Созерцающие путь

Тут на помост взбежал щеголеватый молодой человек, всем своим видом выказывая неукротимое желание пополнить собой непобедимые легионы Империи. Странно, что в толпе зевак я его раньше не заметил.

'Запишите меня в доблестное имперское войско. Я с детства мечтал по-пасть в действующую армию и сделаться настоящим мужчиной'.

'Смотрите! Вот настоящий человек, вот истинный патриот Империи! — воскликнул вербовщик. — Как бы все были такие, мы б давно одолели этих подлых варваров. Ну что?! Есть ещё настоящие мужчины, способные постоять за честь нашей великой державы?!'

Он отвернулся, чтобы показать щёголю, в каком месте надо подписаться, а я серьёзно призадумался. С одной стороны, мне казалось, что лучшего выхода из моих обстоятельств и искать не надо. А с другой... Может, не стоит так круто поворачивать жизнь? Может, не всё ещё потеряно? Перезанять денег, например, покаяться перед роднёй... Так мучимый этой дилеммой и стоял я перед помостом, не решаясь сделать шаг.

Видя мою нерешительность, словоохотливый верзила стал действовать активнее: спустился на несколько ступенек, уцепил меня за руку и потянул наверх, приговаривая:

'Я могу наглядно показать, что тебя ждёт, когда поступишь на службу к императору'.

Я без особой охоты повиновался. Он подвёл меня к странному ящичку на треноге и ткнул в него волосатым пальцем.

'Вот, посмотри сюда. Да не бойся ты! Эта штука не кусается'.

Я с некоторой опаской заглянул в дыру и увидел ту же площадь, но неясно, как бы через пыльное окошко.

'Погоди чуток, сейчас всё увидишь...' — Он принялся щёлкать каким-то механизмом на боку аппарата.

И тут передо мной начали одна за другой появляться картинки. Они сменялись с каждым щелчком переключателя. Таких правдоподобных изображений я никогда не видел, хотя мне и случалось рассматривать шедевры великих художников. Казалось, что запечатлены эпизоды самой жизни, пусть даже и не особо красочно. На одних картинках были имперские воины в сияющих доспехах, а вокруг — красавицы, лобзающие своих героев. На других ликующая толпа забрасывала цветами марширующих по улице солдат. На третьих разодетые вельможи награждали доблестных ветеранов. Весь этот калейдоскоп буквально зачаровывал своей необычайностью.

'Что это?' — спросил я, не отрываясь от окуляра.

'Новейшее изобретение. Светографика называется', — пояснил вербовщик.

'Довольно интересно...'

'Это всё правда. Настоящие, реальные люди запечатлены при помощи света и всякой там химии. Подробностей я, честно сказать, не знаю. Но здесь ты воочию видишь, чего может добиться настоящий патриот. Слава, почёт, любовь женщин и множество других благ. И всё это для тебя, если запишешься в войско. Императору нужны такие крепкие парни!'

И он хлопнул меня по плечу.

'Может быть, и вправду стоит испытать судьбу и начать карьеру в армии? — подумалось мне. — Ведь терять-то уже нечего. Эх, была, не была!'

Я, наконец, оторвался от ящичка, как перед глазами замаячил услужливо подсунутый контракт, согласно которому подписавший его становился наёмным солдатом императорской армии на пять лет от сего числа в соответствии с Военным Указом правительства Великой Бабиллской империи. Над текстом во всей своей красе простирался красный дракон, ниже — тиснёные золотом печати, так что сомневаться в серьёзности документа не приходилось.

'Если ты, наконец, надумал, распишись, сделай милость, — сказал вербовщик. — А если неграмотный, я сам впишу твои имя-фамилию, а тебе останется только крестик поставить'.

В руку мне лёг новомодный стилос. Стоило нажать на него, и к наконечнику подавалась капля чернил. Поэтому писалось легко и свободно, не то что чинёными перьями. Я всё-таки решился и старательно вывел все завитки, приличествующие моему родовому имени. Закончив, я отдал документ и осмотрелся в поисках товарища, то есть парня, который тоже подписал контракт, но его и след простыл.

'Первый раз такую мудрёную вижу', — удивился вербовщик, присыпая чернила тальком.

'Мои предки принадлежали к знатному роду...' — начал я было, но он перебил с гадкой ухмылкой:

'Да мне это по хрену, пусть хоть распоследними нищебродами. А теперь, рекрут, слушай сюда. Видишь вон тот дом? — Его палец ткнул в сторону невзрачного здания на другой стороне площади. — Марш к нему бодрым шагом! Там тебе все объяснят. Эй, конвой! Проводите новобранца, чтоб ненароком не заблудился!'

Два здоровилы в мундирах, до того праздно подпиравшие дощатую стенку помоста, мигом очутились по сторонам от меня. Их заспанные хари красноречиво говорили, чем они занимались в свободное время. Крепко взяв меня за локти, они неспешно спустились по лестнице вниз и тем же прогулочным шагом направились к серому двухэтажному дому. Мне лишь оставалось только ноги переставлять.

* * *

Так я и стал вольнонаёмным солдатом императорской армии. В последнее время именно наёмники составляли основную массу воинских подразделений Империи.

Два дня я отирался на вербовочном пункте, а потом меня и ещё нескольких контрактников отправили в казарму неподалеку от столицы. Там и началось моё обучение воинскому ремеслу, то есть муштра с утра и до вечера в течение нескольких месяцев. Опытные мастера строевого дела учили, как надо маршировать в строю, как держать шеренгу в бою, как разбиваться на фаланги. Главной же нашей задачей было сопровождение боевых машин цепью. Также учили владению стрелковым, рубящим и колющим оружием. И, конечно, бег по пересечённой местности в полном доспехе, преодоление препятствий, учебные атаки и их отражение.

'...враг слева, поворот! Живее, мешки с дерьмом! Ногу вперёд и выпад! — орал на плацу офицер. — Не забудьте сделать перед этим зверскую рожу, дабы ваш противник уже от страха сдох, прежде чем его проткнёте. А теперь крутаните древко и резко назад, чтобы все потроха разом вытащить. Эй, мордатый на правом фланге! Я понимаю, рожи корчить тебе совершенно излишне, но подбери хотя бы живот... И не вываливай его больше, а то на смотре генерал решит чего доброго, что тебя тут обрюхатили... Помните, вы теперь воины Великой Бабиллской империи и офицер для вас здесь всё! Он вам и мать, и отец. Вы же, выродки, не раздумывая, беспрекословно ему повинуетесь. Если перед вами вдруг поставят ту суку, которая вас родила, и командир прикажет её застрелить, вы должны, без промедления под-чиниться'.

Наставники и палящий летний зной выжимали нас, что называется, досуха. За день мы так выматывались, что вечером валились с ног и спали беспробудно. А утром — всё по новой. Я заметно оброс мышцами. На питании не экономили, поскольку Империи требовались воины сильные и выносливые. Начальство стремилось как можно быстрее обучить новобранцев всему необходимому для участия в боевых действиях.

Наконец, однообразная череда утомительных дней муштры подошла к концу. Командование принялось в срочном порядке сколачивать новобранческие когорты для похода на север. На специальных собраниях командиры объясняли нам, сколь коварен и подл наш враг, и обстоятельно доказывали, что воины Империи принесут северным народам только благо и ничего кроме. Вскоре мы, то есть пехотный полк машинного легиона, получили приказ выступать. При этом пехотинцы шли одной дорогой, а боевые машины — их, кстати сказать, никто из нас в глаза ещё не видел — другой.

И снова потянулись однообразные дни, уже в походе. Дорога прямой стрелой уходила на полночь, уплотняемая стремительным маршем железной многоножки. Виноградники перемежались оливковыми рощами, поля — дубравами. Новые незнакомые города вставали на пути. Величественные горные цепи поднимались над головами, вонзались в небесную синь заснеженными пиками. От южного, ещё по-осеннему тёплого солнца толку было мало: ледяной ветер с перевалов дул прямо в лицо. Незримые хозяева гор — то ли духи, то ли пещерные карлы — таращились на нас в сумраке из своих укрывищ. Холодные гулкие ущелья порой наполнялись чьими-то жуткими стонами. После спуска с горных хребтов новый промозглый климат другой страны остужал наши честолюбивые помыслы. А мы все шли и шли, мерили сапогами захватчиков уже чужую землю.

* * *

— Прибавь мне сил, дай удачи в бою, защити от огня и стали, от рук врагов и недругов... — слышалось бормотание Слона рядом со мной.

Остатками своей трапезы он обмазывал выпяченные губы деревянного уродца. Завершив молитву, он бесцеремонно запихал своего кумира в мешок и мощно потянулся, хрустнув суставами. Потом шумно вдохнул и сильным голосом, хоть и не вполне мелодично, затянул походную песню, порядком всем уже приевшуюся:

Солдат, несущий знамя,

Идёт в чужую страну,

Добудет почёт он и славу,

Найдёт величье в бою...

Вскоре напев подхватило ещё несколько голосов, разом перекрыв завывание северного ветра:

Из уст его песня льётся,

Помощница ратных дел.

Судьбы его нить плетётся;

Для каждого свой удел.

За честь империи вечной

Сразиться всегда он готов,

Но ждут его дома родные...

Вернётся ль живым он в свой кров?

Из уст его песня льётся,

Помощница ратных дел.

Судьбы его нить плетётся,

Для каждого свой удел...

Я молча слушал, рассеянно следил дремлющим взглядом за рыжим весельем пламени. С холма за инистым полем был хорошо виден покинутый нами город. Серое небо по-прежнему сумрачно нависало над этим миром. На юг неслись рваные облачные лохмотья. А лужёные глотки моих товарищей орали уже во всю силу:

Когда он со славой вернётся,

Подруга обнимет его.

Душа на любовь отзовётся,

И станет на сердце тепло.

Из уст его песня льётся,

Помощница ратных дел.

Судьбы его нить плетётся,

Для каждого свой удел...

Огонь весело потрескивал, пожирая дрова. Я же скользил по тонкой грани между реальностью и дрёмой. Меня ошеломляли видения, вырывающиеся из некого запредельного мира. Они причудливо вплетались в явь, наполняли окружающее иной структурой, иной сутью бытия. Языки костра сплетались с мотивом песни, становились словами, вырастали и тут же множились, дробились, распадались на составные элементы, чтобы в тот же момент соединиться, вспухнуть, преобразуясь в нечто новое. Я перестал сопротивляться потоку грёз и растворился в завываниях ветра, в ритме напева, в словах, вдруг обретающих другой, незримый ранее тайный смысл, в танцующем пламени, сливаясь со всем в единое целое...

* * *

Огонь горел ярко и ровно, лишь изредка встрескивал, отыскав очередную смолянистую капсулу. Весёлые искорки устремлялись в дымоход, подвывающий басовой трубой. Я с детства, сколько себя помню, любил сидеть у камина, наблюдая за золотистыми языками и впитывая жи-вительное тепло. В это время мною овладевали то ли мечты, то ли грёзы. Я думал о дальних странах и великих морских просторах... То, что начертано на географических картах, облекалось в яркие образы. Мне всегда хотелось странствовать по свету, исследовать его загадки. А сколько книг о великих путешественниках я прочёл, сидя у жаркого зева очага!..

Тонкие руки мягко коснулись моих плеч, потом обвились вокруг шеи. Нежные губы жарко зашептали мне в самое ухо:

— Как же долго мне пришлось ждать этого часа, ваше величество.

— Прости, Мэринда. Были срочные дела. — Я ласково погладил её руку и сплёл наши пальцы.

— Ты всегда в делах, любимый. Где уж найти время для меня! — Раздался звонкий колокольчик её смеха.

— Но ты же знаешь, что без тебя мне ничего не нужно, — поднял я к ней лицо.

Дивные глаза Мэринды сладко прищурились. В один миг она с кошачьей грацией скользнула мне на колени и приникла губами к моим. Я слегка разжал зубы, пропуская в себя шаловливый язычок. Я буквально присосался к её устам, жадно облапив горячее тело. Руки сами распутали шнуровку, правая забралась под корсет, нашла набухший от желания сосок и принялась им играть. Вскоре пришла очередь второго. Моя любимая извивалась, негромко постанывала...

В дверь нерешительно постучали. Я с неохотой оторвался от девушки и сердито глянул в ту сторону. Стук повторился, уже настойчивее, и я гневно рявкнул:

— Сколько раз было велено не беспокоить меня в это время?!

— Покорнейше прошу прощения, ваше величество, но крайние обстоятельства требуют вашего безотлагательного присутствия, — донеслось с той стороны.

— Ладно, подождите... — вздохнув, ответил я. Посмотрел на погрустнев-шую Мэринду, осторожно освободился из её рук. — Прости, милая, придётся пойти. Похоже, стряслось что-то из ряда вон...

— В последнее время меня гнетёт необъяснимая тоска, — призналась она, прильнув ко мне всем телом. — А сейчас мне стало страшно... очень страшно.

Она подняла ко мне бездонные синие омуты глаз, и я увидел бегущие по щекам слёзы.

— Не бойся ничего, любимая. Я скоро вернусь, и мы опять будем вместе. — Я улыбнулся и вздёрнул пальцем свой нос.

Она ответила на это широкой детской улыбкой, и мы поднялись с кресла. Я ещё раз тронул поцелуем её губы, ощутив солоноватый привкус, повернулся и быстро вышел.

* * *

В зале приёмов я долго слушал доклад, на скорую руку состряпанный министерством обороны. Говорилось о прорыве фронта на юге, об отступлении, об огромных территориях, которые пришлось оставить. Казалось, вся Бабиллская империя пёрла на мою страну, давя её тяжёлым железным катком. Медленно, но верно. Соседними королевствами имперцы интересовались куда меньше. Оно и понятно: следовало в первую очередь подавить стратегический центр Северного Союза, чтобы потом добить его по частям. 'Покарать центр нечестивого комплота', как выражались южане. Ведь именно здесь, в столице моего королевства, был скреплён тройственный союз северных держав, именно здесь мы провозгласили свою независимость. Союзники, на которых мы вполне обоснованно рассчитывали, с помощью пока не спешили, предпочитая укреплять собственные границы. Похоже, они ещё не поняли, что скоро придёт и их че-рёд.

Всех нас поразила неприятная новость: 'Основные силы язычников стягиваются к осаждённому Нэтгейму — последнему укреплённому полису на пути к столице. Зэдфестонг пал после нескольких седмиц отчаянного сопротивления. Честь и хвала тем, кто до последнего оборонял город!'

— А что Нэтгейм? Выдержит штурм? — прямо спросил я министра обороны.

— Должен выдержать, ваше величество. — Министр облизнул пересохшие губы. — За последнее время вокруг Нэтгейма произведены колоссальные работы по возведению оборонительного рубежа. Вкруговую вырыты и замаскированы рвы-ловушки, насыпаны земляные валы с укреплёнными гнёздами, подготовлены метательные машины, причём многие из них — новейшие разработки. Нам есть чем встретить захватчиков.

— А сами защитники?

— В городском гарнизоне около сорока тысяч солдат и он постоянно по-полняется за счёт добровольцев. Я уверен, что на защиту подымутся все горожане... особенно, после того, что произошло с Зэдфестонгом. Ведь варвары дотла его сожгли, камня на камне не оставили.

— Надо послать туда ещё несколько полков. Нэтгейм — наш последний рубеж.

— Но, ваше величество, регулярные войска нужны здесь. А ну как имперцы пренебрегут Нэтгеймом и пойдут сразу на столицу?