Рассвет над Балтикой

— Кирилл, что там впереди по курсу? — прокричал Перегудов от штурвала.

— Пока ничего не видно, — раздалось сверху.

'Идем хорошо, не смотря на увеличивающуюся осадку, уже должен показаться берег. Глубины здесь небольшие и дно ровное, даже если ляжем километрах в десяти от берега, поднять можно будет. Если мы в нашем здесь и сейчас. А и вправду, инверсий с утра ни одной не видно, или там гула самолетного, встречных поперечных пароходов, или каких прогулочных катерков, да и патрульных местных независимых государств не наблюдается. А должны были поинтересоваться, чего это яхта так резко изменила курс. Да и утреннее светопреставление совершенно незаслуженно оставлено без внимания...'

— Что это ты Василий Иванович такой насупленный, похоже, тоже размышляешь, чем пахнет местный воздух?

— Ага, вроде того... По совокупности наблюдаемого, и не происходящего, мой лимон тоже стал приобретать экзотический привкус. Уже должен появиться берег.

— Петрович, что там, в трюме творится?

— Да воды уже... В общем еще пару часов такого поступления и привет Нептун.

— Надеюсь, через пару часов что-нибудь да определится. А то на веслах 10 миль махать — не комильфо...

— Вижу землю, — раздался сверху обрадованный крик Кирилла.

— Петрович замени меня. Кирилл, спускайся.

'Так, и что мы видим — желтоватая полоска и зеленый фон сзади. Гор не наблюдается. По первому впечатлению мы там, где и должны быть. И зачем поднимался... Вниз и за секстан. Вспомним 'учебку''.

— Кирилл, снова занимай свой пост. Высматривай какие-нибудь приметы на берегу, и не забывай смотреть вокруг.

Перегудов скрылся в рубке и появился через пару минут с сундучком выполненном в старинном стиле.

— Во Володя смотри, Чапай достал свой сундук для охмурения туристов, — заулыбался Шмидт, не отрываясь от ручек помпы.

— Этот сундучок не какая-то китайская подделка, а кропотливо собранный набор раритетов. А сейчас нам нужен секстан.

Перегудов начал что-то перекладывать в сундуке шевеля губами. Затем достал угломерный прибор. Направил его на Солнце и стал что-то бормотать.

— Ага, я в рубку.

Через пятнадцать минут задумчивый Перегудов появился на палубе.

— Так, когда я последний раз смотрел по приборам, буквально перед самым светопреставлением они показывали 56 градусов 46 минут северной широты. После мы полчаса шли...эм... предположительно на юг, а затем развернулись примерно на восток. По последнему наблюдению и расчетам получается какая-то фигня. Через час еще раз сделаю повторное наблюдение и еще раз попытаюсь вычислить широту. Как бы то ни было, далеко мы с прежней широты уйти не могли. Где-то в десяти милях к югу, если по берегу, Лиепая, а прямо перед нами должен быть мыс Акменьрага и маяк на нем. Петрович, на Акменьраге маяк еще не снесли?

— Да нет, в прошлом году стоял. Мы туда даже ходили после рыболовной тусовки. Там смотрителем женщина такая симпатичная, коллекцию янтаря собирает.

— Ну, даст Бог мы у маяка на песочек и выползем. Должны дотянуть... Что тут осталось — миль 12, полтора, два часа ходу.

— Парус на юге, — возвестил голос сверху.

— Что за судно?

— Да вроде такое же, что и в прошлый раз. Далеко, и пока ничего не понятно.

— Хорошо. Наблюдай. Минут через двадцать поменяемся, — капитан в задумчивости посмотрел на берег и спустился в рубку.

Через 25 минут Чапай созерцал окрестности с высоты 'вороньего гнезда'. Берег медленно, но неумолимо приближался. Бинокль позволял различить кое-какие подробности. Прямо впереди, и на всем протяжении справа берег стоит сплошной прямой линией, а километрах в пяти к северу намечался явный поворот на северо-восток.

'Ага... Стало быть это и есть мыс Акменьрага, и там должен быть маяк. По лоции, 35 метров, два огня, 7,5 секунд. Нет пока не видно. Ладно, а что у нас с парусником? Идет в нашу сторону, ну прямо один в один, что и предыдущий, во... и блинд на месте, даже уже и флажки выделяются. Нет не пойму чей. Спускаюсь. Все уже и с палубы прекрасно видно'.

Еще через пол часа Чапай снова пялился на светило через углоизмерительный прибор. Бормотание его, тем, кому оно было слышно, было совершенно идентично тому, что было произнесено час назад. Вздохнув печальным слоном, Василий Иванович, в полголоса, вероятно, чтобы не учить Кирилла плохому, составил четырехэтажную композицию и скрылся в рубке.

Через некоторое время капитан появился с тубусом для карт в одной руке и секстаном в другой.

— Надо вернуть прибор в сундучок. Ценную вещ нельзя подвергать опасности, при выброске на берег. У меня там еще труба подзорная, под старину, с отличной оптикой и хронометр немецкий 43 года. Бешенных денег стоили. И барометр. Этот вообще царских времен. Но показывает исправно. Поменял у одного церковного деятеля как-то..., — Перегудов любовно пристроил секстан в отведенный ему отсек, и закрыл сундучок на ключ.

— Ты нам зубы не заговаривай... Чего ты там намерил, капитан? — спросил Шмидт, допив воду из бутылки.

— Если судить по счислению мы входим в Финский залив. С расчетами что-то не так. Вроде все правильно, выверки секстана сделал, астрономический ежегодник на этот год. Фигня, в общем. Подойдем ближе, будем определяться по береговым ориентирам.

До берега оставалось миль шесть, когда Перегудов позвал всех на совещание.

— Петрович, возьми бинокль, и внимательно посмотри на этот мыс, что слева по носу.

Шмидт минут пять рассматривал берег, и вынес вердикт:

— Маяка нет. Мыс вроде тот, и скала эта карликовая из песка торчит, а маяка нет. Он здоровый — 35 метров, из красного камня.

— А в каком году маяк здесь поставлен, — вкрадчиво спросил Перегудов.

— Это ты к чему, — с недоверием посмотрел Шмидт на капитана, — ну деревянный с 188лохматого года, а этот, на который мы в прошлом годе захаживали вроде с 1926.

— Да капитан, к чему такие вопросы, — с интересом спросил Мусаев.

— Тут такое дело. В виду утреннего светопреставления с инопланетными спецэффектами вырисовывается следующая картина: Погода прекрасная, однако, с утра на небе не наблюдается ни одного самолета, с их инверсионными следами, ни гражданских рейсовых лайнеров, ни военных спешащих засвидетельствовать инопланетное явление; по акватории не проследовал ни один пароход, или хотя бы захудалый кильколов, или прогулочный катер; нами не заинтересовались местные береговые патрули, несмотря на то, что мы резко сменили курс, и на 'всех парах' соблюдая радиомолчание чешем к берегу... А вдруг, мы страшные контрабандисты, везущие 10 тонн сигарет? Далее. По последнему достоверному счислению мы подходим к мысу Акменьрага, где по заверениям Петровича, и по всем лоциям и картам стоит 35-метровый маяк. Мыс вроде тот, и берег по очертаниям как бы тоже тот, но маяка нет. По определению широты через склонение Солнца тоже ахинея вышла. Ну и на последок. Утром на западе проходил типичный голландский флейт. И сейчас с юга тоже идет флейт, причем тоже типичный для середины 17 и до середины 18 века — рабочая лошадка морской торговли. Конечно, можно предположить, что сегодня балтийские страны празднуют день 'Средневековой морской торговли', и в море туда-сюда снуют реплики флейтов, как символ этой самой торговли. Но... суммируя все вышесказанное, получается, что эти... тухло-зеленые засланцы... с неисправной тарелки, закинули нас куда-то в прошлое. Флейты начали стругать на голландских верфях с начала 17 века, а от блинда отказались практически повсеместно к концу 18... Ну где-то так...

— А флаг, какой на этом корабле с юга? — спросил Литвинов-старший.

— Я его не узнал. На блиндовом флагштоке красное полотнище, а на грот-мачте вымпел красно-белый, горизонтальные полосы.

— Скорее всего, это курляндский корабль. На красном фоне еще должен быть черный краб. Эта часть Латвии, к которой мы подходим, как раз Курляндия. И где-то с 1645 по 1700 годы у Курляндии был сравнительно большой флот. Кораблей под сотню, причем треть военные.

— И что от этих краболюбов ждать, и вообще, что тут творилось в этот период, — поинтересовался Мусаев.

— В Курляндии всем заправляют остзейские немцы, потомки рыцарей ливонского ордена. Руководят этой группой помещиков семейство Кетлеров, причем это скорее дворянская республика, а не жесткая монархия, ну и до кучи вассалитет над всем этим имеет польский сейм, с польским же королем в придачу. Сама Курляндия эдакой сужающейся на восток треугольной кишкой протянулась вдоль Западной Двины. На западе Великое княжество литовское, входящее в Речь Посполиту, а на север от Западной Двины и в центральном граде Риге всем заправляют те же остзейские немцы, но уже под властью Шведского королевства. А происходит весь 17 век на этом славном участке суши перманентная резня, начавшаяся с Ливонской войны, еще в 16 веке, и закончившаяся захватом побережья Петром уже в 18. Ну и как следствие — голод, эпидемии и прочие 33 несчастья.

— К нашим махнем? — спросил Шмидт.

— Это в Москву? Не знаю... Все зависит от года. Если 'Это' не розыгрыш, или параллельная реальность.

— Давайте не будем умножать неизвестность... — возразил Перегудов. — Пока остановимся на версии провала в 17 век. Если с юга плывут латвийские реконструкторы где-то раздобывшие офигенную сумму зеленых на ничем не примечательный флейт, то вместе с ними похихикаем, и пойдем договариваться поднимать 'Чайку'. А если это и вправду зеленые на тарелке подкозлили с забросом в прошлое, то мне думается, шведам перед северной войной технологии подкидывать не стоит. Петр Алексеевич и без такой подляны считай 20 лет кровью умывался. Так что там с Москвой?

— Все зависит от года. Если Петр уже родился, а произошло сие событие в 1672 году, то шанс устроиться там, наверное, есть. А если раньше, то больше шанс попасть на дыбу. Без денег, местных паспортов для иноземцев и связей. Проще, наняться матросами и рвануть на Карибы. Там подняться как-нибудь, да хоть попробовать 'серебряную банку' распотрошить, или у испанцев устроить экспроприацию, а уже потом сюда. В Европе в эти времена, тоже практически весь 17 век повсеместная резня, так что туда соваться, однозначно не стоит. Хотя если попали до русско-шведской войны 56 года, то можно опять же, наверное, устроиться у местного курляндского герцога Кетлера. Я про этого товарища даже 'курсовик' писал в институте. А пока писал, увлекся этим периодом. У нас считается как — до Петра дремучая Русь, а после — просвещенная почти Европа. А на самом деле и до Петра Алексеевича были деятели. Например, отец Петра, Алексей Михайлович, хоть и имел кличку 'Тишайший', а реформы проводил вполне нужные, или старший его сын Федор — тот если бы прожил дольше, то переплюнул бы нашего 'прорубателя окон' намного. Да и сам Яков Кетлер покруче Петра был во многих отношениях. Так что, если до шведской войны, то лучше остаться здесь в Курляндии, если после 80 года, то можно попробовать пробираться к нашим, а если в период 56-80, то при первой возможности в Америку, хоть центральную, хоть северную. Цивилизация что там, что здесь — без ватерклозета.

— А наших бросим? — с какой-то обидой спросил Шмидт.

— Петрович, для московитов ты немец, смешно коверкающий славный древнерусский язык. С нашим произношением и англицизмами, без выписанного пограничным воеводой паспорта мы злобные немецкие/шведские/польские — нужное подчеркнуть — подсылы. Даже Муса за татарина не сойдет. У местных русских сейчас татарской крови больше, чем у нашего казанца.

— Эээ... прошу не трогать мои корни. В советском паспорте стояло 'русский', — засмеялся Мусаев.

— Вот и я о том же, для местных русских, если мы и вправду в 17 веке, мы все 'немцы', а для местных немцев — какие-то забавные не пойми кто.

— Так, кончай базар, — поднял руку Перегудов, — Подводим итог: Если Петр родился и еще не начал бегать от Азова и Нарвы, то пробираемся в Москву к молодому реформатору, если до 56 года, то пробуем пристроиться к местному курляндскому воротиле, а потом легализовавшись, занимаемся ... ну так далеко заглядывать не будем. А если в межсезонье, то дуем на Карибы. С голландцами, наверное, проще всего. Возражения, дополнения, предложения?

— Что будем делать с вещами из будущего, и на что будем жить? — спросил Шмидт.

— Глубины в этой местности в районе 21 метра, сейчас кстати промерим после толковища, так что и саму 'Чайку' и все что в ней оставим, можно будет поднять, если нормально устроимся... Даже в этом году. С собой возьмем вещи, которые уже есть, или сойдут за местный хайтек. Скажем секстан уже точно был, и часы тоже были... Хотя конечно не такие как у нас, но футуршока не вызовут, ежели увидят. Вот только как с нашими деньгами и паспортами? Сбросим с лодки, когда точно определимся? Или с собой возьмем... Нет сильно сложно... Стой, я их в сундучок мой затолкаю — там второе дно имеется. Значит, что нельзя показывать пакуем в гидромешки и в трюм, нет, наверное, лучше в каюты, в трюме уже не пройти. Какие ликвидные ценности — надеваем и прячем на себе. Кирилл, твой дублон с тобой?

— Да, в мешочке на шее.

— Вот на него, наверное, и будим жить первое время. Ты уж извини Кирилл Александрович, но для общего дела придётся пожертвовать. Но если все выгорит, ты представь 'Консепсьон', еще не заросла кораллами. Доберемся — там этого добра навалом. Но пока пустим в общий котел с кольцами и цепочками.

— Да я понимаю...

— Вот и славно. Далее. Из оружия у нас пара топоров, три пневматических подводных ружья и сигнальная ракетница. Мои декоративные шпага и абордажная сабля, для драки явно не годятся, но на первое время за бутафорию сойдут. По специалистам. Володя — бери все свои медицинские причиндалы. Они тут будут больше чем на вес золота, а ежели чего у вас медиков всегда в снаряге всякие непонятки, отбрешешся новомодным прибамбасами из Парижу, ну или там из Италии. Электрические приборы если есть проверь, не работает — в мешок и в каюту. Сережа, то же самое. Инструменты забирай все, кроме электрических. Я соответственно беру карты, чертежи 'Чайки' и штурманские причиндалы вместе с сундучком для туристов. Кстати паспорта, пластик и наличные после совещания прошу сразу сдать мне. Ну а вы Литвиновы будете у нас простыми матросами, на первых порах. И тащить вам провизию и ласты с масками. Сок гевеи в это время уже знали, наверное, если чего скажем — у одного чокнутого ученого купили.

— Акваланги брать будем? — Спросил Литвинов старший.

— Баллоны пустые, где мы их накачаем? Сладится с местными, достанем и придумаем, как подкачать, а не сладится — предки жили, и мы попробуем — возразил Шмидт, — у меня вот какой вопрос — надо придумать и обговорить легенду, откуда мы тут вообще взялись, и почему 'Чайка' на глазах мужиков с 'крабоносца' на дно ложится...

— Да, на счет легенды ты правильно смекнул... Что врать будем господа? Какие предложения, только побыстрее, флейт уже недалече, да и 'Чайка' долго ждать не будет — с сожалением констатировал капитан.

— Я думаю, может, скажем, что ходили по велению царя в славный город Амстердам, прикупить яхту для его царского величества по Ладоге кататься, и прочих диковинок, для поднятия технологического уровня лапотной страны. Да растратились, да обнесли нас в гостинице перед отплытием. Вот у нас вещи, что на борт снесли остались, а денешков совсем нету... И документы все уперли... а после проливов нас какой-то нехороший человек обстрелял, вот мы и тонем средь бела дня, — лицо Литвинова старшего приобрело выражение завзятого попрошайки, находящегося в 'последней стадии нужды'. Несмотря на ситуацию, народ дружно заржал.