-Вот я и говорю: поймали, как диковинную зверушку, — Хэльтис усмехнулся открыто и дерзко. — Тёмная тварь недостойна того, чтобы на неё тратили драгоценное время и королевские силы. Поёт, конечно, красиво, птенчик, а в жизни ничего не понимает, — что ж, это бывает. Жаль, конечно, но придётся его убить. Что, — нет?

— Герой, — произнес Нолофинве. — Мятежник... Вот что. У тебя есть выбор. Или ты клянешься вернуться туда, откуда пришел... к себе на Север. И никогда больше не являться в земли эльдар. Или ты остаешься здесь. Или — смерть. Решай. И не говори, что я жесток.

Хэльтис задумался.

-Вот как, значит. И на каких же правах ты мне предлагаешь остаться?

— На правах пленника, — жестко ответил Нолофинве. — У тебя здесь нет никаких прав.

-Ну почему же, — широко улыбнулся Хэльтис. — Первый долг пленника — побег. По крайней мере, оно так у нас на Севере. Впрочем, раз ты предлагаешь мне уйти туда, — я уйду. Прощай, Нолофинве, государь нолдор.

— Имей в виду, — глядя на него, добавил Нолофинве. — Если тебя еще раз увидят на наших землях — так легко ты не отделаешься.

Улыбка Хэльтиса стала ещё шире. Он подошёл к столу, сгрёб свои тетрадки, проверил, затем перекинул лютню за спину — и взял в руки свой меч.

— Тетради свои можешь забрать. А лютню и меч — на стол. Я не собирался возвращать их тебе.

-Это ещё почему?!

— Не заставляй меня повторять дважды.

-Это _моя_ лютня, — Хэльтис вцепился в ремень. — Вы называете Мелькора вором, потому что тот украл Сильмариллы. Ты тоже хочешь забрать себе чужое?

Нолофинве поднялся из-за стола.

— Хватит испытывать мое терпение. Я последний раз говорю тебе — оставь меч и лютню — и иди.

Хэльтис выпрямился, брови сошлись на переносице. Посмотрел на меч в своих руках, потом на эльфийского короля, мгновение звенела тишина... а потом он резким движением швырнул меч к ногам Нолофинве. Прижал лютню к груди и решительно направился к дверям.

"Мальчишку перехватите, — мысленно велел Нолофинве. — Лютню отнять. Его самого — в нижний ярус. Под охраной можете не держать, достаточно будет и запереть."

В коридоре Хэльтис успел сделать лишь несколько шагов. Навстречу ему вышли трое нолдор. Не успел он опомниться — как лютня оказалась у одного из них, а двое уже держали его за руки и плечи. И, ни говоря не слова, потянули вперед — вперед, и на лестницу, и вниз, вниз, вниз...

— Сволочи! — яростно выдохнул Хэльтис, на глазах выступили слёзы. — Зачем вам моя лютня?! Отдайте, отдайте!

Они не заговорили с ним. И вот — подземный ярус крепости; Хэльтиса втолкнули в комнату. Дверь за спиной захлопнулась.

Внутри было светло: на стенах была пара кристаллических светильников, чем-то схожих с теми, что использовали и в Твердыне. Оказывается, нолдор тоже владели этим секретом... Комната была довольно большой. Кровать у стены — с серым покрывалом, стол, пара стульев... Обычная комната. В такой могли бы отдыхать воины, пришедшие с дозора... если в крепости хватает места, чтобы выделять комнату каждому...

Здесь явно долго никого не было. На столе лежал тонкий слой пыли.

Хэльтис плюхнулся на стул, уронил руки на стол и уткнулся в них. Хотелось завыть, подобно волкам Гортхауэра. Его участь сейчас даже не столько пугала его, — похоже, он просто не осознавал всего, — но лютня, лютня... ЗАЧЕМ?! Что, у них своих нет? Или они не знают, как они делаются? Вот ведь...

Хэльтис не хотел думать о том, что ему предстоит. Не мог поверить, не хотел и не мог, — что его убьют, нет. Скорее всего, попытаются "образумить", заставить отречься — от Тьмы, от Мелькора... предать, словом. И ничего тут не сделаешь. А потом, после совета... может, заточат где-нибудь. Хотя, спрашивается, зачем? Проще убить. Милосердный государь Нолофинве...

Когда дверь распахнулась в очередной раз, за нею стояли двое. Один из них был уже знаком Хэльтису — тот самый, что приносил еду; только сейчас оба нолфинга были одеты гораздо лучше: в синее с серебром, темно-синие плащи за плечами... Цвета Второго Дома.

— Пойдем, — сказал первый. Он впервые заговорил с Хэльтисом. — Тебя хотят видеть.

Хэльтис поднялся, сердце отчаянно заколотилось: вот и всё... Выпрямился, брови сошлись на переносице.

-Идём.

Нолдо посторонился, пропуская его вперед. Так и пошли: то ли эскорт, то ли конвоиры.

Оказалось, что снаружи — было видно, когда они проходили галерею — утро. Солнце далеко на востоке уже поднялось над землей и озаряло ее золотистыми лучами.

Они остановились в небольшом высоком помещении. Нолдо открыл узорчатую дверь и ненадолго скрылся внутри; потом появился снова, и молча кивнул Хэльтису на дверь: заходи, мол.

Хэльтис мгновение помедлил — и вошёл внутрь.

Эльфийские лорды... Он впервые увидел здесь их всех, о ком раньше только слышал, или кого видел в памяти других. Они были красивы, и богатство одежд, и лица... И в воздухе реяло ожидание зловещего — из будущего. И что они постоянно ждут беды, раздражённо подумал Хэльтис, ну не нападают же на них...

Он шагнул внутрь — и утреннее солнце ударило ему в лицо.

Зал был небольшим, но он был создан так, что освещался солнцем почти круглые сутки: было бы солнце на небе. Сейчас его лучи били через разноцветные витражные стекла под потолком, кидали на пол цветные зайчики.

Эльфы сидели полукругом — стол здесь был наподобие подковы. Очень удобно... А сам Хэльтис оказался в центре этой "подковы". У всех на виду. И солнце слепило ему глаза — не давало разглядеть лица в деталях. Зато его, наверное, видно было во всей красе...

— Ты был прав, Нолофинве, — услышал он незнакомый голос. Красивый, чуть насмешливый, звонкий. Эльф, которому он принадлежал, был золотоволосым — волосы ярко блестели в утреннем свете, казалось — они даже светятся. А вот какого цвета у этого эльфа глаза — различить не удалось. Зато было видно, что одет этот эльф, пожалуй, богаче других.

— И вправду — черный менестрель... Ну, здравствуй, Хэльтис.

-Здравствуй, — Хэльтис прищурился и повернулся к нему. — И что, теперь вы меня все будете рассматривать, как диковину?

— Надеюсь, ты нам это великодушно простишь, — в интонации эльфа была улыбка, его слова звучали не обидно. — Нам редко приходится видеть людей Севера так — рядом. Так значит, ты ходил в наших землях, пел ваши песни и рассказывал правду о прошлом?

-Совершенно верно, — кивнул Хэльтис. — Ту правду, которую вы не признаёте. Но я не за этим приходил. Вы, конечно, думаете, что я пришёл смущать ваших вассалов выдумками Моргота?

— У тебя есть возражения? — осведомился нолдо, сидящий рядом с золотоволосым.

-Есть, — Хэльтис старался держаться спокойно. — Я не нападал на вас. Я собирал песни и сказки людских племён. Вы же гнали меня, как дикого зверя, и отобрали лютню, — вот он, — Хэльтис кивнул на Нолофинве. — Зачем вам моя лютня?

— Она сделана Морготом, — негромко проговорил Нолофинве, сидящий во главе стола.

— Ёжик, — произнес вдруг один из эльфов, с темными волосами, на висках заплетенными в косы. Он сидел рядом с рыжеволосым Маэдросом — старшего сына Феанаро не узнать было невозможно. — Настоящий колючий ежик, маленький...

— Финдекано, — негромко одернул его Маэдрос. Тот замолчал, улыбаясь.

Хэльтис молчал. Перед глазами всплыло сразу: тогда, давно, когда он только что выбрал свой путь, когда его звонкий, ещё детский голос зазвенел песней впервые под сводами Цитадели, — Мелькор подарил ему эту лютню. Узкие руки, хоть и обожжённые, но всё равно — красивые... Мелькор. И ясные глаза — существа, которое древнее мира и сильнее смерти.

— "На крови траве высоко расти", значит, — проговорил золотоволосый. Взгляд его обжигал — несмотря на то, что лицо терялось в солнечном сиянии. — Раз уж ты такой смелый — спой еще что-нибудь, — и золотоволосый протянул Хэльтису его лютню.

Хэльтис взглянул на него в упор. Лютню осмотрел — придирчиво, чуть не демонстративно, тронул струны, кивнул. Задумался.

Станет пергамент пеплом,

Прахом рассыплется камень,

Слава развеется ветром,

Подвиги станут снами,

Ржавчина меч изгложет,

Золото будет пылью...

Только лишь песня сможет

К небу взлететь на крыльях.

Слушай вереск и зов дороги —

Как земля звенит под ногами;

Слушай камень, полынь и пламя —

Это Память...

Песни последней боль —

Горечь соцветий полыни:

Примешь последний бой

Ты, менестрель Твердыни.

Сколько их было в веках —

В войнах и битвах лютых

Гибли с мечом в руках

Рыцари Ордена Лютни.

Слушай вереск и зов дороги —

Как земля звенит под ногами;

Слушай камень, полынь и пламя —

Это Память.

Души омыты ветром,

Над головою — грозы...

Даже если вы слепы,

Видеть дано вам звезды.

Странные горькие песни,

Имени нет в преданьях —

Память зрячего сердца,

Вечный скиталец Дайо.

Слушай вереск и зов дороги —

Как земля звенит под ногами;

Слушай камень, полынь и пламя —

Это Память.

Знаком Крылатой Звезды

Связанным, словно клятвой,

Волею грозных владык

Плата за правду — проклятье.

Пусть их оплачет небо,

Чашей помянут люди:

Страх перед властью неведом

Рыцарям Ордена Лютни.

Слушай вереск и зов дороги —

Как земля звенит под ногами;

Слушай камень, полынь и пламя —

Это память...

— Дайо, — проговорил Нолофинве, когда песня отзвучала. — Кто-нибудь знает это имя?

Эльдар отрицательно покачали головами.

— Кто это, Хэльтис? — спросил Финголфин.

-Менестрель Твердыни, — коротко ответил Хэльтис. — Слепой. Он ученик Мелькора. Та песня, которую я тебе пел, — его.

— Скиталец, говоришь, — задумчиво произнес Нолофинве. — Интересно, где же он скитается — да еще и слепой...

Хэльтис помолчал. Лютню держал бережно, но крепко, прижал к груди. Наконец вскинул глаза.

-И что теперь? Послушали, поговорили. Ты мне предлагал: выбрать. Я выбрал. Ты схватил то, что тебе не принадлежит, и заточил меня в темницу.

— У тебя уже и темницы появились, Нолофинве? — весело осведомился золотоволосый. — Быстро ты ими обзавелся.

— Забирай его себе, Финдарато, — проговорил Маэдрос. — Ты ведь любишь возиться со смертными. Не казнить же ребенка, в самом деле.

Золотоволосый усмехнулся в ответ.

Ну вот, подумал Хэльтис и прикусил губу. "Забирай", "ребёнок"...

-Я вам не ваши псы, чтобы вы меня "забирали", — тихо сказал он. — Впрочем, вы всё равно сделаете, как захотите, я ведь один.

— Не обижайся, — мягко сказал золотоволосый Финдарато. Он вышел из-за стола — подошел к Хэльтису и уселся на столешницу рядом с ним. Теперь стало видно: глаза у него были ярко-зеленые, а лицо казалось совсем юным. Вернее — без возраста.

— Может, ты уже понял — я Финрод. И правда, Хэльтис, едем со мной. Ты ведь сам хотел путешествовать в наших землях.

Хэльтис вдруг растерялся, — так и замер, прижимая лютню к груди.

-А... не отберёте?

Финрод оглянулся на остальных — похоже, обменялся с ними мысленными репликами.

— Бери, — кивнул ему Нолофинве. — Ваши голлори сильнее меня. Да и ты сам...

Финрод кивнул.

— Не отберем, — заверил он Хэльтиса. — Хотя, должен честно сказать — убежден, что и эту песню, как и первую, Нолофинве и споет, и сыграет лучше тебя.

Хэльтис усмехнулся.

-Ну, пусть учит... вражьи песни. Раз нравится. Мне не жалко.

При этих словах почему-то по залу полетели смешки.

— Ладно, — Нолофинве хлопнул по столу ладонью. Он бросил короткий взгляд куда-то за спину Хэльтиса — и тот, знакомый уже нолдо, конвоир, положил руку ему на плечо.

— Пусть он пока ждет, — велел Нолофинве эльфу, — переведите его в верхние комнаты и можете говорить с ним, если будет желание.

Он повернулся к остальным.

— Словом, друзья, вы поняли, что я имел в виду. Давайте теперь вернемся к делу...

Дальнейших слов Хэльтис не услышал — его вывели из зала, и резная дверь закрылась.

Хэльтис шагал быстро, — вновь обретённая лютня просто грела душу, он боялся закинуть её за спину, — нёс так... Искоса посмотрел на конвоира, раздумывая, будет ли тот отвечать.

-А с чего Финдарато к людям-то? Что он в нас нашёл?

— Он давно с ними сошелся, — ответил тот. — У них много людей живет. Однодневки... Так, — он придержал Хэльтиса, который было повернул на знакомую лестницу, — не сюда, не вниз, а наверх. Займешь комнату рядом с Финродом, там свободно. Дня два они здесь еще пробудут, потом разъедутся.

-Мы не однодневки, — раздражённо сказал Хэльтис. — Это ваши люди мало живут, а должны-то — долго, лет по триста, по меньшей мере, и то не предел.

Они поднялись тем временем еще на два яруса и свернули в коридор. Прошли еще немного — и эльф распахнул перед Хэльтисом дверь очередной комнаты.

Особо сильно от прежней она не отличалась — только в ней были окна, высокие и украшенные витражами вверху.

— Здесь подождешь, — сказал нолдо. — Думаю, лорд Финрод сам зайдет за тобою.

Хэльтис кивнул, устроился по-прежнему — у стола. Дождался, пока за эльфом закроется дверь.

На душе было тоскливо. Увезут. Интересно, конечно, посмотреть, как они живут там, может, удастся что-то новое услышать... но ведь обратно-то не выпустят, и домой не вернуться...

Он потихоньку тронул струны.

Там зимой пролетит вьюга снежная,

Солнце выглянет сильное, нежное,

Там заря золотится бескрайняя...

Ох, сторонушка милая, дальняя!

Мысль летит без преград и без времени

В те края и к рассвету осеннему,

Только нету пути мне возвратного,

Не увидеть простора закатного...

В одиночестве он пробыл еще несколько часов. А потом в дверь вдруг постучали. Странно — он не услышал шагов снаружи...

Хэльтис подошёл к двери, осторожно толкнул: не заперто. Открыл.

Там стоял давешний золотоволосый эльф — Финрод.

— Ну что, как ты тут устроился? — как ни в чем не бывало, спросил нолдо.

-Да так... — Хэльтис снова смутился, сам не зная, почему. — Особо устраиваться-то не с чего, вещей у меня и нет никаких. Только тетрадки. И... — он помедлил. — Спасибо тебе за лютню. Мне бы не хотелось оставлять её кому бы то ни было.

— Понимаю, сам такой же, — улыбнулся эльф. — А лютня действительно хороша. Позволишь войти? Или идем ко мне в комнату?

-Давай лучше к тебе, — решился Хэльтис. — Всё-таки чуть меньше буду чувствовать себя... пленником. Хотя это самообман, конечно...

Эльф посторонился, пропуская его.

Комната оказалась и вправду близко — через несколько дверей, в том же коридоре. Внутри — почти такая же, как прежняя, только на столе стоял большой кувшин и несколько серебряных кубков, а еще полупустое блюдо с яблоками: похоже, совсем недавно здесь пили вино. Эльф заметил взгляд Хатальдира — и пояснил:

— Вчера вечером не допили — я решил не уносить. Вот и пригодится. У Нолофинве отменное вино.

-Я заметил, — сдержанно отозвался Хэльтис. — Объясни мне. Зачем ему понадобилась моя лютня?

Финрод сел на кровать.

— Она сделана... Мелькором, — пояснил он. Видно было, что он едва спохватился, чтобы не произнести привычное "Моргот". — И хранит на себе следы его чар. Не так прост этот инструмент, как тебе кажется.