Эгленн

Он обернулся, — и по его безмолвному приказу в зал ввели двоих людей.

-Они убийцы и исполнители воли Моргота. Они осуждены на смерть. Исполни приговор.

— Я могу знать, за что они осуждены на смерть? — Эгленн повернулся к Келегорму. — Где вы взяли их, в чем их преступление?

Взгляд Келегорма был безжалостен.

-Разумеется, можешь. Их схватили в одном из пограничных селений, где они убивали наших людей. Людей — вассалов нолдор. Вся деревня была вырезана, с ними были орки, но из орков не ушёл ни один. Этих двоих было приказано взять живыми, и они признали, что служат Морготу. Точнее, что они исполняли приказ Тху.

Эгленн оставался спокойным. Во всяком случае, на вид.

— Могу ли я просить, чтобы мне показали мысленно, как все это было? Не исключено, что я смогу по этой картине понять больше, чем знаю сейчас, о том, что замышляют сотворить в этих землях Моргот... и Тху, — едва уловимая усмешка тронула его губы.

-Нет, — упало коротко и веско. — Мы уже прочесали их память. Спасибо.

— Лорд Келегорм, — Эгленн сделал два шага к нему. — Я не могу убивать людей, о которых ничего не знаю. Вы справедливы, но вы тоже можете ошибаться. Я не палач — а именно эту работу ты хочешь на меня возложить.

Келегорм мгновение молчал.

-Значит, ты сомневаешься в справедливости приговора, не значит ли, что твоё отречение — лишь пустые слова, если ты хочешь отсрочить казнь прислужников Тьмы?

— Сомневаюсь, уж прости, — Эгленн вздохнул. — Ты, лорд, хоть и доблестен, но справедливость — не главная из твоих добродетелей. Некогда в Альквалонде ты не усомнился... и погубил невиновных. Я не хочу повторять такой ошибки.

Глаза Келегорма сверкнули, левая рука вытащила кинжал из ножен, блеснула сталь... И вдруг чьи-то тонкие, но сильные пальцы перехватили его запястье.

-Лорд Келегорм. Не стоит. Ты же сам говорил: вы многократно раскаялись в содеянном в Альквалондэ, и отныне ваш суд можно назвать только справедливым.

— Так может, спросить у самих этих людей — что произошло там, в этом приграничном селении? — предложил Эгленн. — Что скажут они сами? Ведь вы, эльдар, умеете слышать ложь, да и я тоже. Солгут — мы узнаем об этом.

-Ты хочешь, чтобы мы ещё раз поднимали всю эту грязь только потому, что ты этого не видел? — Келегорм яростно высвободился из крепкой хватки Глорфиндейла. — Здесь не орки живут, Эгленн, здесь эльдар, для которых справедливость — не пустой звук, и если приговор таков — исполни или прекрати лгать нам про отречение.

...Что они сделают с телами?

Сжечь? — вряд ли, слишком трудно это, слишком долго, да и велика честь прислужникам Врага — чтобы тела их ушли так же, как тело Феанаро. Предать земле... или — Нарог. Или сбросят в какую-то из пещерных шахт, здесь много таких...

Иначе — шансов у этих двоих нет вовсе.

— Оружие, — коротко проговорил Эгленн, и протянул правую руку — раскрытой ладонью.

Глорфиндейл шагнул к нему, протянул клинок — рукоятью вперёд.

И — глаза-в-глаза. Как уже было.

"Они не будут говорить с тобой... Гортхауэр. Они узнали тебя. Наши голлори улавливают, когда они пытаются говорить между собой по осанве. Я просто прочёл их мысли."

Майа остановился напротив — медленно принял меч.

"Как вы собираетесь поступить с их телами?"

"Не знаю, — Глорфиндейл не отводил глаз. — Это важно? Это действительно твои, и это был твой приказ?"

"Такого приказа не было", — ответил Эгленн. Сжал рукоять меча, шагнул к людям, вглядываясь в их напряженные лица. Понимают ли — что он задумал?..

Некогда Майтимо пробыл у скалы — прикованным — срок, несравнимо дольший, чем могло бы выдержать его тело, пусть сильное, но все же имеющее свои пределы.

Чары... Тхурингветиль хорошо знала этот механизм — все процессы в теле замедляли свой ход, застывали, как мошки в янтаре. Для человека или эльда более не существовало времени, тело становилось подобно камню, не живое — и не мертвое одновременно... впрочем, последнее мало кто мог бы понять.

Вначале — тонкая нить в мозг: погасить будущую боль. Никто не должен страдать понапрасну...

Еще несколько нитей — в разные точки мозга: через полминуты... именно столько прошло бы до реальной смерти, тело умирает долго, слишком долго... "чары" достигнут вершины, и тело ускользнет от неминуемой смерти.

Простите.

Короткий точный удар.

В сердце.

Выдернуть меч.

Человек падает на бок, плиты пола окрашиваются кровью, второй — совсем молодой, почти мальчишка — с ужасом смотрит на происходящее, явно не понимая, не веря, переводит на Эгленна взгляд, полный ужаса, непонимания — как же так, свой — убивает?.. Несколько долгих, невероятно долгих секунд — за которые для него, молодого, обрушился мир. Всего лишь несколько секунд — и все прервалось вторым ударом меча, таким же коротким и точным.

Парень упал, как подкошенный — вместе с ударом Эгленн выключил его сознание. Впрочем, _этого_ со стороны никто из голлори не заметил бы. Слишком тонко, слишком слабое воздействие.

Кровь расползалась по мраморным плитам пола.

Келегорм удовлетворённо кивнул. Тут же — в мёртвой тишине — как из-под земли возникли вассалы, тела убрали чуть не мгновенно.

Глорфиндейл молча смотрел на свой меч в руках Эгленна: тот был теперь весь в крови.

-Что ж, — спокойно произнёс Келегорм. — Правосудие свершилось. Отныне ты, Эгленн, признан нами воистину покинувшим сторону Тьмы. Будь среди нас, никто не закроет перед тобой дверь, и будь готов вступить в войну со злом.

Эгленн смотрел в лицо Келегорма мертвым, застывшим взглядом.

"Долго они будут вытирать эту кровь, — подумалось некстати. — Сколько ткани придется извести, чтобы ее вытереть..."

Он поднял взгляд к каменным сводам пещерной залы.

Там, наверху, на высоте мили, в небе за облаками парила крылатая тень — Тхурингветиль. Майа _слышала_ тела — теперь на ней была задача отследить, что с ними сделают, перехватить их... и переправить в Твердыню. Мелькор сумеет вернуть людей к жизни.

Однако что же все-таки произошло в том селении?.. вернее — как там оказались эти двое?.. Они были не из воинов Эгленна, и в той местности, он знал точно, военных действий не велось вообще.

Внезапно Эгленн осознал, что смотрит на Келегорма, в полном молчании, уже несколько минут — и все это время в зале висит тишина.

Он повернулся и пошел к выходу. Уже зная, чувствуя, что Глорфиндейл последует за ним.

А может, и не только Глорфиндейл...

Перед ним расступились, — он шёл сквозь живой коридор, и только взгляды ощущались — немые вопросы, которые никто так и не посмел задать вслух. Нарушить это мёртвое молчание казалось кощунством.

Там, снаружи, — в коридоре, где уже не было сыновей Феанора, Глорфиндейл положил ему руку на плечо.

-Пойдём со мной.

Так же ровно... кажется, так же ровно, как тогда, в первый раз. И только если очень хорошо знать воина из Гондолина, можно было понять, _почему_ чересчур спокойно смотрят эти глубокие глаза.

..Потому что Эгленн совершил сейчас то, чего нолдо менее всего ожидал. И, быть может, в глубине души он сейчас убеждается — воистину перед ним Тху, прислужник Отца Лжи, способный ради обмана убить тех, кто в него верит...

Эгленн молча последовал за ним.

Они пришли в покои, отведённые посланнику Тургона, — просторно, богато, тихо... да, очень тихо. Глорфиндейл сел в кресло, жестом предложил Эгленну последовать его примеру.

Он тоже опустился в кресло. Удобное... мягкое, — по лицу Эгленна пробежала тень улыбки. Хотелось расслабиться. Не получалось.

Глорфиндейл коротким пронзительным взглядом окинул комнату — как будто провёл невидимую черту.

-Финдарато будет в гневе, но нечего было бродить невесть где, оставляя город на феанорингов, — ровно сказал он. — Я не могу понять до конца, что ты пытался сказать мне, когда говорил, что я — один из вас, но мне очень хочется задать тебе один вопрос.

Он резко придвинулся.

-Кто станет твоей следующей жертвой?

— Спокойно, нолдо, — Эгленн откинулся на спинку кресла. Лицо его оставалось таким же невозмутимым, как и тогда, в зале. Они снизил голос и произнес совсем тихо, едва слышно: — Они живы. И будут свободны.

Глорфиндейл чуть сощурился. Закрываться не хотел. Да, — ему страшно хотелось поверить. И да, — он не мог переступить через себя, через века войн, через то, что он — страшно сказать — привык к тому, что его предают. Ради — какая разница, ради чего или ради кого, и какая разница, что те, ради кого его предавали, не годились, честно говоря, ему в подмётки...

Он — очень — хотел — поверить.

Всего лишь.

Даже теперь.

Он не мог объяснить самому себе — почему.

Почему — ЭТОТ.

Даже зная, кто он, помня, сколько ему самому пришлось пройти — по милости этого Эгленна, который даже не подозревал о том, что своими делами терзает его душу.

Он — просто — хотел — поверить.

...Глорфиндейл молча встал, подошёл к столу и налил себе вина.

Эгленн следил за ним одним взглядом, не поворачивая головы.

— Ты можешь не верить мне. В конце концов, я всего лишь Тху... убийца и лжец. Я надеюсь, их тела просто бросят в Нарог — нам так будет проще всего изъять их оттуда...

Глорфиндейл залпом осушил бокал и аккуратно поставил его на стол.

Не обернулся.

-Нет. Их сейчас хоронят, как положено людям. Предать земле. Но у нас скалы. И потому — бросят в штольни. Там большая высота.

Он вдруг резко подошёл к Эгленну.

-Судя по лицу того мальчика, ты не сказал им, что они останутся живы.

— Нет. Мою мысленную речь могли услышать, — так же резко ответил Эгленн. Впервые наружу хоть как-то прорвались чувства, которые он сдерживал все это время. — Это могло бы погубить их. Даже в Твердыне не умеют приращивать головы, снесенные с плеч, — а Келегорм был близок, чтобы это сделать.

Ещё несколько мгновений тишины... а затем Глорфиндейл налил вина в бокал и протянул Эгленну.

-Пей. Завтра попробуем освободить твоих ребят.

— Спасибо, — Эгленн принял бокал, глотнул. — Тебе не нужно рисковать, занимаясь этим. Наши займутся сами. С ними все будет в порядке, я предвидел, что их могут бросить в штольню, — он все же вздрогнул всем телом, в очередной раз выдав подлинные чувства. — Только вот этому мальчишке придется тяжело потом. Он не из моих... получается — я предал его, убил ради сохранения тайны. Поймет, конечно, но заноза останется...

Глорфиндейл сел рядом с Эгленном.

-Что-то тут не складывается, — признался он. — Ты говоришь — приказа не было. Но что деревню вырезали — это чистая правда, и что убивал отряд орков под предводительством этих двоих — тоже. И они признались, что они — из твоих. И... есть ещё одна вещь, которая не даёт мне покоя. Но... ладно.

— Я потому и просил увидеть картину этого боя, что не понимаю сам, как эти двое там оказались, и что они делали в обществе орков, — ответил Эгленн. — У нас нет таких порядков. Все это более чем странно. Одно могу точно сказать — они не из моих отрядов, и они не убийцы. В Твердыне, однако, я видел старшего из них... но лишь однажды — Север очень велик, многие приезжают в Твердыню лишь изредка, по каким-то своим нуждам... — Эгленн помолчал. — Странно. Мальчишка, по-моему, вообще не воин.

...Под утро Глорфиндейл всё же задремал, — сказалось напряжение. Он не мог понять, сон это или явь, или настало какое-то странное состояние между тем и другим, но он видел, как будто рядом — как клинок в ножнах, что-то живое, опасное... и надёжное... и нет враждебности, и нет страха, и ушло сковывавшее его ощущение, что ты идёшь по краю бездны...

Когда он открыл глаза, Эгленн все так же сидел в кресле у стола — только теперь перед ним стоял прозрачный кувшин со светлым вином. Полупустой. В жилище Глорфиндейла таких кувшинов до сих пор не водилось.

Бокал Эгленн держал в руке, пил, не торопясь. Похоже, вино его совершенно не пьянило. Застывший взгляд был устремлен в пространство, и каким-то чутьем нолдо понял, что сейчас майа видит вовсе не то, что находится перед его глазами.

Эгленн едва заметно вздрогнул, почувствовав взгляд — и повернулся к эльфу.

— Я уже думал перенести тебя на кровать, — сказал он. — Не дело это — спать в кресле.

-Я привык, — на войне, — не подумав, ответил Глорфиндейл и встряхнулся. — Пойдём. Я провожу тебя к тем штольням, сейчас поздно, и там никого нет.

— Никого, — подтвердил Эгленн. — Их тел там тоже нет. Уже пару часов, как нет. Неужели ты думаешь, что мы даром теряли все это время? — он улыбнулся.

Глорфиндейл секунду смотрел на него в упор... потом покачал головой и улыбнулся в ответ.

-Я думал, Нарготронд — потаённый город, а тут, оказывается, проходной двор.

Он поёжился.

-Ты тут наверняка не в первый раз. Да?

Эгленн поставил бокал.

— Ну, не проходной двор, конечно... но никакой тайны в его положении нет и не было никогда. И я действительно бывал здесь. И до постройки города, и после. Хотя и нечасто.

Глорфиндейл снова встретился с его взглядом. Во всех этих попытках — когда их взгляды скрещивались, — казалось, было что-то... как будто нолдо пытался то ли проникнуть за какую-то завесу, то ли искал что-то...

-Послушай. Есть кое-что, что меня тревожит.

— Я запомнил, ты еще вечером упоминал об этом, — отозвался Эгленн. — Так что же это?

-У меня странное ощущение, что я когда-то слышал твой голос, — после недолгого молчания признался Глорфиндейл. — И... в общем... Ты можешь показать мне, как ты выглядишь — на самом деле?

— Что же удивительного? Когда-то давно, в детстве, ты и вправду меня видел...

Он поднялся.

— Показать-то я покажу. Но не распознают ли прочие, как ты относишься ко мне? Или Келегорм действительно мне поверил?

Глорфиндейл усмехнулся и пожал плечами.

-Не вижу ничего крамольного в том, что я отношусь к тебе как к одному из нас. Вот если тебя раскроют...

В глазах его было что-то... то ли азарт, то ли отчаяние, то ли весёлая ярость того, кто стоит на краю бездны и знает, что пути назад нет.

-Я привык встречать всё, не прячась. Покажись.

— Если меня раскроют — спасаться придется не мне, а тебе, — кивнул Эгленн. — Ладно. Надеюсь, это зрелище тебя не испугает...

Облик его вдруг потек, начал расплываться — и проступило другое лицо. Неестественно бледное, почти белое — такого цвета кожи не бывает ни у людей, ни у квенди — разве что у мертвых. С жесткими чертами. Волосы сделались угольно-черными, длинными, глаза — ярко-зелеными. В остальном облик Эгленна почти не изменился — одежда осталась прежней.

— В таком облике ты видел меня когда-то давно, — голос его стал гораздо глубже. — Узнаешь?

Глорфиндейл, не осознавая, что делает, вцепился в подлокотник кресла. Как будто из глубин памяти всплыло, нахлынуло, — и обрушилось, как ледяной водопад, и вот — то, давнее, почти нереальное, соединилось с тем, что есть сейчас, и это — не сон, не бред, не морок...

Он медленно поднял руки к вискам, — на левом отчаянно билась голубая жилка.

-Ортхэннер...