— Эйри, ты что, всерьез полагаешь, что в Барад-Дуре только и делают, что изобретают новые способы пыток? Разумеется, мне нравится творить — как любому разумному существу, если оно не искажено Пустотой.

— Чтобы изобретать способы пыток, не обязательно быть в Барад-Дуре, — несколько резко сказал Эйри.

— Тем более. Эйри, война — неестественное состояние ни для эльфов, ни для людей, ни для майар... если не считать майар Тулкаса. Воевать приходится, чтобы защитить свою свободу, но удовольствие приносит созидание, а не разрушение.

"А ведь вполне нормальные и разумные вещи говорит... майа Моргота. Интересно, он действительно такой или притворяется передо мной? Что перед королём прикинулся вассалом, так это понятно..."

— Я только людей видел. Эльфы к нам уже перестали приплывать. Что же до майар, то ты — первый майа, которого я в своей жизни вижу, — Эйри снова улыбнулся. — По правде сказать, я немного завидую тем, кто жил в Первую эпоху, тогда было гораздо интереснее.

— Бесконечные войны, — проговорил Горт. Взгляд его словно ушел в глубину. — Нет, конечно, и тогда было много хорошего.... даже доброго. Но жить в такие времена — тяжело.

— Говорят, тогда было много такого, что исчезло навсегда, — негромко сказал Эйри. — Живые существа, даже травы и деревья. В моей семье хранится одна вещь... с тех времён. Есть семейное предание, что её привёз в Нуменор тот мой предок, что был в числе Трёх Племён. Никто не знает, откуда это, хотя ясно, что не эльфийское. Прозрачная чаша — как две руки, а в них звезда.

— На Севере, в землях Твердыни, жило много людей, Эйри. И они приходили в Твердыню, обучались, становились мастерами... Я, кажется, помню ту вещь, о которой ты говоришь. Но пока не увижу сам — не смогу сказать с уверенностью, кто некогда ее сделал.

Эйри кивнул.

— Говорили, что это и вправду оттуда, из Ангамандо, но в это никто не верил. Потому что это красиво... а то, что идёт от Тьмы, красивым быть не может.

— Врага всегда стараются выставить в неприглядном свете. Ведь иначе он перестает выглядеть врагом. Если враг может любить, как и ты, если враг любит жизнь и не любит кровь, так же, как и ты, если враг любит вино так же, как и ты, если враг любит вырезать из дерева узорные кубки — может, он и не враг вовсе? Кто же пойдет тогда проливать свою кровь впустую? — Горт вздохнул. — Всегда одно и то же.

Эйри внезапно осознал, что существу, рядом с которым он стоит, много тысяч лет... и что за это время тот успел пережить столько, сколько ему и не снилось в самых кошмарных снах.

Он взглянул на небо: над головой сияли звёзды.

— Ты знаешь, людям свойственно спать по ночам, — он чуть усмехнулся. — Так что я вынужден повиноваться человеческой природе. Надеюсь, что завтра всё будет... спокойно. Я не о тебе, сам понимаешь.

— Иди спи, — посоветовал Горт. — И не беспокойся обо мне. Все будет так, как должно быть.

— А куда ж оно денется, — легко отозвался Эйри и поднял руку прощальным нуменорским жестом. — Спокойной ночи.

— Доброй ночи и тебе, — кивнул Горт.

И запрокинул голову, глядя на звезды.

...Корабль медленно вошёл в гавань. Издалека доносился гул: толпа встречала победоносное войско и своего короля. Толчок борта о пирс: всё. Эйри спустился к Гортхауэру в каюту. Тонкий ремень не прятал, не было смысла.

— Всё, приплыли.

Горт ждал его, стоя у окна каюты. Смотрел наружу — хотя видно с этого уровня было мало что.

— Воистину приплыли, — сказал он, поворачиваясь к Эйри. — Давай, делай, что задумано.

Эйри всё-таки не отвернулся, хотя выдержать взгляд майа было делом нелёгким. Стянул ему руки за спиной, — ремень врезался в кожу. Поморщился: ничего другого сделать не мог. Взял за локоть, повёл наверх.

Солнце било в глаза, отчего трап казался чёрным. Едва появились — крики. Охрана выстроилась, сдерживая толпу, однако Эйри постоянно оглядывался по сторонам. "А вести его быстро нельзя, вот в чём беда-то. Надо, чтоб народ насмотрелся на королевское "приобретение", будь он неладен..."

— Нелепый фарс, — тихо, так, что слышно было одному Эйри, проговорил Горт. — Ничего. Поиграем в гнусную игру... Где эта его клетка?

Эйри мотнул головой вправо.

— Вон, полюбуйся. И Ар-Фаразон впереди, в колеснице. Эру, они, наверное, все сады ободрали, чтобы его путь этими лепестками посыпать...

— Ладно, идем вперед, — тихо сказал Горт.

Он пошел вперед, не спеша, давая возможность Эйри конвоировать себя по всем правилам, а толпе — разглядеть себя. Сколько людей, сколько лиц, с каким жадным интересом смотрят — да, такое не каждый день увидишь...

— Прислужник Моргота! — выкрикнул какой-то одинокий голос. — В Пустоту его, на цепь, рядом с хозяином!

Толпа враз подалась вперёд, охрана едва смогла её сдержать. Эйри подобрался. "Ну вот. Начинается."

— Спокойно, спокойно, Эйри, — тихо проговорил Горт. — Не напрягайся так, веди себя, как подобает победителю. Мне и не такое приходилось видеть.

— Давай воспоминания отложим на потом, если это "потом", конечно, будет... Мы, понимаешь ли, в Нуменоре, а быть здесь родственником короля, да ещё и на такой должности — занятие опасное...

Расстояние, отделявшее их от клетки, сокращалось, — Эйри казалось, умопомрачительно медленно.

Крики толпы, проклятья, колыхание горящих ненавистью лиц — воины еле сдерживали рвущихся нуменорцев.

Клетка на повозке. Действительно золото или позолота?.. Открытая дверца.

— По-моему, дальше мне лучше одному, — проговорил Горт.

Он шагнул внутрь.

За ним с грохотом захлопнулась дверь. Замок Эйри запер, — теперь весь мир снаружи оказался зарешеченным. Слуга подвёл Эйри коня, тот сел в седло, — и процессия двинулась. Эйри ехал сзади, сосредоточенный до предела.

Горт встал поудобнее — прислонившись спиной к углу клетки. Грамотно устроили: так, чтобы можно было швырять, не опасаясь задеть кого-нибудь из стражи... Сейчас начнется. Наверняка уже и озаботились заранее, чтобы не было недостатка в тухлых овощах...

Он был прав: действительно, запаслись. И острыми, как бритва, камнями тоже. И, едва процессия тронулась в путь — началось.

Королевская колесница уже была далеко впереди.

"Знал, о чем просил", — вопль толпы казался уже нескончаемым бессмысленным гулом.

Камень. Горт поневоле дернулся, опустил голову — и тут же другой камень влетел ему в висок; майа согнулся — по лицу потекла горячая струйка, закапала красным вниз, на пол клетушки. Еще один камень ударился о прутья клетки. И еще, еще... И какая-то склизлая дрянь, испорченные помидоры, что ли... Спокойно. Сесть на пол. Согнуться, подтянуть колени к лицу, защитить глаза — еще не хватало, чтобы их повредили... В то же время Горт следил — не столько зрением, сколько ощущениями майа — за Эйри. Ему, похоже, эта процессия дастся труднее. Гораздо труднее...

Бесконечные улицы, бесконечная толпа, крики, камни... как будто в мире больше ничего не осталось, кроме этого медленного изматывающего пути под начинавшим припекать солнцем.

Эйри почти видел эту волну ненависти, — хлестала она не по нему, а по одинокой фигуре в золотой клетке, яростно и остро. Он умел чувствовать подобные вещи: то ли от жизни во дворце его чувства обострились до предела, то ли, — как он иногда с ужасом думал, — сказывалось то, неведомое, отчего его бабка сошла с ума и стала безумной пророчицей. Ненависть звенела в воздухе так страшно и сильно, что Эйри стало очень не по себе: если это чувствует он, то что же должен ощущать тот, на кого она направлена?.. Мысль о том, что враг может не сдержать данное слово, назойливо крутилась в голове, но Эйри всячески отгонял её: деваться-то некуда. Надо доехать до Каземата, и больше ни о чём думать нельзя.

Горт тоже чувствовал страх Эйри; но тот опасался напрасно. Убивать _этих_... да нет, конечно же. Если людей с малолетства воспитывать в сознании "Врага" — чего от них ожидать? А здесь все, все направлено к тому, чтобы людей превратить в стадо. Сытое, нарядное, но все же стадо. Ненависть — ну, что же; к этому Горт привык уже тысячелетия назад. А клетка была не простая: кокон силы сплетался вокруг нее... не слишком надежный, было бы желание — прорвать его было бы несложно. И это хорошо, наверняка здесь использовали все, что могли...

После первой мили пути Горт не выдержал — создал защиту, слабую, но ее хватало, чтобы защититься от камней. И без того все, что можно, уже разбили.

Внезапно острая боль пронзила руку выше локтя. И — мгновенно — в кровь как будто влился леденящий холод. Эйри заметил, вскинул руку, но было поздно: разве в толпе кого найдёшь?..

Кинжал! Засел в руке выше локтя, и не вытащишь. Горт вскинулся, пытаясь отыскать в толпе того, кто кинжал бросил; нет, поздно, повозка двигалась дальше.

Вместе с болью по телу разливалось онемение и давно забытое чувство — холод, как будто кто-то вливал в жилы саму зиму. Незнакомая магия, сопротивляться ей трудно... Горт встряхнул головой. Не упасть бы на пол клетки... впрочем, хоть и так, какая разница...

Повинуясь знаку Эйри, цепь воинов без церемоний оттеснила толпу — подальше от дороги, почти к самым домам. Сам он двинул коня вперёд, с замиранием сердца всматриваясь в тёмную фигуру в клетке: допрыгаются, что будет?! Разнесёт всё здесь к балрогу, и пиши пропало...

Непохоже было, чтобы он, во всяком случае, по виду, способен что-то разнести... Эйри видел — Горт привалился к стене клетки, глаза его были закрыты, лицо стало совершенно белым — не бледным, а просто меловым, как бумага.

...Когда впереди — высоко, на холме — надвинулась махина Каземата, Эйри чуть не вслух вздохнул с облегчением: приехали. Толпа осталась позади, вокруг огромной тюрьмы-крепости, как вокруг прОклятого места, было пустое, отлично просматриваемое пространство. Стена, ров с водой... С грохотом опускается подвесной мост.

"После его собственной крепости наше наверняка не слишком впечатляет. Если он что-нибудь вокруг вообще замечает, конечно."

Во внутреннем дворе повозка остановилась, Эйри в два прыжка подскочил к клетке, отпер. Опустился возле Гортхауэра.

"А кинжал-то мало того, что заклятый, так и ещё и особо нацеленный... против оборотней. Умно, умно..."

— Воду и чем перевязать, — бросил через плечо. Ему повиновались мгновенно.

Секунду помедлил... и быстро выхватил кинжал из раны.

— Спасибо, — проговорил Горт. — Редкостная дрянь.

Он вздохнул с явным облегчением. Эйри разрезал ремни на его руках, аккуратно и умело перевязал.

— Пойдём, приведёшь себя в порядок.

— Наверное, специально на солнцепеке овощи оставляли, чтобы протухли, — способность шутить Горт все же не утратил. — Не верю, что на благословенном острове может находиться столько гнили... Воды бы — вымыться. И одежда... (его черная одежда была вся заляпана какой-то мерзостью, насквозь, сухого места не осталось) Не хочу сейчас применять чары. А за мелочи от камней не бойся, затяну.

Эйри улыбнулся.

— Идём внутрь. Сейчас всё будет.

— Сколько у вас ненависти, — проговорил Горт. Он наконец кое-как стер с лица кровь — стало видно, что оно сильно разбито, скулы, виски, волосы все в крови, местами сочилась свежая... хотя, вроде бы, не сказать, чтобы это причиняло Горту что-то выше просто неудобства. — Даже не думал встретить в _таком_ количестве. За что ненавидеть нас простым нуменорцам?...

Они вошли в помещение, более всего похожее на часть покоев какого-то местного начальства.

— Ну как это — за что, — Эйри развалился в кресле, явно чувствуя себя дома. — Это же Нуменор. Остров, подаренный Валар тем Верным из числа Трёх Племён, что помогали в Войне Гнева. А тут живой Тёмный, да ещё какой.

Горт остановился, оглядываясь.

— Воду, — напомнил он. — Вымыться мне нужно. А то я даже сесть не могу — все кресло тебе испачкаю. Да и вонь эта тухлая, приятного мало.

— За водой — это вооон туда, — Эйри махнул рукой в сторону одной из дверей. — А одежду тебе принесут, я приказал. Только, сам понимаешь, здесь чёрное не в почёте. Странно, что отца до сих пор нет. Должен был встречать, по идее...

Он с беспокойством помотрел в сторону.

— Мне сойдет какое угодно, хоть белое, — ответил Горт. — Какая разница. У нас тоже всякое носят, я просто привык к черному. Извини, Эйри, я быстро, а то самому себе противен в таком виде.

Он скрылся за дверью.

Эйри подошёл к окну. Ну не бывало такого, чтобы отец вот так исчезал из своего Каземата, что-то тут не то...

Майа вернулся вскоре, одетый уже в другое: это были темно-коричневого цвета кожаные штаны и довольно светлая рубаха. Только сапоги остались прежними. А лицо — стало видно — все в глубоких ссадинах, скулы, виски, губы — разбиты... Хотя уже не кровоточило. И черные волосы — "хвостом".

— Вот так гораздо лучше, — сказал Горт, садясь напротив Эйри. — Я там прежнюю одежду выстирал, пусть уж не выбрасывают, жалко. Так что ты говорил о своем отце?

— Он комендант Каземата, — хмуро отозвался Эйри. — Собственно, я должен был привезти тебя и сдать ему. И ехать во дворец. А тут, понимаешь ли, некому. И никто не знает, куда он провалился. Я послал домой, разузнать, сейчас жду ответа.

— Не волнуйся, не пропадет же он, действительно, на вашем острове. Отыщется. Только вот не был бы он недоволен, что ты со мной так... по-дружески. Все-таки Враг...

— Пусть попробует мне поуказывать, а я на него посмотрю, — нагло усмехнулся Эйри. — Я выше его по должности.

— Ну, тогда хорошо, — согласился Горт. — Кстати, ты должен знать: чего ваш король хотел добиться всем этим... ну, ты понимаешь?.. Что — унизить меня? Сломать, растоптать?

— Я не только должен, я много чего знаю, — сказал Эйри ровно. — Работа такая. Насчёт короля... В общем, так. Вассальная клятва твоя ничего не значит. Ты здесь пленник, и, мало того, заложник, за тех своих, что остались в Эндорэ. Армия, конечно, никуда не ушла, Мордор в осаде. Стоит тебе шевельнуться здесь, как там они начнут стирать твоих в порошок. Правда, тот кинжал стал для меня неожиданностью, хоть я и предполагал, что они на тебя нацелят все средства, какие только вспомнят с незапамятных времён.

— Это все мне известно, — сказал Горт. — Ты ведь, конечно, не думаешь, что я принял решение подчиниться, не взвесив все возможности?.. Я скорее про другое: _такой_ низости, как эта процессия, я не ожидал даже от Ар-Фаразона. В прошлые времена на подобное были способны разве что дикие орки... — Горт помолчал, — и Валар, как ни грустно это сознавать.

— А Валар-то тут причём? Старые враги, да? Они, конечно, странно устроили с этим запретом плавать на Запад, но благость их не подлежит сомнению.