Но всегда будет "в следующий раз". Малинский был уверен в этом. Даже если все они окажутся достаточными идиотами, чтобы начать обмениваться ракетно-ядерными ударами через океан, Малинский был убежден, что какая-то часть человечества выживет, создаст новые армии и продолжит войны, как ни в чем не бывало. Люди навсегда останутся людьми, и навсегда останутся войны. И навсегда останутся солдаты. И, как надеялся Малинский, навсегда останется Россия.
Раздался осторожный стук в дверь.
— Войдите! — сказал Малинский, глубже зарываясь в тень.
Свет ворвался в комнату, а затем исчез, когда дверь закрылась. Штабной майор подошел к карте и без слов начал корректировать данные о расположении частей.
Малинский в безмолвии смотрел на это. Германия, восток и запад. Фактически, вся его взрослая жизнь, и даже больше — с тех пор как он впервые попал сюда вчерашним суворовцем. Эльба, Везер, Рейн и Маас. Модель и Саар. Затем страны Бенилюкса и поля Франции, где гвардии полковник граф Малинский вскинул саблю, впервые идя в бой против кавалерии Наполеона.
Малинский верил, что точно знал, как реализовать план наступления. Как использовать свои силы, чтобы задействовать их против неприятеля на правильных направлениях, в правильном порядке и в темпе, который был бы для противника морально и физически непреодолим. Он знал, где следует задержаться, а где наступать без оглядки. Он даже надеялся, что противник будет достаточно хорош, чтобы оказать сопротивление.
Ему противостояла, по крайней мере пока, Северная группа армий НАТО — СГА, которая была, в свою очередь, подчинена Объединенным Силам Центральной Европы (ОСЦЕНТ). СГА была, казалось бы, оперативной группировкой огромной силы, но из докладов разведки Малинский знал, что эта группа, прикрывающая обширные северные области Западной Германии, имела три крупных слабости, которые западные союзники отказывались признавать. Несомненно, СГА была гораздо уязвимее, чем более однородная по составу Центральная группа армий ЦГА к югу от нее.
Несмотря на первоклассное оснащение, технику и отличную подготовку личного состава, командование противника не понимало важности единого управления войсками. Как сообщалось, политическая глупость дошла до того, что СГА стала напоминать Варшавский договор, в котором поляки, чехи и ГДР-овские немцы могли наложить вето на мельчайшие аспекты военного планирования.
К этой проблеме добавлялась и то, что враг явно проигрывал в мобильности. На примере их учений было видно, что они все делали слишком медленно и тщательно, оставаясь убежденными пешеходами в эпоху сверхзвуковых скоростей. Наконец, Малинский считал, что противник явно недооценивает советскую армию и не имеет ни малейшего представления о том, как она могла вести боевые действия. Малинский ожидал, что их оборона будет упорной, кровопролитной и бессмысленной. Он же постоянно напоминал своим подчиненным три слова, ставшие его своего рода девизом: скорость, маневр, действие.
— Что это? — Спросил Малинский, подавшись к карте, указывая на нее сигаретой, словно кинжалом. — Что это там происходит?
Майор отдернулись от карты, как будто получив удар током.
— Товарищ командующий фронтом, части седьмой танковой армии начинают занимать район сосредоточения, но, как видите, они смешались с танковой бригадой сорок девятого объединенного армейского корпуса. Корпус отстает от графика движения к району развертывания западнее Эльбы.
Тщательно контролируя свой голос, Малинский приказал майору, с его умной, четкой речью выпускника академии имени Фрунзе выйти. Когда за ним закрылась дверь, словно выметя его потоком света, Малинский потянулся к телефону.
— Начальник штаба на месте? Товарища Чибисова к телефону.
На мгновение, Малинский услышал слабое оживление на другом конце провода. Потом из аппарата раздался знакомый, как всегда хорошо поставленный голос Чибисова.
— Слушаю, товарищ командующий фронтом.
— Ансеев прибыл?
— Только что.
— Прикажите ему спуститься ко мне — Малинский задумался. — Как обстоят дела?
— Некоторые все еще задерживаются. Но они прибудут вовремя.
— Немцы?
— Так точно, прибыли. Нервные, как щенята.
— Я считаю, что так и должно быть.
— Прибыли польские офицеры связи с Северного фронта. Можете представить, как они счастливы.
Малинский вполне мог себе это представить. Его всегда впечатляли способности и таланты польских офицеров, но он никогда не мог заставить себя доверять им. Он всегда считал, что они не желают исполнять свои обязанности, и относился к ним более строго, чем к остальным.
— Просто отправьте Ансеева ко мне — сказал Малинский. — А также дайте знать, когда прибудут остальные.
Малинский повесил трубку. Дым колыхался перед ярко освещенной картой, словно исходил от уже начавшегося сражения.
Он думал о своем сыне Антоне. Его сын был командиром боевой бригады в составе сорок девятого корпуса, молодым и красивым гвардии полковником. Антон относился к типу офицеров, перед которыми когда-то падали в обморок дамы при императорском дворе. Малинский страшно гордился сыном, и хотя Антону было за тридцать, Малинский в мыслях всегда называл его "мальчиком". Антон был его единственным ребенком. И все же Малинский пошел на крайние меры, чтобы Антон сам прожил жизнь и сделал карьеру без его покровительства. Он никогда не мог быть в этом уверен, все же фамилия делала свое дело, особенно сейчас, когда начала формироваться новая система потомственного офицерства. Но Малинский решил не вести себя как многие другие высокопоставленные родители, проталкивающие своих детей наверх по служебной лестнице. Антон был Малинским, и традиция требовала, чтобы он сам достиг того положения, на которое был способен.
Они были графами, не самыми богатыми и влиятельными, имели небольшое поместье под Смоленском. До революции, конечно же. Из русского служилого дворянства, но с примесью польской и литовской крови. Во время тяжелого начала восемнадцатого века один из Малинских воевал в армии Петра Великого под Полтавой и на Пруте. Во время Северной войны, на балтийском побережье, он впервые услышал немецкую речь. Потом был Василий Малинский, потерявший руку в битве при Кунерсдорфе в 1759, в час победы над Фридрихом Великим. Василий продолжил службу под началом Потемкина в русско-турецкой войне, когда, наконец, Екатерина Вторая, императрица немецкого происхождения, в знак признания заслуг пожаловала Малинским графский титул. Еще один Малинский, на этот раз позор семьи, участвовал в итальянском походе Суворова и переходе через Альпы, как оказалось, только затем, чтобы быть осужденным за малодушие после катастрофы под Аустерлицем. А его брат проехал в 1814 по улицам Парижа во главе уланского полка. Малинские воевали в Средней Азии и на Кавказе, а один утверждал, что сумел раздеть Лермонтова в карты. В бурной середине девятнадцатого века один из Малинских умер от чумы в лагере под Бухарой, еще один от холеры в севастопольских окопах. В сражении под Плевной в 1877 капитан Михаил Малинский получил орден святого Георгия второй степени, а затем, уже генералом, участвовал в русско-японской войне. Майор Антон Михайлович Малинский погиб под огнем австрийских пулеметов в Карпатах в Первую Мировую, его брат, инженер-капитан Петр Михайлович присоединился к революции. Малинские всегда служили России, независимо от того, были ли они бесшабашными молодыми гвардейцами в Санкт-Петербурге, или реформаторами в офицерской среде, или в своем имении. Напивались до смерти и прикладывали усилия, чтобы реформировать сельское хозяйство на современной научной основе. Одни делали все возможное, чтобы промотать семейное состояние, другие считали своими друзьями Герцена и Толстого. Эта семья объединяла все противоречия России под одной фамилией и традицией воинской службы.
После революции семья оказалась на грани исчезновения. Дед Малинского, Петр Михайлович, присоединился к революции, искренне мечтая о новой, лучшей России. Но революция оказалась не тем, к чему стремились Малинские. Дворяне, прогрессивные или реакционные, все равно считались угнетателями рабочих и крестьян. Создавшаяся ситуация была еще хуже из-за того, что Малинские сражались по обе стороны гражданской войны. Два двоюродных брата Петра Малинского служили в контрреволюционной армии Деникина, а он сам воевал против белых как военспец и советник неграмотного командира дивизии, у которого было больше храбрости, чем таланта. Петр участвовал и в советско-польской войне, хотя его жена, сын и мать оставались в заложниках у подозрительных большевиков. Он воевал с яростью, но не столько за большевиков, сколько за Россию. Гражданская война и борьба с внешними врагами становились все более и более беспощадными, но Россия поднималась над всем этим, впитывая в свою землю кровь и безжалостные устремления своих сыновей.
В конце концов, только обширные знания инженера и штабного офицера сохранили Петра. Он получил назначение во вновь организованную военную академию, позже получившую имя Фрунзе. Он преподавал математику и картографию офицерам, которые в большинстве своем учились читать и писать верхом на лошадях во время Гражданской войны.
Поместья, конечно, теперь не было. Малинские не могли поселиться даже рядом с ним. Однако жизнь офицера оставалась хорошей судьбой, по сравнению с теми страданиями и неустроенностью, которые Петр наблюдал вокруг. Время от времени он размышлял об том, чтобы уехать из России вместе с семьей. Но, сказал он себе, большевики когда-то уйдут, а армия останется. Он искал что-то хорошее в революции и странных новых лидерах, все еще надеясь, что в людях осталось что-то светлое после купания в море крови.
Его сын, Михаил, поступил в военную академию в 1926 году. Традиция оказалась почти разрушена, поскольку в Рабоче-крестьянской Красной Армии не хотели видеть детей бывших дворян. Однако, там нашлись уцелевшие военные специалисты из прежней, царской армии, поэтому для его сына удалось без лишнего шума найти место.
В 1938 году полковник Петр Михайлович Малинский был арестован НКВД, подвергнут пыткам, осужден и расстрелян. Его сын, ставший к тому времени капитаном, был арестован и отправлен на Колыму. Его жена и сын не знали, жив он или нет, пока через год, один особенно смелый знакомый капитана сообщил им, что Малинский был жив, и семья смогла начать с ним переписываться, тщательно следя за каждым словом.
Сидя в благоустроенном кабинете в бункере глубоко под землей ГДР, сын этого заключенного вспоминал, как он писал далекому, наполовину незнакомому отцу. Мать всегда настаивала, чтобы он что-то добавил, или рассказал что-то о себе, а когда не хватало бумаги, он дописывал на страницах матери.
Отец выжил. Когда Гитлеровская Германия начала войну 22 июня 1941, даже Сталин вскоре был вынужден осознать степень своей глупости. Заключенные из числа офицеров, которые еще были достаточно здоровы и чьи дела были не слишком черны, вернулись на службу. Отец Малинского сражался от Тулы до Берлина. Не за Сталина. Не за коммунистическую партию, хотя его восстановили и в ней. За Россию.
Отец Малинского выглядел на шестьдесят, хотя ему было всего за сорок. Лагеря подорвали его здоровье и, возможно, только сила воли помогла ему пройти через всю войну и дойти до победы. Он вошел в Берлин командиром стрелковой дивизии, с менее чем двумя тысячами боеспособных солдат. Он умер в военном санатории на Кавказе в 1959 году. Его сын, в парадной форме, держа за руку своего шестилетнего сына, навестил его незадолго до этого. В тишине комнаты больной генерал посмотрел сыну в глаза и сказал: "Я пережил этого ублюдка. И Россия переживет их всех. Помни об этом. Твоя форма принадлежит России".
Через год после ввода войск в Чехословакию, Малинский попал в инспекционную группу, оказавшись по пути в Смоленске. Сильное пьянство оставалось распространенным в офицерской среде, и офицеры, с которыми он ехал, регулярно напивались до потери сознания. Однажды утром, когда все храпели после очередной попойки, он взял служебную машину и поехал в совхоз, где когда-то располагалось поместье его семьи, насчитывавшее до тысячи душ.
Главного дома не было уже давно, он был разрушен немцами во время Великой Отечественной. Совхозные здания представляли собой набор невзрачных амбаров, сараев и лачуг из жести и шлакоблоков. Малинский припарковал машину и пошел посмотреть на новый урожай на полях. С небольшого возвышения он видел хронику своей крови в бескрайнем море коричневого, желтого и зеленого, простирающемся на десятки километров. И он заплакал. Не от потери земли. Не от потери знатности, хотя иногда ему нравилось представлять свою жену графиней. Скорее он плакал по России, сам не понимая себя. Затуманенным взором он смотрел вдаль, где поле сливалось с небом, обрываясь в бесконечность, думая о том, что хорошие люди всегда плакали по России, потому что ничего другого им не оставалось.
От тарахтения остановившегося поблизости трактора он вернулся в реальность и побрел назад мимо участков с невыразительными сельскохозяйственными постройками. Когда он подошел, его окликнула пожилая, стереотипно крестьянская женщина:
— Никаких таких привилегий, товарищ офицер. Стойте в очереди, как и все.
* * *
Генерал-майор Ансеев осторожно вошел. Когда он приблизился к острову света возле карты, Малинский жестом указал ему занять место. Стулья для посетителей были специально расположены так, чтобы те могли повернуться налево к карте или направо к Малинскому, но в любом случае не могли чувствовать себя комфортно. Место Малинского было расположено так, чтобы когда посетитель обращался к нему, лампа, освещающая карту, слепила ему глаза. Малинский не был садистом, но он был твердо убежден в необходимости установления и поддержания полного контроля над окружающими — и эта позиция отражала его убежденность в необходимости точно учитывать любую мелочь в планировании военной операции.
Малинский достаточно хорошо знал Ансеева. Во время командировки Малинского в Афганистан — пожалуй, самого сложного периода его жизни — бесшабашный Ансеев командовал группой быстрого реагирования. Он проявлял себя смелым импровизатором там, где другие предпочитали перестраховаться. Когда душманы блокировали горную дорогу, Ансеев лично провел свою бронетехнику по высохшему руслу реки, чтобы придти на помощь блокированному гарнизону. Но вместе с тем он часто не обращал внимания на детали и нес серьезные потери. У каждого командира были свои недостатки, считал Малинский. Ансееву бы просто не помешало научиться видеть ситуацию здесь и сейчас.
Ансеев был назначен командиром корпуса, структура которого была оптимизирована для выполнения роли оперативной маневренной группы фронта, которую предполагалось быстро и глубоко ввести в тыл противника, чтобы наилучшим образом развить успех после прорыва. Не дать ему реорганизовать новые линии обороны, захватить ключевые позиции и, в общем, убедить противника, что он потерпел поражение прежде, чем тот действительно разберется в ситуации. Предполагалось, что этому будет способствовать присущая Ансееву скорость и решительность. Пока же одна из его бригад даже не смогла вовремя прибыть в район развертывания. Малинский подозревал, что знал, почему, но хотел услышать, что скажет Ансеев. Протянув ему портсигар, Малинский наклонился к свету. Ансеев обычно был до дерзости уверен в себе и, к тому же, был таким же заядлым курильщиком, как и сам Малинский. Но сейчас он отказался от предложенной сигареты, проворчав что-то похожее на вежливый отказ.
