Анимаги

Святой Троицы, к счастью, на горизонте не видно.

И все же я не мог понять, почему директор относится к хулиганам с такой заботой. По-чему подобные им всегда выходят сухими из воды? Логически рассуждая, Троице давно место в колонии.

Ход мыслей взрослых понять иной раз сложнее, чем самые замысловатые задачи по ма-тематике.

Вовка ждал ответа, и мне пришлось выложить всю правду. Бедолага опять замигал за своими очками.

— Ничего себе... Опять!

— Точно. — Я смотрел себе под ноги, мне было стыдно. Вовку ни разу в жизни не усы-новляли, даже не включали в число кандидатов. Худ, физически слаб, зрение плохое — кому такой задохлик нужен? Думаю, промучается Вовка до восемнадцати лет и выйдет в свет сиро-той, каким всегда и был. — Да ерунда это, — прибавил я, улыбаясь и похлопывая его по плечу. — Скоро обратно приду. Сам знаешь.

Он нервно рассмеялся. Я пошел по коридору в сторону лестницы, Вовка, постоянно озираясь по привычке, шел рядом. Походка у него был вихляющая, точно он не знал, как пра-вильно управлять ногами.

— А кто тебя берет?

— Да какие-то Казанцевы. Не знаю, — бросил я небрежно.

Каждый встречный-поперечный смотрел на меня с любопытством и даже каким-то бла-гоговением. Вот идет герой! Единственный, кто не боится выступать против Святой Троицы! Словно чтобы развеять любые сомнения, мой фингал светил, наверное, на целый километр.

Гордился ли я тем, что сделал? Нет. Просто так было нужно, и все.

Однако от славы не убежать: слабаки, ботаны, неудачники — эта часть населения наше-го интерната едва ли не боготворила меня.

— Слушай, — сказал Вовка, когда мы поднимались по широкой лестнице на третий этаж, — слушай... — Он схватил меня за руку, побоявшись, что я пропущу его слова мимо ушей.

— Ну...

— Ты уж постарайся задержаться там, — сказал очкарик, с трудом подбирая слова. — Напрягись, Ким, чего тебе стоит? Живи как человек!

Я нахмурился. Шутит?

Нет, судя по лихорадочному блеску глаз за линзами, даже не собирается.

Сегодня определенно день Серьезных Разговоров...

— Не надо сюда больше возвращаться. Хватайся за этот шанс, ведь, сам знаешь, больша-ков редко берут, всем нужна малышня. А мы...

Не в бровь, а в глаз. Подростки, особенно, с моей репутацией неуправляемого, вообще никому не нужны. Я смирился с тем, что больше никто не обратит на меня внимание, однако новость Катафалка хорошенько врезала мне под дых.

И может быть, Вовка прав: надо постараться на этот раз не спустить в унитаз свой шанс. Задавить гордость, поумерить пыл, меньше злиться и обращать внимания на разные мелочи.

— Идем, — пробурчал я.

Вовка не сразу увязался за мной, но вскоре я услышал позади его дыхание.

Что ему сказать? Что обещать? Произносить речи не по моей части, я мастак по другой — по книжной. Жаль, нельзя было жить в библиотеке.

Кстати, туда я зашел в последнюю очередь, когда бегал с подписным листом.

Библиотека пахла бумагой, старыми книгами, уютный сумрак стоял между стеллажами. Впервые мы с Вовкой встретились здесь. Я прибыл в этот интернат в один день с большой партией книг, собранных одной благотворительной организацией по какой-то там программе, и всю эту гору требовалось перенести в хранилище и помочь рассортировать. Катафалк, заме-тив, очевидно, как загорелись мои глаза, велел мне немедленно приступать к делу. Помощник выискался быстро — Вовка попался случайно, просто проходил мимо, но его везение не заста-вило себя долго ждать.

— А вот тебе и помощник, — сказал директор тогда, ставя передо мной тощего, испу-ганно моргающего очкарика. — Ким Столетов — это Владимир Сорин. Знакомьтесь.

Мы церемонно обменялись рукопожатием.

— Значит, сработаетесь, — хмыкнул директор и ушел. Нас, помню, тогда освободили от занятий. Чем не праздник?

Вовка тоже оказался книгочей, из той породы, что убегает от проблем в выдуманную реальность. А проблем у него было много. Хулиганы, неважная успеваемость, слабое здоровье. Из-за него, кстати, Вовка постоянно мыл полы в спортзале — был освобожден от нагрузок, но приставлен к швабре, точно в наказание.

Короче, тогда мы и подружились, и даже, к великому счастью для Сорина, стали сосе-дями по комнате. Другом он оказался тихим, нетребовательным, незаметным, а значит, не раз-дражал.

Жанна Анатольевна, заведующая библиотекой, поставила свою подпись на "бегунке" и прослезилась. Пожелала мне удачи и чтобы я никогда не забывал этого места. Я пообещал, что не забуду.

Все. Последние книги сдал, теперь меня здесь ничто не держит. Я оглядел помещение, заметив нескольких третьеклашек за столами. Они украдкой посматривали в мою сторону, стеснялись.

То, что я люблю книги, всегда было предметом шуток у приятелей, но какое им дело? Девчонки вот тоже посмеивались, хотя и меньше. Среди моих одноклассниц было немало за-учек, которые с маниакальным упорством грызли гранит науки в надежде когда-нибудь про-биться в ВУЗ. Достойная цель, что ж, но себя я там не видел. Да и куда поступать? Я понятия не имел, какую специальность хотел бы приобрести. Трудовик долдонил нам, что большинству из нас повезет, если мы попадем на завод работать. О большем, дескать, и не мечтайте, мозгов не хватит.

Ладно, я и не мечтал. Я хотел лишь, чтобы меня оставили в покое. Роль волка-одиночки мне всегда нравилась.

Вовка ждал меня за дверью, мы вместе отправились в столовку.

Каким-то образом весть о том, что я уезжаю, успела разлететься по интернату. Народ тут же стал липнуть ко мне с дурацкими разговорам и советами. Каждый встречный-поперечный теперь лез ко мне в друзья. Моя слава героя и счастливчика возросла многократно, и я просто не знал, что с этим делать.

В конце концов, я начал мысленно подгонять время, но оно словно решило пошутить надо мной. Вечер все никак не наступал.

Глава 3

Святая Троица, конечно, не могла пропустить такое веселье. Где они были весь день, не знаю, но к ужину гопники вернулись. Эти запах еды учуют за километр.

Вы бы видели их физиономии! Мой фингал был знатным, образцовым, но у Корнеева и Желякина дело обстояло еще хуже. Разбитые губы, брови, опухшие глаза, островки зеленки повсюду. У Букина левая рука висела на перевязи, нос походил на сливу. Они напоминали лю-дей, переживших автокатастрофу или получивших набор зуботычин от банды в десять голов. Неужели это сделал один я?

Часто я даже не помню самих сражений, просто бросаюсь в бой очертя голову, не зная ни страха, ни сомнений. Знаю: если медлить, пострадает очередной Вовка Сорин или девчонка с книжками, чьи прыщи не понравятся вот таким "ценителям красоты".

Психологам я никогда не говорил об этой своей странности. Они взрослые, они не пой-мут, станут городить дурацкие теории и копаться в моих мозгах. В конечном итоге, замордуют до смерти и отправят в психушку. Знаю я, чем заканчиваются откровенные беседы с этой бра-тией. В интернате, где я жил раньше, двоих парней отправили на лечение за излишнюю болт-ливость. Но они сами виноваты — нарушили главное правило: взрослый тебе не друг, держи с ним ухо востро.

Святая Троица появилась в столовой, когда мы с Вовкой уже сели за стол. Вскоре во-круг нас образовалась компания. Мои поклонники, большая часть которых и заговорить со мной побоится, пялились на меня, стучали ложками, прихлебывали чай.

Отовсюду раздавалась обычная болтовня, но на этот раз поводом почесать языком стал мой отъезд. Несмотря на то, что наведываются к нам много взрослых, на смотрины, но берут кого-то редко. И то, в основном, младших. Все-таки ужиться с семилеткой куда легче, чем с тем, кому почти тринадцать или кто почти выпускник.

В общем, я успел поболтать со всеми своими приятелями, выслушал кучу пожеланий в духе "не дрейфь, прорвемся" и собирался приступить к чаю, как появились они.

Святая Троица — старшие, из девятого класса, гроза интерната. Поэтому их так бесило, что я, семиклассник, смог уделать их, столь опытных и сильных.

Первым заметил Троицу Вовка. Издав трагический вздох, очкарик склонился над тарел-кой. Надо съесть свою порцию быстрее, иначе можно было лишиться и ее.

Нахмурившись, я отодвинул посуду и взялся за чай.

В столовке к тому времени стало тихо, самые трусливые спешили убраться с пути Трои-цы куда подальше. Народ бежал, не желая попасть под горячую руку, если гопники разойдутся. А они разойдутся, у меня не было сомнений. У Корнея, вожака, физиономия напоминала табло, на котором любой мог прочесть без труда: "Ты мертвец!" Это он мне.

"Кишки выпущу, гад!" — светилось на морде Желякина.

"Заплатишь за все!" — сообщал опухший нос Букина.

Что до меня, то я был спокоен. Я не боялся их, ни раньше, ни сейчас. Другое дело, что могут пострадать мои друзья.

Те, кто не сбежал, ждали, что произойдет дальше. Большинство остались из чистого упрямства, другие из солидарности, кто-то, возможно, думал о возможности отделать Троицу всей кучей, пока есть шанс.

В воздухе носился запах драки, причем драки эпичной.

— Эй! — Корней остановился и ткнул в мою сторону пальцем. — Слышь! Разговор есть.

— Не надо, — испуганно прошептал Вовка, заметив, что я встаю.

Все — друзья и враги — смотрели теперь на меня с большим вниманием, точно перед ними иллюзионист, готовящийся исполнить самый удивительный фокус в истории.

Признаться, в тот момент я немного струхнул. Вообще, не очень уютно чувствую себя перед толпой.

— Короче, — промычал со злостью Корней. — Сейчас выйдем и все решим, понял? Только мы с тобой. Пока ты не свалил отсюда под бочок к новой мамочке.

Приятели Корнея ухмылялись.

Я поставил опустевший стакан из-под чая на стол и рыгнул. Погромче, чтобы все слы-шали. По столовке разбежались озадаченные смешки.

— Серьезно? Только мы?

— Отвечаю, — прогундосил Корней. — Пойдем за сарай, ты знаешь место.

Конечно, я знал. Там большаки курят, играют в карты, вообще занимаются всякой ерун-дой.

— Ладно.

Мои друзья загудели, зашикали, завертели головами.

Вожак Троицы явно не ожидал такого ответа — лицо его вытянулось.

Я же сказал себе: "Отделал троих, справлюсь и с одним. Напоследок кое-кто получит отличный урок..."

Конечно, я не превратился в супермена, просто хорошо чувствовал страх этого толсто-лобика.

Раз мне уезжать, Корней обязан оставить за собой последнее слово. Он хочет отметелить меня, чтобы вернуть себе былой авторитет.

Корней со своими амбициями был смешон. Хочет драки? Он ее получит.

— Ты с ума съехал, — прошептал Вовка, от страха едва не сросшийся со столешницей. — Это ловушка. Не ходи.

Но теперь меня было не остановить.

— Пойду, разомнусь на прощанье.

Вовка стукнулся лбом о стол.

— Через пятнадцать минут. Приходи один. Если кто-то увяжется, кости переломаю. — Взгляд, предназначенный толпе, по-прежнему не сулил ничего хорошего. Многие мальчишки стушевались, пожалев, что не воспользовались шансом удрать из столовой раньше.

Троица щедро раздавала свои фирменные устрашающие ухмылки.

— Пятнадцать минут! — сказал, поглядев на меня, Корней. — Не придешь, найду и прикончу...

— Смотри, сам не заблудись, — ответил я, заставив гопника вспыхнуть от ярости. Его пухлая, украшенная зеленкой физиономия, стала напоминать подушку.

Он хотел ответить, но в этот момент в столовке появился наш физрук, единственный препод, которого Троица боялась. Словно мелкие рыбешки при виде акулы, хулиганы юркну-ли в сторону, обогнули его и выбежали за дверь. Физрук усмехнулся, затем поглядел на нас: интересно, что мы тут замышляем?

Я сел. Не хотелось разборок с этим недалеким человеком. Чем меньше его провоциро-вать, тем лучше для всех.

Пацаны загомонили вокруг меня, допытываясь, зачем я согласился, зачем рискую, сове-туя и строя планы.

Вовка сидел, красный, как помидор, и ковырял прыщик на лбу.

— Решено, — сказал я, обращаясь к ним.

Меня послушались, но кое-что продолжал настаивать на крайнем варианте: дескать, надо пойти всей толпой и задать Троице трепку.

— Нет. Если будет большая драка, вы ничего не выиграете, — сказал я, всматриваясь в лица приятелей. — Их объявят жертвами, вас зачинщиками и хулиганами.

— Что же нам делать, когда ты уедешь? — спросил Димка Петрищев.

— Держитесь вместе. Троица пользуется тем, что вы не стоите друг за друга, позволяете обижать тех, кто слаб. Вы и сами любите раздавать пинки ботанам, разве нет? Сначала прекра-тите подражать Корнею и его шайке, а потом... — Я не знал, что потом и просто пожал плеча-ми. Пускай теперь сами думают.

Время шло, пора было собираться. У меня возникло чувство, что эти стены уже начали отталкивать меня, подгонять: "Уходи, уходи, ты уже не наш, ты чужой..."

Физрук стоял у раздаточного окошка, о чем-то болтая с толстой поварихой, и не обра-щался на нас внимания. Я двинулся к выходу, пацаны увязались за мной.

Глава 4

Сарай находился за кортом, где в сухую погоду мы гоняли в футбол и где проходила физкультура. Толпу своих поклонников — почему именно сейчас их стало так много? — я оставил возле него. Помня предостережение Корнея, строго запретил кому-либо идти дальше.

Толпа, в которую влилось немало любопытной малышни, с большим трудом устояла на месте.

— Давай, давай, — подогнал меня Желякин. Он сидел верхом на ограде корта. — Пора с тобой разобраться как положено.

— А как положено? — бросил я, проходя мимо.

Сидевший рядом с Желякиным Букин плевался скорлупой от семечек.

— Ты типа это... — сказал он, — не борзей, ага.

Желякин гнусаво рассмеялся и, махнув рукой, чем-то запустил в меня. Заметив краем глаза движение, я увернулся и понял, что это скомканный кусок жевательной резинки.

В тот миг каждая деталь этой картины мне виделась ярко, четко. Цвет, свет, очертания предметов... словом, как будто их умножили на десять. Даже мое движение оказалось столь стремительным, что возникло ощущение полета.

Всего на миг.

— Ого! Крутой чувак! — продолжал потешаться Желякин. Его приятель лыбился кри-вым ртом, на его нижней губе висели скорлупки от семечек.

На миг я замер.

Я чувствовал их запах — и не потому, что ветер подул в нужном направлении. Запах — каждый оттенок, каждый элемент. Пот, грязь, нестиранное белье, еда, да что угодно...

Я опешил. Порыв ветра донес до моих ноздрей волну новых "ароматов". На этот раз я чувствовал толпу, которую только что оставил позади. Не глядя мог сказать даже, сколько в ней человек.

— Шагай, пока не поддали ускорения... — Желякин расхрабрился. Очевидно, он при-нял выражение моего лица в тот момент за страх.

Но это был не страх.

Вот представьте, вам кто-то говорит, что вы выиграли сто миллионов. Какой будет ваша реакция?

Примерно то же случилось и со мной. А следом...

"Агерракх!"

— Что? — Я посмотрел по сторонам.

Желякин и Букин зашлись отвратительным смехом. Как же в тот миг мне хотелось рас-квасить их физиономии!

Но эта мысль пришла и так же быстро улетела. Что такое "агерракх"? Кто это сказал? И главное, почему этот голос прозвучал прямо у меня в голове?