— Ну как же ты могла поверить такому гадкому мерзавцу, как я, а? — голос мягкий, бархатистый и напрочь лишенный насмешки. Изумрудные глаза оказались в опасной близости. Глубокие, с пляшущими язычками пламени, они зачаровывали, обещали много-много всего интересного, романтичного и необыкновенного...

Один глаз девицы осторожно, с плохо скрываемым любопытством, приоткрылся и обозрел открывающийся вид. Тот его, похоже, воодушевил, ибо, моргнув, открылись уже оба глаза. Завороженно-зачарованные такие. С толикой не то надежды, не то еще чего в расширенных зрачках. Неуверенная улыбка...

Разглядывая восторженную мордашку Летуньи, Змей так и не сумел сдержаться. Сперва сдавленно хрюкнул, а потом заразительно расхохотался уже в полную силу. "Супруга" была незамедлительно отпущена на свободу, а даро, сквозь приступы веселья, ехидно осведомился, — Неужели ты не знаешь, насколько сильно мне хочется овдоветь, а?

— Я догадываюсь, — доверительный голос, розовато-бледные щеки и... некое разочарование в голосе?.. да что мы слышим?

Вероятно, девушка тоже устыдилась.

Выпущенная на свободу, Летунья остервенело тряхнула волосами, еще больше их взлохматив. Помогло, как же. По глазам шальным все видно!

Заинтересованно наблюдающие с безопасного расстояния ящеры, услужливо напомнили, что способов избавится от "обожаемой" благоверной существует великое множество. И вовсе не обязательно при этом переводить такой ценный пищевой продукт! Все еще хихикающему Змею ничего не оставалось, как выступить посредником между двумя в корне несогласными с обществом друг друга сторонами. Первым делом к Летунье подволокли упирающегося всеми четырьмя одра. Хмурый зверь исподлобья созерцал предполагаемую хозяйку, но, стоило Змею выпустить повод, для того что бы в свою очередь взгромоздить на спину чешуйчатого на'ашу, как тот проявил просто молодецкую прыть и удрал от такого сомнительного счастья как можно дальше.

... на втором заходе зверюга не только подошла вплотную к девушке, но даже перешла её, под заковыристую ругань тащимого следом парня. Пока некромант вдохновенно разъяснял ЧТО он сотворит с этой... (нехорошей) скотиной, парочка описала по двору полный круг и вернулась к исходной точки отправления.

— Этот зверь все больше и больше начинает мне нравиться! Если я его не четвертую, то непременно подарю одной рыжей дамочке при первом же удобном случае! — заметил Змей, когда и третья попытка (подтащить на этот раз саму девушку к упрямому ящеру) не увенчалась успехом. Вьючное животное, под громкий рык своего собрата, с место взяло в хороший галоп и осадило только на самой дальнем конце двора от пассажирки, — Учись, студент! Такое сильное чувство самосохранения! Кое-кому бы тоже не помешало, э?

Сама же студенточка, нисколько не сокрушаясь, лишь невнятно хрюкнула в ответ, скорчившись от смеха и обхватив себя за бока. Что сговорчивости ящеру, естественно, ну никак не прибавляло. А уж когда даро созрел для гениальной идеи (все же девицк за собой легче таскать, чем ящерицу)...

— А зачем? Чувство самосохранения, как видишь — вещь вредная! — с хохотом доложила эта паршивка, изворачиваясь из загребущих лапок даро и быстренько отбегая в противоположную сторону не хуже одра. Издалека они даже обменялись понимающе-сочувствующими взглядами — мол, мы друг-друга понимаем, скорбим.

Пришлось вернуться к первоначальному плану.

После четвертой попытки (столь же успешной, как и три предыдущие) уважение к одру со стороны Змея возросло просто до небывалых высот. Равно как и желание презентовать такое чудо Ваэри (если, конечно, удастся её вытащить). Гад порвал поводья, когда его привязали, и выворотил целую жердь из забора. Что ж... пришло время поздравить ящера с полной победой — тащить его за собой еще можно, но вот управлять у девицы ржущей не получится...

— Ладно, попробуем по-другому... — слова у Змея с делом никогда не расходились. Яростно ругаясь, парень погрузил на спину сообразительного ящера сумку Лунны, Снежного и прихваченный коробок с лекарствами. Туда же, после недолгих раздумий, была перевешана вся поклажа со скаковой твари. Теперь дело за малым... Молодой ящер ощерился, попытался тяпнуть двуногого за руку, но опоздал. Клацнули вхолостую зубы. Некромант подвел скалящегося и злобно рявкающего падальщика (ящер оказался либо сговорчивее, либо голоднее) к своей "ненаглядной и ласково проворковал, — Транспорт подан, о ясный свет моих очей!

Ящер согласно хлестнул хвостом по воздуху и недобро воззрился на пассажирку. И даже, кажется, решил попробовать на вкус-таки...

Летунья.

Потянувшаяся с нехорошими намерениями ящерица-переросток, едва ли собиравшаяся дружески поздороваться, получила тяжелой женской ладошкой по носу — скользнули с неприятным звуком когти. Издалека раздалось ехидное шипение более благоразумного собратца-одра.

Незаметно помассировав ушибленную ладонь и показав язык ошарашенной ящерице, Летунья, ловко извернувшись, перескочила за спину даро, словно прячась.

— Я на нем не поеду! Он меня еще по пути слопает! — категорично заявила она, скрещивая руки на груди и насупившись.

Цензурными в заковыристом ответе Змея были только предлоги. Зато оценка ситуации вышла очень точной и эмоциональной. Вероятно, доведенный выкоблучиваниями того, потрепанного ящера, вывели парня окончательно.

Изумрудные глаза нехорошо сверкнули, на губах появилась знакомая сияющая улыбочка от уха до уха. Бояться Летунье, похоже, определенно следовало вовсе не ездовых ящеров, а одного гениального, красивого, совершенного, удивительного и, ко всему, доведенного до стадии злорадного кипения, мерзавца. И не за его же спиной прятаться.

— Если ты на него не сядешь, дорогая, то слопаю тебя уже Я! — ласковым голоском пообещал даро. Золотистая физиономия, развернувшися, оказалась в опасной близости от нежного девичьего личика, и выражение её ничего хорошего не сулило, — Причем, заметь, немедленно!

Неосторожный ящер, оправившись от бессовестности и попытавшийся под шумок обойти некроманта сбоку, дабы добраться до обнаглевшей пищи, получил по морде снова, да так, что присел на подогнувшихся лапах и еще пару минут пытался собрать в кучку разъезжающие глаза. А карающая длань онемела на пару мгновений. Грр! Только попробуй, поганец, еще покачай права. На живодерню отправлю! Змей даже не стал оборачиваться по такому поводу, гораздо более занятый совсем мной проблемой (на редкость глупой и по самые кончики ушей влюбленной). Проблема хлопала глазами и бояться не желала. Даже с любопытством слушала, едва ли не подрагивая кончиками ушей на эльфийский манер, ехидноразглядывая "зверскую" физиономию даро, оказавшуюся на таком недопустимо-близком расстоянии. Ах, слопаешь, значит?..

Оскал получился весьма и весьма выразительным — прикус у девушки был просто феноменален!.

Синие глаза выжидающе и задорно встретились с непроницаемой зеленью, девушка даже не подумала хоть как-то отклонится от нарушающего все формальные законы об этикете личного пространства парня. Нравится — пускай, а вот смутить нас больше не удастся, так и знай ("Сам же предупреждал о своей испорченности, ннэ?"). Разве что клыками клацнула в опасной близости от носа некроманта.

Ну, давай! Лопай! Чего ждешь?! Отравиться боишься?..

Если несносный мерзавец чего и боялся, то явно не этого. Убедившись, что девица упрямая ничего добровольно делать не собирается (а на увещевания явно уже не хватало нервов), он поступил по-простому. По-гениальному.

Не колеблясь, парень за руки, за ноги, за хвост нахлобучил не успевшую вновь удрать на'ашу на спину осоловевшего моргающего зверя. Не то, что бы девица совсем сдалась без боя, но... Ящер только пискнул безнадежно, когда даро следом за пассажиркой и сам оказался в седле

— Дорогая супруга, — это некромант проворковал в самое ухо одной особы, вырваться которой так никто и не позволил. Но, честное слово, она сопротивлялась с дикостью и рвением праведной монашки, к которой пристает пьяный рыцарь, у которого только что завершился обет воздержания. То бишь: с матом, с визгом и безрезультатными ("Да и не слишком активными, не находишь?") попытками вырваться. Стихии, а ведь он и вправду сильнее, как досадно бы это не звучало... и вообще. Возмутиться на этого извращенца не получалось, — как же я счастлив, что вы согласились составить мне компанию на этой верховой прогулке!

...с некоторой скидкой на то, что рот Лунны был предусмотрительно зажат ладонью, парень явно расценил возмущенное мычание за согласие и пару раз пнул зверя пятками под ребра, направляя вперед...

Пернатый Змей.

...Все еще оживленное улочки были полны народу. Продавали, покупали, спорили, мирились, обнимались, грозно брякали оружием, зазывали и разглядывали витрины горожане всех сословий, родов и профессий. Но от полуденной толкотни осталось не так уж и много. Никто никуда не спешил, торги и споры утратили прежнюю оживленность — теперь до следующего дня не будет заключено ни одной серьезной сделки. Кто же согласится что-то продать в такой поздний час? Утром, все только утром! Хмурые лавочники суетились, закрывая свои магазинчики на ночь. Над некоторыми дверьми уже болтались знакомые алые ленты, из других вежливый хозяин с улыбками и поклонами выпроваживал припозднившийся гостей. За полчаса до гашения огней всякая торговля в городе должна быть прекращена. Исключение делалось лишь для лекарей и трактирщиков, но и у тех должно было быть выданное Короной разрешение. Теперь все реже попадались личные рабы, и все чаще — дорого одетые и обвешанные золотом господаря в сопровождении телохранителей и молчаливых даро. Благородные — в основном молодые отпрыски малоизвестных домов — двигались зигзагами, размахивали глиняными бутылками, больше проливая на самих себя, нежили доставляя до страждущего рта. Неслись над головами прохожих их непристойные песенки, неизобретательная ругань или пошлые шуточки. Сопровождение стоически терпело, попеременно выковыривая перебравших господ из тупичков или поднимая с пола. Трудно было поверить, что всего через час огромные световые шары на улицах потухнут и город вымрет. До следующего утра.

Ящеры двигались вперед ходкой рысью. Это было так странно — после стольких лет снова управлять такой тварью, снова ехать по запруженным народом улицам, снова видеть знакомые дома. Чем-то необычным стала лишь спутница. Взъерошенная белая макушка навязчиво маячила перед глазами, закрывая обзор и напоминая, что и вечно пьяный боров-хозяины, и рабство остались в прошлом. Некромант то и дело насмешливо фыркал, поражаясь собственным мыслям. Но обхватывающая талию девушки, рука прижимала ей к спутнику много сильнее, чем того требовали приличия и меры безопасности. Даже сквозь плотную ткань одежды можно было ощутить жар чужого тела и мерные удары сердца.

Прохожие провожали странную кавалькаду заинтересованными взглядами: одежда хорошая, раб — так и вовсе драгоценный, а звери — так себе. Да и парень какой-то странный. Если благородный, то почему в седле так скверно держится? И сбруя у ящера приметная, коронная. А на стражника или мага наездник ну ни как не тянет. Молод еще. Но уступали они путь исправно: связываться с даро себе дороже. Так что пока дорога обходилась без происшествий. Мимо проплывали (точнее, проносились рывками) дома, пару раз пересекали мосты над яростно бушующем потоком, миновали с десяток площадей — и маленьких, в которых с трудом смог бы разминутся отряд стражников, и больших, где вполне могло поместиться небольшое воинство.

Очередная узенькая улочка, неожиданно, расползлась в стороны, преобразовавшись в некое подобие аллеи, мощенной мраморными плитами и украшенной по бокам живым кустарником с огромными листьями и гроздьями белых цветов. Запах стоял просто умопомрачительный. Змей, придержав ящера, не поленился перегнуться и сорвать россыпь ароматных звездочек, а потом с самой серьезной миной вручить цветы восседавшей впереди даме. Жест испортили разве что ехидные комментарии некроманта, пояснившего, что называется это подземное чудо каледом и используется при вызывании демонов в качестве сильного оберега. И что ему, Змею, уже давно хотелось проверить, не помогает ли такое безотказное средство от влюбленных на'аш.

Вдалеке, в самом конце, цветочная алея упиралась в ажурные переплетения удивительной работы забора. За росшими по ту сторону деревьями едва угадывались очертания огромного знания из все того же нежно-золотистого песчаника. То выглядывали в просветах между ветвей витражные оконца, то — подпирающая балкон колонна, но исписанные изящными рунами стены. Чем ближе подходила к величественному сооружению дорога, тем меньше и меньше встречалось на пути прохожих.

И все больше попадалось стражников...

Летунья.

И когда он руки последний раз мыл?!..

Тот, кто сказал, что цапнуть длань зажимающую так легко — определенно врет. Клыки сыграли плохую шутку, не позволяя по должному раскрыть рот для укуса. Да и не очень-то и хотелось, вот!

Впрочем, на относительную свободу её все же выпустить удосужились, не слишком, конечно, поверив возмущенному сопению и молчаливому обещанию не скандалить, хотя бы — временно. Причина же для этого "временного" перемирия была проста — вряд ли со стороны тех, кто сновал по улицам, это могло показаться очень не странным. И так видок, наверное, очень колоритный был...

Праздношатающийся люд не слишком пришелся телепатке по вкусу. Она не любила толпу, если только не требовалось пополнить свое материальное положение. А как тут его пополнишь, если ты сидишь на не слишком симпатичной тварюшке, моля стихи лишь об одном — как бы неуклюжей ласточкой не слететь вниз. Хорошо хоть, что рука, державшая её, внушала хоть какую-то уверенность в том, что знакомство с землей в самой неприглядной форме не состоится.

Поначалу, если признаться честно, Таль изображала из себя обиженно-гордую девушку, стараясь сидеть прямо, но этот "героизм" продлился не долго — первые минуты три. А затем, пользуясь таким хорошим и удобным случаем, облокотилась-прижалась к даро, разве что не уснув, убаюкавшись от мерной тряски и пригревшись. Единственное, что удерживало от столь заманчивого поступка — тихое насмешливой фырканье за спиной.

Даро был теплым, даже горячим — как человек, у которого температура. Но, что было самым удивительным, холодолюбивая на`аша нисколько не была раздосадована этим фактом. Это было даже... приятно.

"— ...та-а-а-ак, начинаем страдать ослабленной формой особого мазохизма? Девочка, очнись и вернись на землю эту грешную...

— Иди на ... и его окрестности!

— И он на тебя плохо влияет, заметь..."

С интересом стреляя по сторонам широко раскрытыми глазищами, девушка, так удобно устроившись, как губка впитывала в себя новые ощущения вокруг, не гнушаясь ничем — от оскорбительных эмоций до ощущения всесилья и безнаказанности, которое так часто бывает у пьяных и самоуверенных. Творческая натура, она не оставляла без внимания и окружающую красоту — вот красивый завиток на низенькой крыше, а вон, живописно раскинув руки-ноги, лежит некий напыщенный хлыщ, ни в какую не соглашаясь покидать столь теплые объятия лужи, о чем и сообщал в весьма неблагозвучной форме своему телохранителю, пытающемуся хоть как поднять своего подопечного. Последний настаивал и сопротивлялся, телохранитель упорствовал. Досмотреть, чем же кончится столь захватывающее зрелище не удалось — очередной подскок в седле и путь продолжался с новыми пьесами из жизни засыпающего города.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓