитесь мне чуть больше... Но окончательно я определюсь завтра. Потому что завтра вам предстоит самый трудный экзамен на пути к рангу генина — экзамен на выбывание.