Поднимаю и рассматриваю ракушки, присаживаюсь на корточки у россыпей, оставленных на песке штормом. Я ищу. Ту, единственную, где я увижу знакомые лица...

Голопузые человеческие детеныши, не старше пяти земных лет, искренне разделяют мой интерес к морским отбросам и на понятном лишь избранным языке рассказывают приснившиеся истории домиков, лишенных моллюсков.

Я в ответную благодарность для их развлечения снимаю на ракушках перламутр слой за слоем, воспроизводя портреты и голоса давно ушедших жителей и событий Атлантиды.

-Март, существует ли жизнь на земле? — спрашиваешь ты, наскучив привязанностью, возникшей вопреки твоему самостоятельному характеру.

-Ты знаешь, Ини, жизнь там, где ты. Без тебя действие превращается в созерцание.

-Не надоело созерцать?

Твой голос раздражен, еще один звук и даже мой вдох — и ты сочтешь, что меня слишком много в твоем пространстве, я преступлю черту, местоположение которой не дано предвидеть никому, она дана тебе в ощущениях как неожиданно приходящее.

Так и до последнего взгляда любви недалеко раньше возможного, хотя я его уже предвижу...

Отвернувшись к окну, обращенного в опалесцирующий свет безвременья, я сматываю готовые слова в клубок и вытягиваю из него внутреннюю ниточку, которая до сих пор была путеводной только для меня.

...В те времена, когда ты жила отдельно в другом, а потом в моем доме, у меня была подруга намного старше.

Теперь я знаю, что она была подругой и для тебя.

После трех родов ее живот и груди с крупными земляничинами сосков слегка опустились, но знаток под слоями жизненного ила видел красивую девичью фигуру.

Стройности ее упругих ног, маленьким для ее роста ступням, шелковому блеску кожи могла позавидовать юная прелестница.

А такие необычные, бархатные волны внутренней поверхности влагалища не встречались мне больше никогда.

Хотя ее облик не имел значения в Атлантиде, где разум сочетается с разумом, эмоция любит эмоцию, где акт совокупления прежде всего духовный.

Моя Кирка, волшебница, умеющая превращать свиней в мужественных воинов и благовоспитанных жен.

Ее изобретательность в ткачестве наслаждений, недоступных юным, способность отдавать без тени сожаления, не задумываясь о щедрости подарка, были выше всяческих похвал.

А ее острый ум и насмешливое отношение к жизни и смерти собственной заставили меня простить в ее лице весь женский род.

Самое главное, Кирка владела поистине драгоценным для Атлантиды качеством: управляла временем своим и чужим, выбирала, кого любить.

Я так и не понял, почему она отметила меня, созерцателя, для которого наблюдение за течением вселенной важнее, чем участие в ней.

Испытавшая в этой жизни смерть первенца и первого мужчины, предательства и прочие невзгоды приятельства и любви, будучи одинокой матерью, не желающей изменить свой социальный статус, великолепная Кирка никогда не торопилась и не требовала.

К сожалению, слишком поздно я понял, что ее для ее удовлетворения необходима была безвозмездность дара...

Я слишком поздно понял, что любил ее, как лучшую часть самого себя.

Ты понимаешь меня, Ини, правда?

...А в то мгновение, когда мы оба наслаждались небесными предсказаниями и дарами, в арке появилась Кирка и сразу исчезла.

-Останови ее, я хочу, чтобы она была с нами,— прервав созерцание, нетерпеливо вскрикнула ты, развернувшись ко мне, царапая ногтями предплечья.

...Ты всегда была нетерпеливой.

Но я даже не шевельнулся, застыв от понимания, кто способствовал нашей встрече в канун перемены планет.

Владычица времени — Кирка.

Милосердная подруга, предоставившая милой подруге возможность познать любовь во всей ее полноте — в том числе и чувственные отношения мужчины и женщины.

И тут же я увидел то, что до сих пор не замечал, ослепленный возможностями, но я это подсознательно чувствовал!

Ты, Ини, плавно садишься в кресло для разговора с путешественником с земли. Она, Кирка, грациозно опускается на мои колени с двумя чашечками кофе, плавно, как во сне...

Одинаковое перетекание женских тел из позы в позу.

Как я ни допытывался, вы отрицали свое родство.

Я, зажмурившись, поверил. Ну, как вы могли быть матерью и дочерью, если каждая была в любовных отношениях со мной, а там — где-то — между собой?

И все же я сомневался в правдивости ваших отрицаний.

До тех пор, пока из моей жизни не ушла Кирка.

* * *

Иногда я жалею, да, я, созерцатель, жалею, что, готовясь загодя к смерти, уничтожил свои дневники, фотографии и полученные от возлюбленных письма. Сгорели в костре годы моей жизни.

Утратив прошлое, я стал почти другим человеком. Благодаря тщательно отобранным родителями изображениям от моего рождения и до первого путешествия на землю, я смог сохранить индивидуальность и не стать коллекционирующим только ощущения, как разноцветные камешки в бархатных шкатулках-могилках.

Спустя тусклые капли времени, уроненные в беспамятство после ухода Кирки, мне приснился сон.

Мир, поделенный между желтой невыносимой яркостью и мягкой рассеянностью зеленого пространства.

Я, ослепший от яркого солнца, не осмеливаясь открыть глаза, которые тут же будут выжжены немилосердным светилом, оскальзываясь на барханах песка, пытаюсь уменьшить наступление пустыни на свой дом, где дети. Родные. Близкие. Друзья.

На ощупь сметаю примитивным веником блестящие песчинки в совок, обжигаю руки о горечь и пылкость кристаллов (а ведь знал, что земля — это ад при жизни), высыпаю в глубокое ущелье, а ветер даже не прикладывает усилий, чтобы пейзаж вокруг меня изменился.

Зато там, буквально в десяти метрах слева, я вижу, когда поворачиваюсь спиной к светилу и осмеливаюсь прорезать щелки в своих веках: зеленое поле. Дорога среди высоких трав. Недостоверно большие головки красных цветов мака — переростка. Время от времени в поле зрения появляются люди. Какие-то удовлетворенно выглядящие животные. Никакой ограды, преграды, чтобы войти.

Требуется только желание. Оставить, уйти. Не вернуться.

А я не могу пожелать.

И тут ко мне приходит давно умерший сын, повзрослевший, ведущий за руку кого-то внучатого, кладет прохладную руку на лоб и говорит:

-Умер отец твоей мамы.

Но я же знаю, это случилось много лет тому назад, он оплакан, и десятки раз я читал молитвы на его могиле.

...И я понимаю. Ты, моя бесподобная Кирка, уже добралась до мира, который мы считаем обителью мертвых, и он встретился тебе первым — мой дед Феодосий.

И я поверил, что ни капли тебя в моем нынешнем мире — нет.

4. С миром ничего не случилось

Свет — левая рука тьмы, тьма — правая рука света. Двое в одном — жизнь и смерть, и лежат они вместе, сплелись нераздельно, как руки любимых, как путь и конец (У.Ле Гуин)

Кирка исчезла десять дней или секунду назад, она может потеряться и через сотню лет, или же никогда.

Нет, никогда исчезло вместе с ней, как понятие.

Мы бок о бок стояли во время церемонии у среднего фонтана. Я удостоверился, что ты не имеешь с Киркой общей крови. Двое ее детей держались в стороне, и, несмотря на искры неприязни, проскальзывающие между ними, подергиваясь от электрических уколов, держались за руки, не в силах разомкнуть переплетенные в судороге боли пальцы...

Мы простились с ее памятью, ее временем, ее мыслями...с ней.

И первое желание — не жить дальше, мы отмели как неприемлемое для нее как если бы она была жива.

Но ты, Ини, уступила своему эгоизму: в этот печальный период, когда в кои веки мы соединились во времени, но потеряли соединяющую нас Кирку, ты тоже решила уйти. Не в опалесцирующее безвременье — от меня. И с кем? С другом, которого ты привела в дом.

Тот путешественник с земли...Чем он задел тебя и под твоим влиянием — меня? Он освоился в моем доме, стал необходим. Впоследствии благодаря полученным от него знаниям, бесполезным в Атлантиде, я, в тоске переселившийся на землю и забывший прошлое, смог помочь тебе — и еще многим.

В нашей совместной — независимой жизни — вдосталь проявилось удивительное противоречие в твоем характере. Ты винилась, что разделяла свою любовь на меня и Кирку. Глупая, что ты знала о круговороте чувств в природе — владычица времени возвращала мне ощущения вдвойне! Поэтому настаивала на придуманной тобой якобы компенсации для меня: чтобы путешественник и учитель стал не только собеседником.

Мы все попали в сети, которые ты готовила для меня, недальновидная Ини...Или я не распознал хитроумной стратегии под слишком однозначной женской тактикой?

...У него светлые волосы и глаза, а обрывающееся вскриком имя начинается с Аааннн... Перекладина между соединенными в незавершенный треугольник линиями несет на себе звонкий серебряный колокол, отзывающийся на малейшее покачивание и движение рядом, как и его чуткая душа, равно склонная к восхищению красотой женщин и мужчин.

Мы с ним стали друзьями и учителями друг для друга. А ты, казалось, осталась в стороне. Поэтому настояла на уходе — с ним — на землю. Навсегда.

Ты решилась на все обряды и стала женой по законам его родины. Вы уходили еще дальше от Атлантиды, чтобы забыть о моем существовании.

...Отринув все, кроме желания насладиться последними мгновениями, мы играли. В тесной ванной комнатке ограниченного в просторе земного дома пространстве, намыливаясь ароматным гелем, под горячими нитями душа, мы ловили радужные пузыри, парящие от нашего радостного сумасшествия, от неудержимого смеха.

Потом стало недосуг: от сбивающегося дыхания, разорванного короткими стонами и негодующими вскриками.

Созидательница и редактор нашей игры, общая и независимая любовь нагло трется о мокрые тела налившимися от желания грудями. Ставя поочередно согнутые в колене ноги на бортик ванны, окружая нас немилосердными руками, позволяет войти в себя то одному, то другому, мимолетно, не давая ни продолжить движения, ни прижать к себе, скользкая и горячая, смеется, зажимая сильными пальцами соски — то его, то мои.

Целуя, передает вкус губ одного — другому. Неизбежное расставание сводит нас с ума.

Моя любовь — наглая. С разметавшимися рыжими волосами. С полубезумными синими глазищами. Препарирующая чувства. Сожалею, что научил эту женщину власти не только над человеческими телами.

Изнывает от плотского желания — и — раздирает желание рассудком, как ногтями нашу кожу, не разрешая ни себе, ни нам ничего сверх определенного ею по времени.

Садистка. Мазохистка. Любимая.

Растягивает игры наслаждения на бесконечные расстояния, сплетая умелыми пальцами "колыбель для кошки".

Радостная, порхающая игра внезапно кончается.

... Она прижимается темными сосками к плечу моего друга, своего мужа, остренькими зубками раздирает его рот. А пальцами...Она захотела в физическом аспекте любви быть для него всем... Первое испытание мужской девственности... Он недоуменно распахивает глаза, коротко всхлипывает, потворствуя ее прихоти, готовый вытерпеть от нее и не такое. Лишь мое присутствие его смущает. А меня трясет от обиды и унижения.

— Я... хочу, чтобы ты стал его любовником. Я хочу ощущать тебя в себе всегда — потом. Через него.

— Вы справитесь сами, — отводя взгляд от искаженных страстью лиц, от ее откровенного стремления доставить удовольствие прежде всего себе, завладеть любимым мужчиной и таким образом...

Выхожу из ванной.

— Благоразумный ты наш, — прерывающийся голос...

Голос, который будет сниться мне. На нижних регистрах, едва похожий на женский, глубокий и бархатный, как летнее южное небо.

Быстро натягиваю одежду и берусь за дверную ручку.

Шлепки по полу быстрых мокрых ног. Обнаженная рыжая всем телом захлопывает наружную дверь. Я едва успеваю отдернуть руку. Сзади возникает он с пушистой простыней в руках. Не оборачиваясь, я чувствую неостывший жар только что пережитого им наслаждения.

-Трус и дезертир! Созерцатель! Ты никому никогда не доверял! И если ты сейчас не доверишься нам...то ты никогда, слышишь, никогда...Ты не любишь нас, не любишь меня!

Начав с презрительного шипения сквозь зубы, она уже отчаянно кричит.

Выхватываю простыню, заворачиваю дрожащую от холода и ярости женщину, молча несу в спальную и кулем сваливаю на кровать.

Судя по звукам, доносящимся из бара, он что-то наливает. Очень нужное сейчас для всех нас. Надеюсь, это джин, а не столь любимый рыжей коньяк.

В толстостенном хрустальном стакане позванивают кусочки льда. Или это выстукивают о край ее зубки? Сейчас раскрошатся или они, или судорожно стиснутое зубами стекло. Мокрый затылок на левой моей ладони все-таки теплеет.

Он заботливо и умело вливает в меня джин, потерявший вдруг и вкус, и запах. Отрываюсь от питья и благодарно трусь носом о его запястье. Он наклоняется и, помедлив, осторожно прижимает губы к моей шее. Шепчет на ухо что-то неразличимое, но очень возбуждающее.

Мы уже улыбаемся.

-Твоя очередь.

...Уношу рыжую прямо в простыне в соседнюю комнату. Усаживаю на стол. Любимая, склонив голову к левому плечу, сквозь завесу волос выжидательно смотрит на меня.

...Насколько увереннее чувствует себя одетый человек. Особенно мужчина перед голой женщиной. Новое и приятное ощущение.

Широко раздвигаю ей ноги и вхожу между, царапая чувствительную кожу тканью джинсов. Она с готовностью скрещивает ступни на моей спине. Ласкаю и целую податливое тело, пока умоляющие просьбы не становятся настойчивыми до истерики. Россыпь золотистых веснушек над тяжелыми грудями четче выделяется на порозовевшей от прилива крови коже.

Моя эфемерная веснушка, мой солнечный поцелуй, воплотившийся в похотливую женщину, которая хочет властвовать над любящими. Моя, добровольно отданная другу...Кого из вас я люблю больше?

-Сейчас ты узнаешь, что чувствуют мужчины, впервые занявшись нетрадиционной любовью. Поймешь, что ты сделала с моим другом. И с моими чувствами.

Догадка приходит к ней слишком поздно. Я умею действовать быстро. Женщина громко вскрикивает от боли и негодования. Глубоко и сладостно, невзирая на протестующие крики. Чья это месть и кому?

Краем глаза вижу его со стаканом в руке. Опирается о косяк двери плечом. Мне некогда разбираться с выражением его лица, потому что рыжая начинает извиваться и стонать — уже от смешанного с болью удовольствия. Урок усвоен, теперь можно и пожалеть. Я перехожу в место, более предназначенное женской природой для чувственных наслаждений, приспустив джинсы вместе с их садистским замком...

Спиной ощущаю движение. Он закатывает до плеч мой джемпер. Горячая щека прижимается к голым лопаткам. Его обнаженное тело к моему, полуодетому. Вплотную. Обнимая меня, вокруг и через меня, он слепо ласкает ее ноги, мои напряженные руки. И это дает импульс к разрядке.

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓