9. Круг Земной

— Ласс, ко мне.

Ничего вроде бы не случилось, только за спиной загустела до полной черноты тень, падавшая на землю. Потом в тени кто-то шевельнулся, встал и вышагнул вперед.

— Слушай, Ласс, — не оборачиваясь, сказал старшина, — такой приказ. Нужно обойти деревню по периметру. Пройтись по опушке, посмотреть на следы. Особое внимание — на ручей, который из леса в озеро впадает. Видишь тот лесок? — Нефедов указал на березовую гриву, врезавшуюся в поле. — Начни оттуда.

Какая-то старуха, вывернувшая было из переулка, испуганно ахнула и опрометью метнулась обратно, гремя пустыми ведрами на коромысле. Альв проводил ее презрительным взглядом, улыбнулся, показав острые белые зубы. Молча кивнул и отступил обратно в тень, исчез так же неслышно, как и появился. Степан бросил окурок в пыль и отправился дальше. Он шел в церковь, давно заприметив крест, видневшийся из-за домов неподалеку.

Небольшая церквушка встретила Степана распахнутыми дверями и полной тишиной. Старшина вошел, на ходу стянув с головы фуражку. Креститься на закопченные иконы не стал, гулко покашлял в кулак. Откуда-то послышался голос:

— Кто там?

Степан промолчал. Из притвора, спешно вытирая руки тряпицей, вышел священник — сухонький старичок, одетый в выпачканный известкой подрясник. Его длинные седые волосы были собраны в косицу и перевязаны ремешком.

— Извиняюсь, — прошамкал он бодро, — ремонт у нас. Храм совсем обветшал, вот и занимаюсь помаленьку, с Божьей помощью.

Он поздоровался со Степаном за руку.

— Отец Мефодий. А Вы кто ж будете?

— Степан Нефедов. Командир особого взвода. Из города к вам, батюшка, прислали.

— Понимаю, понимаю, — священник мелко закивал, — самое время. Нечисть разгулялась не на шутку, словно последние дни близятся...

Они долго разговаривали, сидя на лавке. Священник, на удивление, оказался толковым. Он сам предложил Степану то, о чем тот хотел просить — с молитвой обойти все дома в Грачах и окропить их святой водой. Старшина, правда, особо на это не полагался, да и сам отец Мефодий, уже прощаясь, сокрушенно вздохнул.

— Поможет ли? — только и сказал он, и, шаркая ногами, скрылся в церкви.

Поглядев на треснувший циферблат своих стареньких трофейных часов, Нефедов спохватился и с досадой присвистнул. Время было уже позднее, а он, захлопотавшись, совсем забыл о том, что надо где-то устроиться на ночлег.

— Елки-палки! — громко сказал старшина, соображая, что делать. И тут же заметил в сумерках что-то белое. Приглядевшись, Степан понял, что к нему приближается женщина в головном платке, накинутом на плечи.

Татьяна подошла ближе и встала совсем близко, глядя на него безмятежными глазами.

— Это вы, товарищ старшина? — спросила она, и тут же рассмеялась. — Ой, да я же забыла, что Степан вы. Полуночничаете, Степан?

— Да нет, — Нефедов почесал в затылке, — совсем из головы вылетело, что надо бы с постоем определиться. А сейчас придется в машине спать. Хорошо хоть, своих расквартировал.

— Зачем же — в машине? — снова улыбнулась Татьяна. — Пойдемте к нам. Отец у меня сам солдат, воевал в японскую. Поймет. Да и что тут рассуждать, кто откажет, если власть вас прислала?

Старшина пробормотал что-то невнятное, но тут девушка сама взяла его за руку. Он невольно дернулся в сторону, смутился еще сильнее, но послушно пошел за Татьяной, поглядывая по сторонам. Но все было тихо, только перебрехивались по дворам собаки.

Месяц, выкатившийся из-за туч, бросил поперек улицы длинные тени от телеграфных столбов. Татьяна шла быстро, изредка взглядывая на Степана и улыбаясь. Они уже почти дошли до знакомого палисадника, когда Нефедов резко остановился.

— Стоп, — негромко сказал он, а потом добавил, — Вы, Таня, не пугайтесь.

Но девушка все равно тихо ахнула и прижалась к Степану, когда из черной тени выступил Ласс, сверкнув холодной белозубой ухмылкой. Нефедов осторожно отстранил Татьяну, мысленно ругая сам себя — черт-те что, связался на свою голову. Альв молчал, но старшина успокаивающе кивнул ему головой, и Ласс начал говорить тихим, шипящим голосом.

И то, что он докладывал, было скверно.

— Много следов. Они были здесь прошлой ночью. Наблюдали. Не напали, хотя могли. Следы везде, но больше всего их — в том лесу, на который ты показал. Ты был прав, Старший, — альв качнул головой.

— Продолжай.

— С ними был один... из нас, — последнее слово далось Ласу с заметным усилием, он выговорил его почти с ненавистью. — Он их вел.

— Гули? — спросил Степан.

— Да. И не только, — альв посмотрел на прищурившего глаза командира и бесстрастно продолжил, — и болотные псы. Они нападут, Старший. Скоро.

— Понятно. Иди, — Нефедов невидяще смотрел перед собой, не заметив, как Ласс снова пропал, став одним из сгустков теней. Степан выругался и тут же осекся, вспомнив, что рядом стоит Таня. Она смотрела на него, прикусив нижнюю губу и комкая в руках платок.

— Извините, Таня, — сказал он, — не ночевать мне у вас сегодня. Сами видите, не до сна теперь...

И, едва договорив последнее слово, исчез, скрылся за углом почти так же стремительно как альв, оставив растерянную девушку одиноко стоять у калитки.

Остаток ночи пролетел пулей.

Разбуженная Лассом людская команда мгновенно и споро принялась за дело, бесшумно рассредоточившись на краю деревни, у ручья, который отрезал крайние избы от темневшего леса. Председатель Прокудин, которого старшина поднял с кровати, засуетился было, хотел позвонить в район, но эбонитовый аппарат глухо молчал, только потрескивало что-то в трубке, словно никакой телефонной связи здесь отродясь не было.

— Гони баб с детьми по погребам! — скрипя зубами от злости, приказал Степан пацану — председателеву сыну. — Приказ, скажи! А мужики пусть берут ружья и по дворам караулят, ясно?

Пацан суматошно умчался, а старшина кинулся к своим.

Гули пришли под утро.

Вначале дозорным показалось, будто стена леса колыхнулась и стала медленно двигаться вперед. Потом по ноздрям людям ударил запах — жуткая трупная вонь. Одновременно стал слышен скрежет, словно кто-то с силой сцеплял костяные гребенки. Отец Мефодий, мелко крестясь, обошел позицию, не уставая махать кропилом — остановился только там, где молча сидели на корточках трое альвов, неспешно заряжая винтовки.

— А теперь идите, батюшка, — Степан благодарственно пожал священнику руку, — помолитесь за тех, кому это нужно.

— За всех помолюсь, — прошамкал отец Мефодий, — коль воины на правое дело идут, тут уж Господь не разбирает, кто в какой вере.

— Ласс, за мной, — приказал старшина, уже не слушая. — Саня, за старшего!

И кинулся вперед по высокой траве, забирая вправо и огибая по широкой дуге гриву леса, чтобы зайти сзади.

Теперь, спустя долгое время, Степан никак не мог вспомнить — кто начал бой? Вроде бы, когда гули, рыча и беснуясь, подступили совсем близко, и самые резвые из них уже вытянули вперед когтистые руки, их встретили автоматные очереди и гулкие одиночные выстрелы снайперских винтовок альвов. Мертвая нечисть перла вперед и разлеталась гнилыми обрывками, заливая траву вонючей сукровицей.

А потом через бесформенные головы тварей длинными прыжками перемахнули болотные псы.

Составленные из обрывков плоти и обломков костей, перемотанных водорослями и сухожилиями, они двигались с ошеломляющей быстротой, только вперед, выискивая безглазыми мордами живых. Но это были не те живые — они не стояли кучей, отмахиваясь вилами и палками, не промахивались и не бежали в страхе. Альв Тэссер первым бросил винтовку и взметнулся вверх, на лету несколькими взмахами располосовав пса костяным клинком. Вслед за ним в рукопашную поднялись и все остальные. Люди дрались молча, псы и гули хрипели, умирая на ножах.

Степан бежал, раздвигая кусты. Подлесок кончился, и теперь старшина, не останавливаясь, несся по березняку, перепрыгивая через бурелом. Он и сам не смог бы сказать, почему бежит именно туда, вглубь, где березы сменялись елями. Ноги несли сами, и костяной амулет на груди резал шею, наливаясь мертвенной, ледяной тяжестью. Где-то рядом черной тенью скользил Ласс — кровный должник, брат, Стерегущий Спину.

Они выскочили на маленькую поляну оба сразу — и покатились по траве, сбитые тяжкой волной заклятья. Кувыркнувшись через голову, Степан вскочил, не обращая внимания на боль: словно бритва прошлась по груди, и гимнастерка уже висела лентами, пропитываясь кровью.

Посреди поляны, странно горбясь, стояла фигура, по горло затянутая в черный комбинезон.

Альв.

Нефедов перебросил кинжал из руки в руку, ощерился не хуже волка. Свистнул пронзительно и кинулся вперед. Но альв махнул рукой, и из леса на поляну выскочил десяток псов.

— Что ж ты, сука, — зло рассмеялся старшина, стягивая с плеч гимнастерку, — сам справиться не можешь? Собак позвал?

Болотные псы бросились на него. Сбоку предостерегающе вскрикнул Ласс, махнул ножом — гнилые брызги полетели в разные стороны. Альв посреди поляны не шевелился, но из леса выбегали все новые и новые псы, проворно неслись вперед, скаля пасти, полные разномастных зубов. Степана снова сбили с ног и теперь он крутился на траве, заляпанной кровью, сорванным голосом выхрипывая матюги.

Черный альв впервые поднял голову. Он улыбался. Очень медленно диверсант начал произносить слова — на древнем, скрежещущем языке. Одно за одним срывались они с его губ, и воздух постепенно начал мерцать и свиваться бледными вихрями, срезавшими траву.

"Хана, — пронеслось в голове у старшины, стряхивавшего с клинка ошметки болотника, — сейчас он договорит — и все, хана". Черный воздел вверх длинные, бледные ладони, готовясь произнести последнее слово, которое сомнет, разметает врагов, превратив их в желе, развешанное по ветвям деревьев.

И упал.

Нефедову показалось, что из леса вылетела белая молния, которая поразила альва в голову, лопнувшую кровавым дождем. Нелепо мотнув руками, труп отлетел на несколько метров, и упал прямо на спины сгрудившимся псам. Лязгая челюстями, те принялись ожесточенно рвать его на части, не замечая, что и сами разваливаются, превращаются в прах, разлетающийся под последними порывами ветра.

— Ласс! — позвал Степан, озираясь по сторонам. — Живой?

— Здесь, — устало отозвался его товарищ. Он сидел на траве и раз за разом втыкал лезвие ножа в землю, счищая с него чужую кровь. Старшина тронул его за плечо и тоже посмотрел туда, куда был направлен застывший взгляд альва.

Она была белой.

Замерев посредине поляны, волчица смотрела на Степана — зрачки в зрачки, не отрываясь, и вздыбленная шерсть на ее загривке постепенно укладывалась. Нефедов без страха подошел к ней, но только лишь протянул руку, как она отпрянула и одним длинным прыжком скрылась в лесу. Старшина сел и покачал головой.

— Вот оно как... — сказал он, глядя в землю.

Взвод уезжал. Солдаты уже погрузились в машины, бережно поставили носилки с ранеными. Альвы ушли раньше — повесили за спину винтовки и растворились в сумерках.

На рассвете Степан подошел к дому с голубыми ставнями. Он опустился на корточки, нашарил под ногой мелкий камешек и, несильно размахнувшись, кинул его в стекло — дзынь! Подождал немного, но все было тихо, никто не поглядел в окно. Нефедов постоял еще, потом пожал плечами и пошел по улице.

— Степан...

Татьяна, бледная, стояла, прислонившись к забору, и смотрела на него. Он подошел к ней и взял ее лицо в ладони. Погладил по щекам.

— Спасибо. Спасла.

— Ты... сразу знал?

— Сразу? — переспросил он недоуменно. Потом понял. — А, ну да. Как только увидел.

— И не сказал никому? — переспросила девушка недоверчиво. Степан спокойно улыбнулся.

— Зачем? Живете среди людей — ну и живите себе. Вас таких мало. Вон, даже священник — про тебя знает, а истребить не просит.

Степан еще раз погладил Татьяну по щекам. Потом вдруг, как будто решился — быстро поцеловал в губы и отвернулся.

— Прощай, Таня.

— Вернешься? Степан! — голос ее прозвенел перетянутой струной, чуть тронь — и оборвется. Но он не обернулся.

Скрипнул песок под каблуками сапог, и вечный "государев мужик" Степан Нефедов пропал в утреннем тумане, оставив за спиной успокоенно спящую деревню Грачи. Он шел, сжав губы, и холодная роса каплями стекала по его лицу.

* * *

Степан вышел на крыльцо и потянулся, щурясь от яркого света.

Метель улеглась и теперь снежные сугробы, которые намело за ночь, искрились на солнце. Старшина довольно хмыкнул и глянул за ворота. Грузовик уже стоял — мотор работал и клубы синего дыма плыли над дорогой.

— Ну, Николай, бывай, что ли, — Степан обернулся и пожал руку хозяину, выбравшемуся из избы следом. Потом что-то вспомнил и улыбнулся. — На гармошке-то больше не играешь?

Николай басовито рассмеялся.

— Да уж и забыл давным-давно. С войны не играл...

Он долго смотрел, как Степан пробирается к калитке, отгребая снег, и вдруг окликнул его.

— Старшина... Ты это... К Татьяне не пойдешь, что ли?

Нефедов, уже взявшийся одной рукой за щеколду калитки, посмотрел на него.

— Нет, Коля. Не пойду. Незачем ей душу бередить зря.

— Ну так... — мужик растерянно хлопал глазами.

Степан ткнул пальцем в сторону грузовика.

— Видишь? Вон мои дети, Коля. С бору по сосенке. Большие уже, и пороху нюхали, и крови хлебали. А все одно — дети. Каждого как свои пять, знаю.

Он открыл калитку и пошел к грузовику. Запрыгнул на подножку, обхлопал шинель от снега. Стукнул дверцей и уже на ходу прокричал, высунувшись в окно и перекрывая взревевший мотор:

— Вернусь, Коля! Вернусь!