Падение терратоса

— Значит что, все закончилось? — Крей почесал поросшую щетиной щеку.

— Да, все закончилось.

— А что там про выплаты? — снова поинтересовался Крей.

— С пилотом переданы средства для расчета, — ответил профессор, — по прибытии в... эм... Волье, что у нас ближе всего?

— Дастен, там и контора тайной жандармерии есть и железная дорога действует.

— Кстати, в распоряжении сказано, что завтра утром из этого вот Дастена прибудет инспектор тайной жандармерии для нашего сопровождения. Так что сегодня сворачиваем лагерь, я займусь документацией, а завтра с утра выезжаем.

— Пойду тогда собираться. — Кинт встал из-за стола. — В Дастене предстоит озаботиться санями и купить еще одну лошадь.

— Все же в Конинг? — спросил Волье.

— Да, во всяком случае, до весны, а там видно будет.

День для участников экспедиции прошел в суматохе. Собирали лагерь, упаковывали оборудование и крепили все на первом этаже вагона. Профессор и студенты не вылезали из купе и готовили документы к архивации. Механики несколько раз запускали силовую установку и даже проехали несколько метров, проверив трансмиссию. Кинт тоже все уже упаковал и увязал... по большому счету — пожитков немного, ранец да походный баул, единственным ценным предметом, который он упаковал на дне ранца, являлась шкатулка с кошельками, набитыми монетами и самородным золотом.

— В тепле поедешь или с нами? — спросил Крей, загородив вход в купе.

— С вами, Борт уже обижается... куснул меня на днях... не сильно, вроде как характер показывает.

— Да, он у тебя с характером, — согласился Крей, — слушай, а может, ты со мной, на юг?

— Нет, дружище... я боюсь ехать на юг, слишком много поводов у меня там для того, чтобы снова влипнуть в какую-нибудь историю, и вообще...

— Маани?

— И она... слушай, вот чего ты пришел? А?

— Эм... ты чего?

— Чего ты лезешь со своими расспросами? Какое тебе дело до Маани?

— Ты чего, Кинт? — отступил в коридор Крей, — чего ты завелся?

— А чего ты лезешь с дурацкими расспросами?

— Хорошо, — Крей выставил ладони, — ухожу... завтра не проспи в разъезд.

— Не просплю.

Как только Крей ушел, Кинт сел на кровать, расстегнул клапан ранца и достал трубку. Громко сопя, повертел ее в руках, набил табаком и закурил. Как же порой достает Крей своей простотой... Вот и теперь... Кинт всеми силами пытается задвинуть мысли о Маани, он уже смирился, почти успокоился, и тут этот бесшабашный Крей со своими расспросами...

— Окно-то открой, надымил! — Скинув бушлат, Волье уселся рядом. — Собрался?

— Да.

— Я с ребятами объехал все кругом, вроде спокойно.

— Это хорошо, значит, поедем верхом в колее от колес машины, все легче лошадям.

Ночью Кинт спал беспокойно, то и дело просыпался, вставал и шарахался по вагону. В очередной раз проснувшись, он потрогал радиатор парового отопления — еле теплый, в купе холодно, железная скорлупа машины быстро поглощает тепло и остывает.

— Бездельники, уснули, что ли? — Кинт начал одеваться, чтобы посетить машинное и отругать дежурного машиниста.

Уже привычными движениями Кинт напялил свою портупею, пошитую умелым мастером, проверил оружие и накинул бушлат.

— Ты куда? — открыл глаза Волье.

— В машинное схожу, совсем распоясались, чуешь, как холодно?

— Сходи, не пристрели только никого, — отвернувшись к стенке и укрывшись одеялом, ответил Волье.

Открыв люк на смотровую площадку, Кинт сразу втянул голову в плечи и задержал дыхание. Сильный ветер и холод, заставляющие проклинать природу в этом ее проявлении, не давали вдохнуть. Кинт, держась за поручни, добрался до машинного и пару раз долбанул сапогом в люк.

— Ты нас заморозить решил? — спросил он показавшегося в люке чумазого машиниста.

— Отсекатель заклинило, я вручную подачу пара регулирую...

— Плохо регулируешь, в вагоне холодно, сейчас профессор начнет зубами стучать, и будет потом тебе с утра... а если конденсат перемерзнет?

— Мастер Кинт, стравите конденсат, пожалуйста, мне никак не отойти.

— Ладно... сейчас, смотри только, как давление спадет, сразу на первом контуре клапан открой.

— Хорошо...

Услышав приближающийся гул, Кинт выбрался из машинного на смотровую и увидел приземлившийся скревер. Прозрачный колпак откинулся, пилот вылез на крыло и помог выбраться пассажиру с увесистым баулом. Скревер поднялся в небо и направился на юг, а пассажир, приветственно вскинув руку и по колено утопая в снегу, направился к экспедиционной машине, подняв меховой воротник форменного пальто.

Кинт открыл люк и громко крикнул:

— Профессор, похоже, прибыл сопровождающий инспектор!

— Да-да, спасибо, Кинт, я слышал.

К утру вагон более или менее прогрелся, и Кинт, поставив в столовой на печь большой медный чайник, вернулся в свое купе.

— Все механики живы? — сел в кровати Волье.

— Угу, — Кинт положил ладони на радиатор, — вот, совсем другое дело... Кстати, окончание экспедиции, может, и верное решение, машина требует серьезного ремонта.

— Может, и верное, — согласился Волье. — Я слышал скревер?

— Да, прибыл сопровождающий инспектор.

По корпусу вагона пошла мелкая вибрация, в стороне машинного что-то ухнуло, чихнуло, вибрация прекратилась, и стало доноситься размеренное пыхтение силовой установки.

— Ну вот, запустили... Идем, чайник вскипел уже, наверное. Позавтракаем — и седлать коней уже надо, да и конюшню разбирать еще, — сказал Кинт, вставая.

— ...вот, мастер-инспектор, здесь у нас жилой отсек вагона, — послышался голос профессора.

— Очень интересно, — ответил незнакомый голос.

— Идемте, расположитесь у меня в купе, а потом, если вам интересно, я попрошу старшего машиниста, и он проведет для вас экскурсию.

— Очень интересно, но позже, сначала я должен опечатать архив.

— Конечно...

Дверь купе была приоткрыта, и они увидели, как по коридору в сопровождении профессора прошел высокий мужчина с баулом за спиной. Инспектор мельком заглянул в дверной проем, встретившись взглядом с Кинтом.

— Что там? — спросил Волье.

— Странный взгляд у этого инспектора.

— А у Мореса что, не странный? — хмыкнул Волье.

— В том-то и дело, что Морес смотрит так, будто видит тебя насквозь, а у этого стеклянный какой-то взгляд, безразличный.

— То есть не нравится он тебе?

— Ну, он не девица, чтобы нравиться, но что-то...

— Идем завтракать, дел еще куча. — Волье подтолкнул Кинта в коридор. — Ты свои-то глаза видел в зеркале?

— А что с ними не так?

— Все так, все так... идем уже, а?

Работы было действительно много. После завтрака вся команда охраны занималась лошадьми и разборкой конюшни. Профессор и его гость пару раз появлялись на смотровой, затем к ним присоединился старший машинист и повел инспектора на экскурсию.

— Волье, милейший, когда мы сможем двинуться в путь? Хотелось бы дотемна успеть в Дастен, — крикнул профессор со смотровой площадки.

— Через полчаса.

Профессор удовлетворенно кивнул и спустился вниз.

— Крей, ты прости, что я вызверился на тебе вчера, — сказал Кинт, когда они вдвоем тащили длинный рулон ткани, снятой с палатки-конюшни.

— Да ладно, сам виноват... знаю же, что для тебя Маа... эм... это больная тема, в общем, и дернул же бес за язык.

— Ну да...

А через полчаса экспедиция тронулась в путь. Исполинская экспедиционная машина, выпуская клубы пара и шипя, словно проснувшийся дракон из древних легенд, уверенно катила по снегу, продавливая его огромными колесами и оставляя приличную утрамбованную колею, по которой неторопливо ехали верхом Волье, Кинт и Крей. Двое других охранников ехали в вагоне, их время наступит через три часа.

Через пару часов машина преодолела небольшую возвышенность, обогнула редкую рощицу и, покатившись под горку, поехала чуть быстрее. Кинт обратил внимание, что на смотровой площадке показался инспектор, он приветливо помахал охране, осмотрел белые холмы, поросшие редким лесом и рощицами в подзорную трубу... Вдруг со стороны силовой установки как-то заскрежетало, лязгнуло, машина замедлила ход и остановилась.

— Чего это они? — удивился Крей.

— Похоже, поломка, — ответил Кинт, — к тому все шло.

— А чего это он? — снова спросил Крей, показывая рукой на смотровую площадку.

Инспектор перелез через ограждение с небольшим саквояжем в руках, побежал сначала по вагону, потом перескочил на кабину механиков, умело кувыркнувшись, прыгнул в снег и помчался прочь.

— Что-то происходит, — Кинт дернул из чехла за спиной карабин и привстал в стременах.

— Крей, ну-ка догони этого инспектора, поинтересуйся...

Инспектор, пробежав еще несколько метров, рухнул в снег, а через пару секунд произошел взрыв... Он был огромной силы, все, что успел увидеть Кинт, так это большой кусок обшивки вагона, летящий прямо на него в сопровождении других, меньших обломков железа, изуродованных взрывом...

— ...этого добей, — откуда-то издалека, будто из тоннеля, донесся чей-то голос, еле различимый для Кинта.

Чуть слышно что-то шлепнуло, потом еще... Кинт тщетно прислушивался, пытаясь понять, что происходит, но потом провалился в кромешную темноту. Он не мог понять, жив он или мертв, понимание пришло чуть позже, когда все тело охватила дикая боль. Болело все — голова, живот, грудь. "Значит, еще живой", — подумал он, попытался пошевелить рукой, но неожиданно для самого себя взвыл диким зверем от боли во всем теле и снова потерял сознание. Спустя какое-то время сознание снова вернулось. Было темно и холодно, а еще было трудно дышать. Что-то тяжелое лежало на нем. Кинт снова попытался пошевелить рукой, движение сопровождалось болью, но уже терпимой. Стало понятно, что он лежит под снегом, придавленный уже закоченевшим трупом коня и куском обшивки.

— Ну-ка, — Кинт попытался грести снег руками, толкаться ногами, преодолевая боль, но привычка выходить в охранение с ранцем за спиной, а также карабин в чехле сыграли злую шутку — ранец за что-то зацепился и не давал выползти. Нащупав на поясе нож, уже почти поддаваясь панике перед страхом задохнуться, часто и тяжело дыша, Кинт с трудом срезал лямки ранца и ремень чехла — и дело пошло. Гребя и отталкиваясь руками и ногами, он наконец-то смог выбраться по грудь из завала, который вполне мог стать его могилой, и сделал глубокий вдох, отозвавшийся пронизывающей болью в легких.

— Дьявол! Ммм... — поморщился от боли Кинт и стал осматриваться, потянув из кобуры револьвер.

Развороченной грудой искореженного железа предстал перед ним вагон экспедиционной машины. Кругом разбросанные куски обшивки, узлы и агрегаты оборудования, что-то рядом горело. Посмотрев на небо, он понял по расположению солнца, что время примерно обеденное, стянул зубами перчатку, запустил руку под бушлат и, достав часы, убедился, что верно определил время. Затем полностью вылез на снег и, встав на четвереньки, попытался подняться... Земля поехала в сторону, и он рухнул на снег, снова испытав дикую боль, особенно в голове. Так, на четвереньках, он и пополз, осматривая место трагедии... Никого, никого вокруг, только разбросанные части вагона и трупы, которые с большим трудом, но можно опознать — по одежде. У Крея не было головы и части плеча, словно кто-то гигантским палашом сек, потом на глаза попалась чья-то оторванная рука — судя по перстню, одного из студентов. Кинт ползал на четвереньках вокруг развороченной машины, от тела к телу или к частям тел. Волье был "целиком", и его точно добивали, размозжив голову. Кусок гнутой железяки лежал рядом. Расстегнув на трупе Волье пояс с кобурой, Кинт сел на колени, надел пояс поверх своего и медленно стал осматривать белую, искрящуюся на солнце и слепящую даль. Никого, только следы пары саней уходят в сторону леса.

— Так... согреться, найти что-нибудь поесть.

С трудом опираясь на отломанную стойку штатива какого-то прибора, он встал и медленно, борясь с сильным головокружением и болью во всем теле, снова пошел вокруг машины. К слову, сильно пострадал только вагон, где инспектор, вероятно, и заложил все то, что было у него с собой в бауле, дабы уничтожить пассажиров одним ударом. Кабина кочегаров и силовая установка не особо пострадали, чего не сказать об их обитателях — они были просто зарезаны как свиньи. Побродив около часа, собирая то немногое, что удалось найти, Кинт, прихватив свой ранец и карабин, забрался в кабину машинистов, насобирал куски угольных брикетов, которые не разметало взрывом, и набил ими топку...

— От крышки топки будет тепло, уже не замерзну, — начал сам с собой разговаривать Кинт, прислушиваясь к своему приглушенному голосу, — сейчас перекушу, выпью немного настойки и утром, когда полегчает, отправлюсь в Дастен, дам телеграмму Моресу... Угу... Там меня и возьмут, вдруг эти инспекторы там все такие же? Такие же — кто? Заговорщики или просто бандиты?

Принимать окончательное решение относительно того, как действовать, Кинт все же решил после того, как выспится и согреется. Огня не видно, только дым из трубы, и его скоро не будет заметно, уже темнеет, и Кинта, если специально не искать, никто и не увидит вдалеке от дорог, за холмами, поросшими лесом. Допив из помятой медной фляги настойку, Кинт зарылся в собранное, местами обгоревшее тряпье и закрыл глаза.

Глава третья

Сон не шел, в голове шумело, тошнило, почему-то немели левая рука и нога. Нет, холодно не было, от крышки топки грело хорошо, только запах... труба свернута взрывом, и тяга не очень хорошая. Чтобы справиться с тошнотой, Кинт принял сидячее положение — так полегчало... из памяти всплыл момент, когда его везли на скрипучей провозке в степной корпус после стычки на посту. Да, ощущения схожие и очень знакомы, и в этот раз досталось посильней, но и Кинт уже не юноша, может, поэтому контузия переносится немного легче, правда вот, слышно плохо, и эта боль, отдающаяся во всем теле после любого движения. Постучал прикладом карабина по железной стенке, чтобы проверить слух — очень приглушенный звук. Наконец тошнить почти перестало, и Кинт, положив на колени карабин, закрыл глаза, пытаясь вспомнить лицо этого инспектора. Бесполезно, какое-то "серое" лицо, не запоминающееся, а вот глаза... глаза он запомнил и узнает среди сотни других глаз. А еще начала накатывать злость, аж до дрожи, до хруста в сжимаемых кулаках... злость на Волье, который, прежде чем позволить профессору пускать этого инспектора, должен был проверить его жетон, злость на себя самого. Ведь заподозрил что-то, почему не прислушался? Потому что расслабился и мозги заплыли жиром за время экспедиции... Так, коря и упрекая в случившемся в первую очередь себя, Кинт все же уснул, то смыкая, то размыкая веки и глядя через люк кочегарки на звезды в темном небе.

Проснулся Кинт от озноба, колотило так, что зуб на зуб не попадал — топливо прогорело, собрав все куски раскрошившихся топливных брикетов, что еще оставались в развороченном взрывом железном ящике, закинул их в топку. Затем подгреб на себя тряпье и хотел было снова погрузиться в сон, но вдруг заметил мелькание света, который хорошо отражался от искрящегося наста. Плотней прижав дверцу топки, Кинт сел на колени и прильнул к щели в покореженной обшивке кабины... Три собачьих упряжки остановились у взорванной машины, освещая все кругом дорожными фонарями. Кочевники спрыгнули с саней, о чем-то поговорили, разожгли факелы и стали ходить кругами у машины, собирая все подряд и рассматривая. "Три... четыре... шесть... восемь" — посчитал Кинт про себя гостей, левой рукой попытался достать из подмышки пистолет, но бросил эту затею — все еще онемевшая рука плохо слушалась, и было непонятно, крепко ли Кинт держит ею оружие. Хорошо, два револьвера справа в кобурах — двенадцать, плюс пистолет в правой же руке — еще восемь... расстояние такое, что почти рукой дотянуться можно... Кинт замер и почти не дышал.