Прыжок леопарда. Глава 16

Что делать, — спрашивали одни, — если работники гостиницы или милиция, или и те и другие, сделают попытку задержать их в вестибюле гостиницы с казенными одеялами, в которые упаковано тело уважаемого Хасана? Не лучше ли оставить его здесь?

Будем прорываться с оружием, не оставляя свидетелей, — предлагали другие. — Внизу ожидает машина. На подходе еще одна. Нужно только дождаться Арифа и отправить его за огневым подкреплением.

Третьи тоже считали, что нужно дождаться Арифа: пусть, мол, спустится вниз и попробует "кому надо" хорошо заплатить.

Шестерка им, что ли, этот Ариф? — я даже обиделся за него.

— Э-э, дорогой, кель манда! Что стоишь? — крикнул кто-то из них — заметил, наверное, шевеление за стеклами двери, ведущей в апартаменты.

Ну, что ж, здравствуйте!

Трое участников шумной дискуссии разместились за небольшим столом. Они играли в карты на деньги. Еще двое курили, лежа в кроватях. Шестой сидел в левом углу рядом с телефонной тумбой, забравшись с ногами в белых носках, на мягкое кресло. Это был бритый наголо бородач в широких шикарных штанах, переливающихся оттенками синего в волнах электрического света. На спинке кресла лежал его бордовый пиджак, а на коленях — небольшой автомат с массивным глушителем. Бородач контролировал вход. От него исходила основная угроза.

Реакция у него была потрясающей. Выучка тоже. Исправляя оплошность, бородач попытался упасть вперед-вниз, перехватить в движении автомат и еще в воздухе нажать на курок.

— Мамая кэру! — мысленно крикнул он.

Но я уже успел отодвинуться вправо, поставив между ним и собой бестолковых картежников. Они побросали карты и начали подниматься, но человек с автоматом все равно собрался стрелять.

Как в старом забытом сне, где я опрокидывал поленницу дров, моя правая рука резко выбросилась в его направлении, ладонью вперед. Бородач отшатнулся. Его, вместе с креслом, с силой швырнуло в оконный проем. Затрещала, ломаясь, деревянная рама, брызнули в стороны осколки стекла. Автомат отлетел в сторону.

Наверное, этот несчастный на какое-то время вырубился. Он никак не отреагировал на то, что верхняя, более-менее целая часть стекла, влекомая собственной тяжестью, сначала медленно, а потом все более ускоряясь, ринулась вниз. Как гильотина, она с беспощадным хрустом отделила беспокойную голову от его широченных плеч.

К тому, что было потом, лучше всего подошло бы вульгарное слово "мочить". Головы лопались, как перезрелые тыквы, прежде чем их носители успевали подняться на ноги и сообразить, что им сподручней делать: драться, или бежать. Я всех убивал, уже не боясь испачкаться. Одежда, руки, лицо и, даже, вспотевшие волосы — все было забрызгано вязким желе из крови, мяса и мозга.

Они умирали в счастливом неведении, думая, что за все в этой жизни ими уже заплачено. Нет, мужики, это только прелюдия. Я приду в этот номер еще не один раз — совершу временную петлю и приду, чтобы спросить за все. И пусть это будет не эталонное время, а новая вероятность, вы мне не просто расскажете, а хором споете: кто из вас побывал на квартире отца, куда подевалась Наташка, зачем вы отрезаете головы и, самое главное, кто за всем этим стоит. Споете, перебивая друг друга потому, что несколько раз умирать страшно.

Они еще не перестали думать, а я уже собирал трофеи. "Мамая кэру"... где-то я слышал это ругательство. Нужно будет спросить в следующий раз, что оно означает?

В прихожей под вешалкой я обнаружил вместительную синюю сумку. Точно такую же, как у Арифа. Покупали, наверное, в одном магазине. Я побросал в нее деньги, документы и весь боевой арсенал: два автомата, два пистолета "ТТ" и четыре "Беретты", патроны в обоймах и россыпью, заточки, ножи-стропорезы, пластиковую взрывчатку — потом разберемся. Чтобы освободить от ноши правую руку, сунул в сумку и свой дипломат. Ключ от машины и водительские права на имя Насреддина Рустамова спрятал в боковой карман сочащейся кровью куртки.

Уже на обратном пути я обо что-то споткнулся. В сердцах пнул ногой перевязанный бечевкою сверток, а из него, вдруг, посыпались деньги — пачки новеньких долларов в банковской упаковке. Сумку пришлось трамбовать ногами.

— Это сколько же нужно поймать рыбы, чтоб заработать такие деньги? — спросил я у тела Насреддина Рустамова.

Он, естественно промолчал.

Прощальным взглядом я окинул место побоища и обругал себя за излишнюю эмоциональность. То же самое можно бы сделать тише и гораздо быстрее.

Телефон хоть и упал, слава Богу, еще работал. Я позвонил на второй этаж. Никто не ответил. Наверное, Сашка послушался меня и ушел. Если так — вдвойне молодец.

По смежной стене номера уже колотили. На улице завывала сирена. Пора и честь знать — загостился. Я поднял с пола понравившийся мне "Калаш", подогнал ремень под правую руку и пнул ногой хлипкий замок.

Засады не было. Но этих двух я чуть не зашиб. Прямо под дверью, так и не решившись в нее постучать, что-то лопотала на своем языке парочка заспанных финнов. Мужик был в пижаме и ночном колпаке, а подруга его — в осеннем пальто, наброшенном на голое тело. Увидев мою свирепую рожу, мужик проглотил и язык, а дамочка плотней запахнула свое пальтецо и прикусила кулак.

— Ду ю спик инглиш? — спросил я и повел "калашом", — чешите отсюдова на хрен. Здесь больше никто не будет шуметь.

Их сразу не стало. Я прислушался, прозондировал окружающее пространство. По лестничной клетке поднимались бегом несколько человек. А зачем тебе так спешить, если ты не солдат? Впрочем, служивые были еще далеко, их агрессивные мысли были настроены на этаж ниже. Значит, как минимум, минуты четыре запишем себе в актив. Время нужно беречь — оно, как и я, устает.

Коридор безмолвствовал. Он был огромен и пуст. Если кто-то здесь сейчас и не спит, то больше всего опасается за надежность казенных дверей. Я беспрепятственно дошел до самого служебного лифта. Он откликнулся сразу: засветилась красная кнопка, кабина медленно поползла вверх. Где-то на этаже отчаянно верещали протрезвевшие финны:

— Мафия!

В коридор выскочили двое в военной форме. Рванулись ко мне, доставая на ходу пистолеты. Наверное, тоже пришли по кровавому следу.

— Стоять!!!

Опоздали, братишки. Скрипучая дверь отошла в сторону, кабина присела, качнулась и медленно поползла вниз.

Я выбрал третий этаж — хорошее число, три. Сбежал на пролет вниз, даже не представляя, куда приведет узкая служебная лестница. Ага! Все туда же! Вход в ресторан уже забран тяжелой решеткой, но слева от него, за невзрачной застекленной дверью, почему-то закрытой на ключ, ласкали мой взгляд таблички гостиничных номеров. Судя по ним, та самая, нужная мне, была где-то рядом.

Шум за спиной нарастал — сверху поджимали преследователи. Я вышиб преграду вместе с дверным косяком. Короткий рывок — и я дома. Все было, как договаривались: номер открыт, ключ — в замке изнутри. Я провернул его на два оборота, и в то же мгновение дверь содрогнулась под напором тяжелого тела.

— Беги, отморозок, беги, — ревел голос с той стороны, — только не вздумай сдаваться! Повинную не приму, убью при попытке к бегству. Кровь смывается только кровью. Что ж ты стоишь? — беги!

Окно было распахнуто настежь, выход на козырек искусно задрапирован тяжелыми шторами. На подоконнике красовалась чекушка. На горлышко с "бескозыркой", как рецепт на склянку с лекарством, была нанизана бумажка с каракулями. С чего это Сашка вздумал, вдруг, пошутить? Не читая, я сунул записку в карман, слегка приподнял штору и вырвался на скользкий загаженный козырек. Что только сюда не бросали! Хорошо, хоть никто не додумался сходить по большому.

Бутылку, на которой, скорее всего, остались отпечатки Мордана, я изо всех сил запустил в ночь. Где-то там позади, под прикладами автоматов, трещала казенная дверь.

На козырьке, как и во всем городе, хозяйкой была осень — златовласая леди с мерзким характером. Меня окатило струей холодной воды, льющейся с крыши. И я побежал, оставляя на память преследователям, следы своего грязного прошлого. В тусклом электрическом свете, вспыхнувшем в окне за спиной, они казались уж очень черными.

Длинный гостиничный козырек нависал над проезжею частью улицы. В эту собачью пору машин на ней уже не было. (Или еще не было?) Из зашторенных окон универсама "Волна" пробивался наружу мягкий "ночной" свет. Ниже меня, в каптерке, лежа на топчане, охранник смотрел телевизор.

Я выпустил всю обойму, целясь в экран:

— А ну, поднимайся, служивый!

Это был настоящий "Калаш", калибра 7,62. Стреляя с одной руки, в цель я попал со второй пули. Все остальные ушли "в молоко". Стрелять по окнам гостиницы я не рискнул. Там в каждом окне виднелись расплющенные носы. Пустой автомат, за ненадобностью, отшвырнул в сторону.

Прыгать пришлось в пузырящийся мутный поток, несущийся с краю дороги. Приземлился легко, как учили, но тяжеленная сумка, у которой некстати оборвалась одна ручка, отбросила меня в сторону. Я заскользил лицом по мокрому дорожному полотну. В ногах смачно захлюпало. Одежда — хоть выжимай. Холодная струйка скатилась по позвоночнику — брр!!!

Мне повезло. Все получилось вовремя и очень даже красиво. Над моей головой зажужжали, замяукали пули, смачно зацокали по асфальту. И падали они в то самое место, куда я должен был падать. Синие искры под фонтанчиками воды — никогда не видел такого!

— Эй, вы там, наверху, бросайте оружие!

Это крикнул разбуженный мною и очень рассерженный мент — охранник универсама. В развернувшейся спецоперации, он был явно не при делах, но, как лицо пострадавшее, имел полное право на сатисфакцию. Скорее всего, он спросонья решил, что это вооруженный грабеж и действовал по науке: маскируясь за выемкой центрального входа, выпустил несколько пуль в сторону козырька.

— Свои, твою мать! — заорали на него с верхотуры, но все-таки залегли.

— Свои сейчас по домам спят. А кому и "голубые" свои! — весело изгалялся "дубак". — Лежите, суки, не шевелясь! Я ведь на пятерку стреляю! — и выпустил еще несколько пуль.

Меня он, кажется, не заметил. Я уже прополз под железными перилами ограждения на сухой тротуар, скрытый под козырьком и побежал, насколько возможно, ускорив время. Но это уже у меня получалось довольно хреново. Устал я, выдохся. В конце квартала и вовсе присел на корточки.

Измотанный перегрузками организм, забастовал. Непослушное время ускользало из-под контроля, принимало свои, привычные очертания. Застывшие на дороге огни вдруг задвигались рваным пунктиром. Из глухого, протяжного ропота начинали рождаться полноценно различимые звуки.

— Где он? Куда побежал?!

За спиной кто-то тряс за грудки умирающего охранника "Универсама". Не повезло мужику — не на ту лошадку поставил.

Я тенью скользнул за угол молодежной кафешки. На другой стороне улицы, за высокой чугунной оградой, зарастал забвением и бурьяном стадион "Динамо". Через этот забор пару минут назад, я, кажется, хотел перепрыгнуть. Дорога навлево вела в небольшой тупичок, зато с другой стороны открывались очень широкие перспективы: перекресток за перекрестком. На ближайшем из них возвышался памятник Анатолию Бредову. Это герой Великой Отечественной, повторивший подвиг Матросова. Прикрывая левой ладонью матерящееся лицо, он занес для броска связку гранат. А целил морпех в шикарное здание Мурманского обкома КПСС. Наверное, из-за этого казуса местные зубоскалы нарекли эту картину архитектурным комплексом "Бредовая идея".

Шатаясь, я встал на ноги. Где-то здесь, на автостоянке, нужно искать голубую "восьмерку" бородача. Таких машин было две и стояли они метрах в тридцати друг от друга. Зеркальные стекла хладнокровно отражали неоновый свет реклам.

— Эй, ты! — из-за опустившегося стекла проклюнулась бородатая рожа и рука с тлеющей сигаретой. — Подойди-ка сюда!

Акцент был грузинский, с нажимом на гласные буквы. Ну, что тебе надо, кацо? — жил бы себе и жил! Возможно, ему показалась знакомой синяя сумка, или просто решил послушать свежего человека, пришедшего с той стороны.

Я сделал вид, что ничего не расслышал.

— Ты что, не понял? — повторил тот же голос с явной угрозой. — Не заставляй меня выходить из машины!

Сигарету в его руке сменило вороненое дуло ствола.

Я отправился прямо к нему, волоча по земле тяжелую сумку. Удивительно, мой нечеловеческий вид не вызвал у него подозрений. Во всяком случае, с оружием этот кацо обошелся очень уж вольно. Он почесал мушкой левую бровь.

В машине сидели еще четверо.

— Закурить не найдется? — спросил я довольно нагло.

— Дайте ему, — разрешил бородатый.

— Не в курсе, что там за шум и стрельба? — спросили из глубины салона, предварительно предъявив початую пачку "Бонда".

Я кивнул утвердительно: в курсе, мол. И еще раз спросил:

— Можно две?

— Можно, можно! — зачастили со всех сторон.

Я прикурил сигарету от окурка бородача, сделал две полноценных затяжки.

— Хасана убили, Ариф в засаду попал, — пояснил я, как можно спокойнее и спрятал в карман трофейную сигаретку. — Насреддин с джигитами прорывается с боем.

— А ты кто такой?

Предвосхищая этот вопрос, я с силой вырвал из набалдашника ключ и сунул тому, кто держал пистолет.

— Хасан перед смертью просил передать: в этом номере то, что вы ищите.

— Сэмсот дэвятнадцат, — вслух прочитал тот и передал "деревяшку" товарищам сзади. Потом перевел глаза на то место, где только что был я, — э-э-э, а где клуч?!

Если б они даже и знали, что передают из рук в руки гранату, оставшихся секунд им бы все равно не хватило, чтобы выскочить из машины. Зато я несся, как молодой, опять оседлав и пришпорив своенравное время. Когда их "восьмерку" начало множить на ноль, я не только преодолел нужные метры, но и надежно укрылся за постаментом памятника.

Шандарахнуло так, что Анатолий Бредов чуть не завершил свой роковой бросок.

Когда последние железяки упали на землю, я вернулся к машине Рустамова. Она была внешне цела. Ее всего лишь швырнуло на проезжую часть, развернуло поперек трассы и опрокинуло на бок.

Я поставил ее на колеса, вынул из сумки автомат Насреддина и бросил на сиденье рядом с собой. Надежный движок завелся с пол-оборота. Звезды со мной, а значит — вперед, в ночь.

На пересечении с Кольским проспектом в меня еще раз стреляли. Несколько пуль повредили стекло, обе фары, и левое зеркало. Я даже не шевельнулся.

Погоня почему-то запаздывала. Наверно, у Жорки, если он еще жив, уже не хватает сил на что-то масштабное. Да и облава перестает быть облавой, если волк уже шагнул за флажки. Ночь и скорость. Скорость и ночь.

Вдруг, впереди меня, прямо на "встречке" ожила серая тень. Прямо в глаза, с разворота, хлестанули мощные галогенки. Я вывернул руль в сторону, до предела выжал педаль тормоза и несколько раз отработал рулем, стремясь удержаться на мокрой дороге — не расслабляйся! Но "восьмеркам" в эту ночь не везло. Срезав два молодых деревца, раненая машина вылетела с края обочины и, уже погасив инерцию, влипла боком в каменное крыльцо какого-то магазина.