Том 3. Древо Иггдрасиль

— Святой отец, а вы, случаем, не насиловали фрекен Ланге? — спросила Эшли как бы невзначай.

— Нет! — возмутился он. — Нет, господи, как бы только могли подумать о таком?

Эшли рассмеялась.

— Простите, мне захотелось вас немного подколоть, — призналась она.

— Не получилось. Шутка несмешная, — Торстейна, судя по всему, задели ее слова.

"Нет, глупо даже думать об этом, — сказала себе Эшли. — Он обычный священник, даже не одаренный. Справиться с таким монстром, как Фредерика Ланге, у него бы не получилось. Тогда что же тут произошло?"

Эшли посмотрела на икону. Дева Мария все также проливала слезы над младенцем Иисусом. На ее тонких губах словно застыла злобная усмешка.

— Могу я? — спросила Эшли у Торстейна, указывая на икону.

Он неохотно кивнул, сложив руки на груди.

Эшли подошла к иконе и коснулась ее пальцем.

"Нет, в иконе тоже ничего особенного нет," — пришла к такому выводу Эшли, окончательно разочаровываясь в своей теории.

Она слишком устала после дневного перелета. Ей хотелось понежиться в постели, завернувшись в прохладное белое одеяло. Предвкушая это удовольствие, Эшли повела плечами. Позвоночник отозвался радостным хрустом.

— Святой отец, не возражаете, если я завтра еще раз зайду? — обратилась она к священнику, замершему в отдалении.

Торстейн Нольтинг явно обрадовался.

— Да, заходите в любое время, — произнес он. — Вы выглядите усталой. Не хотите в могиле полежать немного?

— Зачем?

— У нас в Мариенкирхе мы так снимаем стресс. Знаете, какая на кладбище спокойная атмосфера? Ложишься в открытую, недавно вырытую могилу и размышляешь обо всем на свете. О Господе, о собственной жизни, о проблемах, что кажутся неразрешимыми. Тихо, приятно, пахнет землей. Не желаете?

— Нет, — ответила Эшли устало. Может, у нее и несмешные шутки, но у Торстейна Нольтинга они еще хуже.

Она попрощалась со священником и направилась в гостиницу.

4.

Архиепископ Джеремия Кавендиш не требовал от Эшли слишком многого. Если не получится с Фредерикой, сказал он, то можешь сразу направляться в Японию. Собственно говоря, Япония и была конечным пунктом ее путешествия. Франкфурт-на-Одере следовало воспринимать как промежуточную остановку.

Мысль о новой встрече с Ацумори Аяо приводила Эшли в дрожь. А может, там будет и Танимура Реджиро.

Эшли нервно провела рукой по груди.

До гостиницы она добралась на такси. Очень удобно: на табло, вмонтированном в спинку кресла, высвечивался километраж с указанием цены. Водитель попытался завести с Эшли разговор, но, поняв, что для этого она слишком слабо владеет немецким, смущенно смолк.

Гостиница неплохо охранялась — возле стальных ворот стояли вооруженные люди в синей форме. Пришлось предъявить им соответствующую бумагу. Расплатившись с таксистом, Эшли вошла внутрь. На вахте сотрудник в ослепительно-белом фраке вручил ей ключ. Номер располагался на втором этаже.

Чистота помещений была поразительной. Эшли не видела такого даже в Лондоне. В последнее время она привыкла к грязным турецким гостиницам, где можно спокойно подцепить какую-нибудь заразу, не так сев на унитаз.

Войдя в номер, Эшли не раздеваясь бросилась на кровать. И сразу же застонала от удовольствия — перины были мягчайшими, а матрас упруго пружинил. Не удержавшись, она немного попрыгала на кровати.

"Да, в детстве у меня такого не было," — подумала Эшли и рассмеялась.

— Неужели это настолько приятно? Или ты просто отвыкла от нормальной жизни?

Эшли оцепенела.

Она не сразу заметила невысокую изящную женщину, что стояла у стены, опираясь о нее рукой. Женщина носила опрятный деловой костюм, а ее волосы странного синего оттенка были стянуты в тугой узел на затылке. Гетехромные глаза: один светло-зеленый, другой алый.

Поняв, кто перед ней, Эшли немедленно вскочила с кровати и склонилась в глубоком поклоне.

— Ваше Святейшество, — произнесла она.

Франческа ди Риенцо, Дева Мира, залилась счастливым хохотом. "Да уж, — подумала Эшли, — выгляжу я сейчас, должно, очень нелепо".

— Ляжь, — отсмеявшись, приказала Франческа ди Риенцо. — Можешь дальше кувыркаться, я разрешаю.

— А можно, я не буду? — робко спросила Эшли.

— Как хочешь.

Что понадобилось от нее Деве Мира? Неужели действия Его Высокопреосвященства привлекли внимание Святого престола? Господи, только не это. План архиепископа Кавендиша не должен рухнуть; лучше уж она, Эшли Лавджой, умрет, чем выдаст какой-либо из секретов Его Высокопреосвященства.

— Вы убьете меня? — спросила Эшли, тиская ткань на груди.

Франческа ди Риенцо прижала руку ко лбу и вновь рассмеялась.

— Нет, разумеется! Откуда вообще такие мысли? Все-таки я советую тебе лечь. Может, немного полегчает.

Пускай встревоженная, Эшли Лавджой подчинилась не без удовольствия. Матрас мягко спружинил под ее телом.

— А теперь смотри, — сказала Франческа, вытаскивая из кармана скомканный платок. — Вот кольцо.

Мятый кружок из дешевого золота, с вплавленным туда кусочком рубина. Символ Джеремии Кавендиша. Дева Мира получила его из рук архиепископа?

— Я спросила у Джеремии, можно ли мне воспользоваться твоими услугами, — сказала Франческа, любуясь кольцом. — Он ответил утвердительно.

— О чем это вы? — не выдержала Эшли.

Что значит — воспользоваться услугами? Франческа ди Риенцо тоже хочет побольше разузнать о Фредерике Ланге? В таком случае придется ее разочаровать. Эшли знает не больше, чем она.

Вместо ответа Дева Мира вдруг прыгнула к ней на кровать. Эшли, подброшенная вверх, рухнула прямо на Франческу. Синие волосы щекотали ей шею.

— Весело-то как! — воскликнула Франческа, ухватив Эшли за нос.

"Наслаждается тем, что я не могу ей ничего сделать, — подумала Эшли злобно. — Тебе что, так нравится меня злить?"

— Эшли, — сказала Франческа доверительно, продолжая держать ее за нос, — не будь такой насупленной. Мы ведь теперь товарищи. Нам с тобой придется столкнуться с ужасными тайнами и подлыми противниками. Ты готова?

— Нет, — прогундосила Эшли. — Я пока еще сама ничего не разузнала...

— А что-то неясно? — удивилась Франческа. — Нет, все предельно понятно. Есть мнение, что Бог не посылает нам больше трудностей, чем мы можем вынести. Очень спорное утверждение. Порой люди ломаются — в силу жизненных обстоятельств или особенностей характера.

— Вы думаете, что Фредерика Ланге сломалась?

— Фредерика? Понятия не имею, — беспечно ответила Дева Мира. — Разве мы о ней говорим? Я о Хасегаве Нагисе.

— А это еще кто?

Франческа ди Риенцо потрепала Эшли по щеке. Ее глаза затуманились.

— Ты такая мягкая, — прошептала Дева Мира. — Не вводи меня в искушение, я же не железная. Могу и не выдержать.

— Вы ответите, кто такая Хасегава Нагиса? — отстранилась от нее Эшли.

Франческа надулась.

— Ну, ты слишком зажатая! — пожаловалась она. — Совсем с тобой неинтересно. Хасегава Нагиса похитила меч Святого Петра и теперь развлекается в Токио. А мы с тобой, Эшли, ее остановим. Теперь понимаешь?

Меч Святого Петра! Это значит...

— Вы летите со мной в Японию? — пришла в ужас Эшли.

— А ты думала от меня просто так отвязаться? — Дева Мира сладко потянулась. — Примем ванну вместе?

5.

— Сначала Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, а потом и до меня очередь дошла, — доверительно поведал зрителям человек в хламиде. Его откровения записывали на камеру и выкладывали в интернет. Тег — "Сумасшедший считает себя Иисусом".

— Почему вы выбрали местом своего второго пришествия именно Японию? — спросили у него.

Иисус принял важный вид. Его засаленная хламида, покрытая пятнами несвежей спермы, колыхнулась.

— Японцы — потерянное колено Израилево, — изрек он. — Когда бесчестные ассирийцы завоевали Самарию и увели десять колен Израилевых в плен, часть богоизбранных смогла вырваться и уйти на восток, в земли, расположенные за великой водой. Во время своего первого пришествия я не успел посетить их. Теперь это я исправлю это досадное упущение. Япония станет новой Землей Обетованной!

На этом месте Кога поставил видео на паузу.

— А я думал, мы потомки атлантов, — сказал он в мерцающий экран. — Или хотя бы индейцы.

Кога сидел в интернет-кафе и развлекался тем, что просматривал откровения разного рода сумасшедших. Рядом стояла баночка пепси, к которой Кога то и дело прикладывался.

Следующее видео именовалось: "Порноактриса утверждает, что ее изнасиловал Бог".

— Я беременна! — кричала с экрана молодая рыжеволосая женщина. — Но я сделаю аборт! Я не собираюсь вынашивать его ублюдка!

"М-да, — подумал Кога, — боюсь, Господу это не понравится".

Отпив немного пепси, Кога проверил свою электронную почту. Матоко прислала письмо, в котором многословно и довольно невнятно пересказывала сюжет очередного фильма, то и дело сбиваясь на восторженные дифирамбы. Обычное содержание ее писем. Несколько раз заинтересованный Кога пытался посмотреть рекомендуемые фильмы. Это всегда кончалось одинаково: Кога выключал плеер и потом долго сидел перед экраном, пытаясь осознать, что это было. Нет, такое порой трудно понять.

Баночка с пепси опустела. Кога встряхнул ее, проверяя, не осталось ли немного на дне, затем выкинул баночку в корзину для мусора. Ему надоело сидеть перед компьютером. Он выключил экран, кивнул владельцу интернет-кафе — "Еще увидимся" — и вышел на свежий воздух. Город обдал его запахом промышленных отходов. Кога неторопливо направился в сторону парка, размышляя над тем, насколько же вредно дышать ртом, а не носом.

Жизнь порой подбрасывала Коге удивительные вещи, которые грех не обдумать как следует на досуге. Вот, к примеру, Накахара Аюми. Симпатичная девушка, с учебой полный порядок, родители — замечательные люди, мать — так и вовсе госпожа директриса. Почему же Накахара-чан настолько агрессивна? Может, у нее просто зашкаливает уровень тестостерона? Но тогда бы у Накахары росли густые волосы на руках, а тело было бы мощным, атлетичным. А она вполне женственна. Более того, очень женственна. Так в чем же дело?

"Может, тут замешано домашнее насилие? — предположил Кога. — Бедная Аюми-чан! Ее, наверное, бьет отец. Ногами. Кричит: "Я из кожи вон лезу, чтобы сделать из тебя нормальное, добропорядочное домашнее животное, а ты, тварь, так себя ведешь! Сплошное разочарование! Получи! Получи!" И пинает несчастную Аюми. Какой кошмар! Какая правдоподобная версия!"

Версия была глупой и настолько циничной, что Коге стало стыдно. Мысленно извинившись перед Накахарой, он сунул руки в карманы и ускорил темп.

Парк дышал вечерней прохладой. Деревья, напоминавшие искалеченных людей, громоздились во мраке. Темные голуби сидели на ветках и хранили молчание. Кога пригляделся к ним и понял, что это не голуби — воронье. За парком находился промышленный квартал, и сквозь прорехи в спутанной мешанине веток можно было разглядеть силуэты заводов и приземистых многоэтажек.

Через парк тянулась асфальтовая дорожка с идеально ровной поверхностью: ни одной вмятины или выбившегося камешка, все чисто и гладко. Шагать по ней было сплошным удовольствием. Когда-то Кога увлекался ходьбой на длинные дистанции и знал, что идеальная поверхность для прогулки — мягкая почва, покрытая слоем травы; а бетон и асфальт уже через три часа должны сбить ступни в кровь. Но он же не собирался покрывать дистанции в двадцать или тридцать километров. В конце концов, парк и в длину, и в ширину не достигает и двух километров.

Сумерки втекали в парк вязкой патокой. Полнотелые матери осторожно катили коляски по асфальтовой дорожке; их вечерний моцион уже подошел к концу. Вслед за ними покидали парк и старики, за исключением тех, кто носил обноски и пил водку из прямо из горла бутылки — для таких время суток не имело значения. Парк наполнился молодыми людьми в темной одежде. Среди них попадались и девушки. Они щебетали о всякой ерунде и курили мужские сигареты.

"Горло себе портят — наверное, чтобы озвучивать мальчиков в аниме," — подумал Кога. Мысль была неожиданной и требовала осмысления. Он погрузился в размышления, пытаясь взвесить все "за" и "против".

И врезался в одну из девушек.

— Ой, простите, — произнес Кога.

"Интересно, а голос у нее прокуренный или обычный?"

— Кога-кун? — повернулась к нему она. Ее темные волосы были рассыпаны по плечам. Округлое лицо со вздернутым носом, тонкая синусоида бровей, тяжелые сонные веки. Мягкая линия рта придавала ей непосредственный и добродушный вид.

В ней было что-то ужасно знакомое. Кога не сразу понял, что перед ним Орино Май.

— О, привет, — сказал он, чувствуя себя идиотом.

— Привет, — она улыбнулась. — А где Матоко-чан?

Кога махнул рукой:

— Дома, конечно. Мать запрещает ей гулять по вечерам, тем более с таким, как я.

Матоко считала, что мать не дает ей дышать; Кога же видел в этом разумную меру предосторожности, однако он скорее бы удавился, чем озвучил свою точку зрения.

— Вот, значит, как, — и Май взяла его за руку. — Тогда пойдешь со мной.

— Куда? — удивился Кога. Прикосновение Май несколько смутило его.

— Смотри. Вот туда.

Кога проследил взглядом направление, куда указывала Май-чан, и заметил впереди чью-то спину, обтянутую черной футболкой. Девушка, судя по всему — для парня слишком покатые плечи и узкая талия.

"Замечательно, — подумал Кога. — Мы что, будем за кем-то следить?"

Сталкинг — занятие не для слабонервных. Кога не знал, готово ли его тело к такому.

— Узнал? — спросила Май.

— Да это же мой старый знакомый, Ацумори Аяо-чан! — потрясенным тоном произнес Кога. — Май-чан, зачем?

— Нет же! Нет! Это не он! — Май была в шоке. — Это совсем не Аяо-кун, ты не угадал!

Выглядела она смешно и трогательно. Май-чан во всем полагалась на Аяо; строила свою жизнь так, чтобы быть как можно ближе к нему, подстраивалась под него, под его привычки, под его взгляды.

Кога наблюдал за этим со стороны. Его огорчало то, что Аяо даже не замечает усилий, прикладываемых Май-чан — но, с другой стороны, Кога всецело одобрял верность Аяо-куна Мейде. Да, дилемма. Пока что Кога не видел оптимального решения. Возможно, стоит обдумать этот вопрос сегодня вечером.

— Сдаюсь, — сказал Кога. — Кто это?

— Минамори-сан, — оглядевшись по сторонам, выговорила Май-чан.

Минамори Тецуна, значит. Кога ощутил интерес. Тецуна была странной, несколько неадекватной девушкой; но не это заботило его. Минамори была подругой Накахары Аюми. Может, стоит с ней познакомиться поближе? Чтобы лучше понять мотивы Накахары, а может, и мотивы всех тех, кто получает наслаждение от издевательств над слабыми.

Кога не мог спросить напрямую. Он стеснялся. Быть моралистом в наши дни — стыд и сплошной моветон. Кога хотел сесть на два стула одновременно: он хотел помогать людям, которым искренне сочувствовал, и хотел при этом выглядеть крутым циничным парнем. Рука помощи — неприлично, а вот кулак помощи с оттопыренным средним пальцем — это уже не стыдно, это можно. "Как тяжело жить", — вздохнул Кога. Он устал от моральных дилемм.