Мертвые Земли (1-26 главы)

— Эх, жалко! — архимаг обиженно поджал губы, — Так хотелось посмотреть, как этот хомяк-переросток бегает...

— Та не умеет он бегать! — в сердцах воскликнул мальчишка, — Я уж что только с ним не делал, как не пугал!.. Ой! А вы ельфы, да?! — пацан, казалось, только сейчас заметил 'зрителей' и вытаращился на них, — Это вас — в баню надыть?

— Нас, нас! Веди уж, дрессировщик! — Маги рассмеялись — уж больно лицо забавное у мальчонки было, — Но сначала на конюшню веди, глянем, как там ваша Алька справилась.

— Та шо ей будет! Она ж к лошадям подход знает, — со знанием дела протянул мальчик, заложив большие пальцы за поясок и растопырив локти, явно подражая кому-то из взрослых, — И вообще, она животных чует хорошо.

Малец, казалось, готов век так простоять, таращась на 'ельфов', поэтому архимаг мягко подтолкнул его к выходу, давая понять, что гости торопятся.

Старая конюшня, большая — на два десятка просторных стойл, тоже была опрятной и чистой, оказавшись высокой и неожиданно светлой. Свет пробивался через множество узких оконцев, вырезанных под самым потолком. Денники из гладко оструганных дубовых досок, дверцы с массивными бронзовыми запорами, свежая солома на полу, да полки с инструментами и ведрами в углу, кучи сбруи непонятного для эльфов назначения, развешаны на вбитых в бревна деревянных гвоздях. Три денника по-больше были заняты хозяйскими лошадьми — ухоженными, лоснящимися от сытости и хорошего ухода, простыми животными: верховая мышастой масти кобылка, да два лохматых тяжеловоза. В двух отдельных денниках, но рядом друг с другом, стояли эльфийские скакуны — оба уже вычищенные, бодро хрупающие овсом из глубокой кормушки. Девочка как раз охаживала светло-серого, почти серебристого жеребца архимага щеткой, слишком большой для ее руки, и потому без особых затей примотанной ремешками к тоненькой кисти девчушки. Пигалица, не достающая им и до пуза, никак не могла дотянуться до гривы коня, и просто потянула его за длинную волнистую прядку, вынуждая опустить морду ниже. Умный конь молча подчинился, придвинув морду ближе к ней. Для удобства.

От такой покладистости своего верного, но обычно вредного друга, архимаг еще больше ошалел. Что за день сюрпризов сегодня?! Сначала таверна эта — чистенькая и опрятная, вкусная еда, дешево и сердито. Потом — девочка — явно эльфинид, да там где эльфы в лучшем случае раз в сто лет оказываются, так же, как и они — проездом и случайно, теперь вот коня словно подменили — вон как к девочке ластится. Вредина серая!

Девочка тем временем закончила свои дела, сложила инструменты в большое деревянное ведро, погладила на прощание жеребца по мощному плечу и угостила его морковкой. Вышла, аккуратно и тихо затворив за собой дверцу и заложив тяжелый засов. И тут, словно очнулась — легкая улыбка исчезла, она снова стала настороженной.

— Альк, — тут господа, эти, ельфы, лошадей пришли проверить, — мальчик с важным видом кивнул на магов.

— Все в порядке, мальчик, беги в баню, скажи, что сейчас будем, — эльф бросил мальчонке медяк, который он ловко поймал и тут же спрятал, — Нас Аля проводит. Проводишь? — это уже девочке, продолжавшей подпирать дверцу денника с Серебристым, держа обеими руками перед собой ведро — видимо, в качестве защиты.

Алька медленно кивнула, но с места места не сдвинулась. И тут Серебристый-таки повел себя вполне привычно, по-хулигански: стащил безобразную шапку с головы девочки, мотнул головой и кинул ее своему хозяину. Девчушка дернулась было, даже несколько шагов сделала, и снова встала, готовая в любой момент сбежать. Пойманную 'шапку' архимаг повертел руках, и протянул девочке, чуть наклонившись вперед.

— Держи. Аля, я не кусаюсь, — Архимаг улыбнулся дикарке, — И друг мой — тоже. Мы маги, эльфы. Я — Тиндэрэ, Тином можно звать, а это, — назвавшийся Тиндэрэ кивнул на второго мага, — Ольвэ, мой племянник, друг и напарник. Мы не причиним тебе вреда.

— Меня Алькой называют, — тихо прошептала полукровка.

Девочка все же подошла ближе — на расстояние вытянутой руки, словно имена эльфов разрушили её страх. И протянула руку — забрать шапку.

Мальчонка аж глаза вытаращил от такого необычного для Альки поведения, обычно дичившийся всех незнакомых, да и знакомых — тоже обходивший стороной.

Девочка оказалась даже не столько худенькой, столько тонкой в кости, хрупкой. Светлые, золотистые с легкой рыжинкой, волосы были коротко и криво, будто самостоятельно и без зеркала, острижены. Остренькие ушки настороженно торчат из 'прически', глаза — правильной, миндалевидной формы глубокого и темно-синего, почти черного, цвета, узкое лицо с высокими скулами, тонкий нос, высокий лоб, маленький ротик с яркими, розовыми губами. Если бы не нос — чуток не характерный для эльфов, да, пожалуй, рот, можно было бы принять за эльфийского ребенка. Довольно милая девочка лет двенадцати по человеческим меркам, шестнадцати по меркам эльфов. По меркам полу-эльфов ей могло быть с равным успехом как и десять, так и двадцать лет. Архимаг со все возрастающим интересом разглядывал девочку. Ольвэ тихо присвистнул — пока дядя разглядывал внешность девочки, он тихо проверил её потенциал. Не плохо. Весьма.

Девушка тем временем забрала-таки шапку и нахлобучила её на место, натянув по самые брови.

— Пойдемте, я вас провожу. И, не дожидаясь ответа, ловко и привычно разложив инструмент по местам, пошла в сторону выхода.

Маги в очередной раз за этот день, как школяры, не выучившие урок, переглянулись и отправились следом за девочкой. Дойдя до низкого, бревенчатого здания, девочка остановилась, попрощалась с гостями кивком головы, и молча пошла обратно на конюшню. Озадаченным магам ничего больше не осталось, как и впрямь 'пойти в баню'.

— — — — — — —

* Эльда — самоназвание эльфийского народа. Собственно, правильнее называть их именно эльда, без разделений на пол и возраст, только люди это слово переиначили по-своему, да так и прилипло к ним: 'эльф', так как людей больше, и каждого не переучишь, как ни старайся. Эльда морщатся, но кивают, ибо деваться все-равно — некуда.

Глава 2.

— Щедрое предложение—

Из бани едва живые маги вывалились, цепляясь друг за друга, и поплелись в комнаты, где оба, не сговариваясь, вцепились в кувшины с холодной, колодезной водой, настоянной на травах.

Банщик, не делая скидки на расу, возраст и различия в статусах, тщательно 'вымучил' магов. Да так, что те пожалели, что осмелились переступить порог его вотчины. Старый, крепкий дедок, дольше похожий на домового, чем на человека, битый час охаживал эльфов веничками, окатывал водичкой, отпаивал кваском на меду, да снова отправлял в парную, не слушая, ни протестов, ни возражений гостей — лишь приговаривал с жалостью: 'а ужно тощи-то! Кожа да кости! А ужо бледные-то, будто хворали всю жисть! Во чом жеж душа-то дежиця-то! А вона ща я вас еще дубовыми, а опосля можжевеловыми! Не сумнивайтеся — в лучшем виде буите, да сразу и есть охота буит! И хвори схлынуть! Будити у меня розовеньки, да гладеньки! А там, глядишь, и мясцо на кости нарастеть!'

Есть им захотелось, да еще как! Но часа через два, осоловелые маги таки смогли оторвать свои 'тощие' телеса от матрасов, и крикнуть хозяина с верхней площадки — сил спуститься по лестнице уже в зал не было.

Догадливый хозяин мигом прислал давешнюю служанку с подносом, уставленной едой и закусками. Ольвэ, чуть лучше перенесший недавние экзекуции, указал на столик в своей комнате, куда уже приполз совсем разморенный архимаг. Девушка, сново жарко краснея, быстро сгрузила поднос на стол, хихикнула, глядя на страдающего Тиндэрэ, растекшегося по кровати, и быстро сбежала обратно на кухню.

Ольвэ закрыл за служанкой дверь и присел за столик, накладывая себе все подряд, лишь бы по-больше, не переставая ворчать под нос:

— Это ж надо! Баня! Это же просто издевательство какое-то! Тиндэрэ! Ты как, живой хоть?

— Живой, — вяло шевельнулся архимаг, — Весьма даже. Ты тоже себя вроде неплохо чувствуешь. А утром вообще хорошо будет, когда все это пройдет...

— Ну я думал — тут баня... — Ольвэ вцепился зубами в бочок румяной булочки с маслом и сыром.

— А тут — БАНЯ! — Тиндэрэ наконец-таки смог оторвать тело от матраса и рухнул со стоном на второй табурет, — Нормальная такая, человеческая, деревенская баня. Чтоб я еще раз на твои уговоры повелся, Ольвэ-полуэльф!!! — со стоном произнес архимаг, морщась от боли в отлупленных щедрым дедом плечах.

Архимаг осторожненько потянулся всем телом, опять охнул, но тоже принялся разглядывать принесенную еду, выбирая для начала себе то, что попитательнее и посытнее. Ольвэ только легкомысленно плечами пожал, продолжив трапезу.

Не успели они поесть, как в дверь кто-то тихо поскребся.

— Может, уйдет? — Ольвэ с надеждой покосился на дверь. Шкрябанье повторилось, и магистр, вынужденный оторваться от еды, рявкнул:

— Да! Войдите.

Дверь приоткрылась наполовину, и в нее чудом каким-то просочился Сива. Быстро прикрыл дверь и замер, прислушиваясь. Поведение хозяина харчевни было более чем интригующим. Сива тем временем быстро, снова бочком-бочком пересек комнату и, не дожидаясь ответа, страшно смущаясь, протянул:

— А....

Потом прочистил горло, снова оглянулся на дверь и еще тише, сжавшись в комок, брякнул:

— А-а-а.... Альку заберите.

Такого маги явно не ожидали, застыв на месте с приоткрытыми ртами.

Тем временем Сива, будто решившись, выпалил на одном дыхании:

— Она хорошая, тихая, послушная... Ну бывает. Вот меня почти всегда слушается, дедка — тоже. К детям другим и служанкам — ласковая. Но хозяйку, жинку мою то бишь, совсем на дух не переносит. Да и хозяйка её — тоже. Вот... — Сива перевел дух, и, поняв, что эльфы не перебивают и внимательно слушают, продолжил: — Она с лошадями хорошо ладит, и вообще... Ну что вам, сложно? Я ей вещи внучкины, старенькие, с собой в дорогу дам, только хозяйке не говорите об том. Она ж ваша, эльфячья... эльфова... ну в общем, вашего роду. Нельзя ей тут. Она у ж нас уже одиннадцатый год, как живет, а то все равно — чужая, понимаете? А тут хозяйка её замуж надумала по осени, как солевары обратно по реке пойдут с моря. Вот им и хочет просватать. Девка ж пригожая. Да только не выживет она в таком замужестве, года не протянет... А хозяйка и слышать не хочет! Говорит, нечего ее держать, один убыток от нее.

— Какие убытки-то? — Тиндэрэ недоуменно изогнул тонкую бровь, — Я так понял, она у вас на конюшне работает, и за лошадьми хорошо ходит.

— Да такие! — повысил голос Сива, — Такие, что засматриваются на нее все кому не лень! Все хотят пощупать, да глянуть — а чем отличается акромя ушей-то... И выгоняй их. Она уж и косы срезала — девки наши ей завидовали, и всё равно завидуют... А как плотогоны или лесорубы приходят, прятать её приходится. Она лицом-то хорошенькая, хоть и маленькая. Обидеть норовят, — понизил голос толстяк, — Ну вы поняли, о чем я, — совсем смутился дядька.

— Поняли, поняли...

Архимаг обратился на эльфийском к племяннику:

— Ольвэ, что думаешь? Может, забрать?

— А куда её потом? В школу? Ты хоть представляешь — как мы с ней три недели на двух лошадях будем ехать?

Словно угадав, о чем спорят эльфы, хозяин вставил:

— Лошади у нее нет, издохла.

— А была?

— А то! Вот она-то её и привела на нашу голову!

— Так, пока не расскажешь все толком, нечего даже обсуждать! — Отрезал старший из магов. Выглядели они одинаково молодо — словно братья-погодки, только архимаг все же выглядел по-солиднее — волосы были белыми, сам на две ладони выше, глаза — темные и более серьезные, резже улыбался. Более властный и не такой суетной, как его спутник.

Хозяин тяжело вздохнул, сделал еще шажок в сторону эльфов и, от чего-то перейдя на шепот, принялся рассказывать:

— Одиннадцать почти лет как, аккурат летом, в конце, со стороны реки лошадь пришла. Такая вот, как у вас — тонконогая, глазастая, светлая и ладная кобылка. А рядом — девчушка шла, лопотала что-то, уговаривала видать лошадку идти. Кобылка на последнем издыхании была, еле ноги переставляла, у нее бок разодран был, и стрелы обломанные из груди и крупа торчали. Девочка, стало быть, эта самая наша Алька-то и есть. На нашем — лепетала, но плохонько. Одета была просто, да не по нашенски, не по-деревенски: курточка кожаная, темно-зеленая, рубашка серая, шелковая — ни вышивки, ни бисеринки, но добротная, тонкая. Штанишки теплые, суконные, да сапожки тоже простецкие, да ладные. Хорошая одежка, но кроя не нашего, да и ткань — тоже. Ну и сапожки у нас летом даже взрослые девки не носят, больше босыми ходят. А тут поди ж ты — такая кроха, а сапожки по ней шили! Ну так лошадка до околицы доковыляла, да там и упала. Да и издохла прям по-средь улицы. Алька плакала, гладила её по морде, но видать, поняла — сдохла лошадка. Я тогда подошел к ней — жалко стало её, да и глазищи — во! — Сива попытался изобразить, спохватился, что не с друзьями уловом меряется, и продолжил, — Ну стало быть, как смог — расспросил, кто она и где родители. Девочка сказала — маму убили. Я ей — а папа? Не знаю — где он, говорит. Ну я её в зал повел, велел молока налить — оно же враз в чувства приведет, ежели что пожевать, ну и поведала мне, что она знала и сказать умела. Мать её магичка, как вы, эльфка. А кто папа — не понял, слово мудреное, но тоже с эльфами связанно.

— Эльфинид*? Полу-эльф?— уточнил Тин.

— Да вроде того, — неуверенно пожал плечами Сива, — только вроде и не то...

Сивка, еще чуток подумав, спохватился и продолжил рассказ:

— Ну так я ей сказал, что я её проводить домой не смогу, и из наших тоже никто не сможет. Она кивнула, поблагодарила меня и собралась идти дальше. Вышла на порог — я аж обомлел — ей же на вид года четыре от силы! И спросила — 'Дядь, а эльфы в какой стороне живут?' Я показал и сказал — 'очень далеко, не дойдешь'. Она сделала несколько шагов, и так мне жалко её стало, что я её обратно повел, на кухню отвел, накормить велел. Так и осталась у нас. По первости еще ждала чего-то. Вглядывалась, в сторону реки ходила... А вот уже года два как — не ходит.

— Вещи её, хоть какие-нибудь, сохранились? Хоть что-то? — спросил Тин, уже заранее зная ответ.

— Нет, господин маг, ничего не осталось, — отрицательно помотал головой Сива, и смущенно опустил лысую голову, — Я хотел что-нибудь сохранить для девочки на память, думал, подрастет — может своих пойдет искать, да только вот хозяйка...

— Что — хозяйка? — резко спросил Ольвэ.

— А хозяйка моя её невзлюбила. Сразу не взлюбила. Мы же с ней шибко поссорились из-за нее, из-за девочки, да и сейчас постоянно ругаемся. Мне дочку хотелось, — совсем уж тихо прошептал Сива, — А жинка моя, как назло, только сыновей двоих родила — один дурнее другого. А тут — такая девочка. Красивая, милая, тихая... Волосики — что золото , глазки — синие, кожа белее сливок... Будто феечка из сказки. Да еще она того, колдует по-малясь. Не часто, когда разозлится только, или расстроится...

Тут толстяк стих и украдкой вытер выступившие слезы, но, прочистив горло, еще раз спросил с надеждой в голосе: