Раздувая угольки веры (Poe/ Diablo)

Но он не мог. Свидетельства слишком наглядны, чтобы от них просто отмахнуться, а он никогда не был тем, кто закрывает глаза и затыкает уши, стоит только рядом появиться тому, что ему не нравится. Но... что дальше? Вся его жизнь зиждилась вокруг веры в Магран, теперь же...

Война — преображает.

Огонь — уничтожает.

Испытания — очищают.

Там, внизу, среди свидетельств преступления древних, Стоику казалось, что последнее испытание, назначенное ему судьбой, просто непреодолимо. Каждый шаг набатом стучал в висках, каждая схватка с пепельными тенями рисовала новый штрих уродливой картины, каждое слово древнего призрака буквально живьем сдирало кожу, а позже, после их "победы", каждое мгновение там вынуждало сомневаться в самих основах его жизни!

Он не мог, просто не мог больше этого выносить и... он побежал. Побежал, словно ничтожная крыса, за которой гонится свора псов, как курица с отрубленной головой, как... презренные эотасианцы после гибели их ничтожного Бога при Халготе!

Отвратительно.

Без единой мысли и слова, как только им удалось выбраться из подземного города, он оставил своих компаньонов и, не разбирая дороги, понесся через леса Эйр-Гланфата к границе родного Дирвуда.

Ежедневно он до дна иссушал силы тела движением, а силы души тяжелыми думами, после чего забывался беспокойным сном. Сейчас он даже приблизительно не мог подсчитать, сколько длилось это бессмысленное бегство. Помнил только, как пришел в себя неподалеку от одной из дорог, ведущих к столице. И там же наконец начал задавать себе по-настоящему важные вопросы, а не верещать как свинья на бойне.

В конце концов, почему вообще на его мировоззрение должно так сильно влиять то, что вымерший тысячелетия назад народ каким-то образом умудрился создать богов? Разве это умаляет их реальность? Их силу? Или, может быть, подвергает сомнению философию их учений?

Война — преображает.

Огонь — уничтожает.

Испытания — очищают.

Неужели теперь эти слова перестали выражать суть той, кому он служил и к чему стремился?

Чушь. Полная чушь.

Дорого же ему стоило принять истину и понять, что ничего, в сущности, не изменилось. Особенно дорого для его самоуважения, но далеко не только его.

Стоик болезненно скривился, потирая ладонью волосатую грудь. В результате этой дурацкой гонки через глушь и безумного перенапряжения смерть подобралась к нему прискорбно близко. Духовное увечье, которое он получил много лет назад на войне, вновь вскрылось, и теперь быстро и безжалостно убивало его.

Ох, не зря Хранитель поражался тому, что он с такой исковерканной душой до сих пор жив. Глазастый, мать его. А то он сам не знает! Благо, понятливый. Одного матерного посыла под хвост Зимнему Зверю хватило, чтобы тот больше не поднимал эту тему. И правильно. Стоику не хотелось лишний раз вспоминать о том, из-за чего он больше не чувствовал ласку богини и не слышал её шепот. Только в сиську зубами вцепился и тянул благость как ничтожный паразит, не способный даже оплатить даруемую силу, за что себя искренне презирал.

За годы, прошедшие с этого проклятого ранения, он не раз и не два подумывал сложить костер и устроить самосожжение, но продолжал жить, не веря, что достоин такой милости, и исполнять её волю, хотя больше не ведал, какая служба ей от него требуется. Проповеди, чистки, испытания и, наконец, охота на источник чумы пусторожденных... быть может, теперь, когда кара настигла виновника, а краденые души вернулись в цикл его бдения, пора заканчивать и ему, пора отдать себя на суд Шлюхе? А что, монету он принес достойную, быть может, даже хватит, чтобы занять место одного из приближенных.

На последней мысли Стоик хрипло захихикал. Да, да, вполне, возможно, хватит! Но для начала, в любом случае нужно привести себя в порядок. Кое-где подклеить, кое-где подшить, да раскалённым прутом прижечь. Пусть он и не треклятый Абидон, который сам себя в голема перековал, но в первый же раз как-то управился, да? Негоже представать перед богиней разорванным почти пополам!

За его спиной почти неслышно скрипнула входная дверь.

"А вот и моя пышущая жаром кузня пришла!" — подумал он, безумно улыбаясь и оборачиваясь на звук.

Его взгляд жадно впился в девушку, стоящую в дверях: на полголовы ниже него, с острым подбородком, слегка вздернутым носиком, высокими скулами и полными губами. На металлической поверхности аккуратных черных рожек, изящно загнутых назад, играли блики от её пламенеющих волос, тяжелыми волнами лежащих на хрупких плечах. Кожу куртизанки покрывали трещины, через которые наружу пробивался тусклый багровый свет её естества. Они начинались на щеках, спускались к шее и уходили за ворот короткого халатика с узорчатой вышивкой, хотя всё равно оставались заметны, подсвечивая через ткань её точеную фигурку. В руках девушка держала поднос с фиалами, в которых Стоик легко опознал зелья сопротивления огню.

Когда девушка закрыла за собой дверь и посмотрела на него, её глаза, сияющие как раскаленный металл, пораженно расширились. Она негромко вскрикнула, дернулась, и поднос со всем содержимым грохнулся на пол.

— Ах, простите мою неуклюжесть, добрый господин, — пролепетала она тоненьким голосом, после чего бросилась на колени и начала собирать разлетевшиеся фиалы. Благо, они, как и положено посуде для боевых зелий, были весьма крепки.

Стоик раздражённо фыркнул. Похоже, ему досталась совсем зеленая девчонка — по крайней мере, её реакция на его внешность говорила именно об этом. Ни бывалых моряков, ни ветеранов она, скорее всего, еще не обслуживала, раз смотрела на его шрамы с таким страхом. К тому же он едва различал печати, которые её профессия обычно оставляет на сущности. Может, ему и далеко до истинного видения грани мира, каковым обладают Хранители, но уж в своём ремесле он всегда был хорош — следы невзгод и радостей нельзя спрятать от жреческого взора.

"Впрочем, мне ли жаловаться? — подумал Стоик, рассматривая печь, в которой ему предстояло изготовить заплаты для своей души. — Я вообще не рассчитывал найти тронутую огнем шлюху в этом всеми богами забытом месте, а тут не просто удача, но еще и с приятными дополнениями. У этой девицы и рожки есть, и полноценные стигмы, и даже... — В этот момент ползающая по полу "удача" как раз повернулась к нему своим шикарным задом — ... хвост?! — Стоик с неподдельным интересом проследил за длинным гибким хвостом с кисточкой живого пламени на конце, который сейчас призывно покачивался между её красивых бедер, пикантно приподнимая и без того мало что скрывающие полы халатика. — Действительно, хвост. Целых три потусторонних атрибута!" — Похоже, само провидение сегодня было на его стороне, с таким станком у него будет шанс не только залатать рану, но, возможно, даже дозваться до своей богини!

Решив, что с него хватит ожидания, Стоик направился к куртизанке.

— Заканчивай с этими глупостями, огненная, — сказал он, хватая её за плечи и бесцеремонно вздергивая на ноги, после чего потащил к кровати. Собранные фиалы вновь разлетелись вокруг. — Время приступить к делу.

— Но как же, — пискнула девушка, растерянно уставившись на него. — Вы же сгорите!

— Ха, не зазнавайся, девочка, — хмыкнул Стоик.

Он поставил девушку перед собой и дернул пояс её халата, завязанный на символический узелок. Ткань разошлась, открывая его взору крепкие молодые груди и плоский живот. Раскаленные пятна и трещины гармонично располагались на её теле, создавая завораживающий орнамент.

— Твой духовный огонь не причинит мне вреда, — сказал Стоик. — Чтобы сжечь верного последователя Магран, нужно сильное обыденное пламя, а не пылающая сущность. Неужели никто из моих братьев и сестер по вере, что служат в столичных храмах, не навещал тебя здесь?

Говоря всё это, мужчина не бездействовал: его мозолистые ладони по-хозяйски прошли по плечам куртизанки, освобождая их от ткани, а когда халат упал на пол, скользнули на грудь, слегка сжав её, ощупывали и оглаживали, пытаясь и оценить их упругость, и проверить реакцию девушки на свои действия. Грубые пальцы одной руки обхватили её затвердевший сосок, крутили и тискали его, в то время как другая ладонь скользнула вниз, лаская живот, опускаясь всё ниже.

— Ах... нет... я здесь только месяц... и за это время ко мне заходила... ох... только пара дворян... они пили зелья, но в-все равно немножко обжигались, — говорила девушка, тяжело дыша и охая. На каждом вздохе её огненный орнамент, волосы и глаза сияли чуть сильнее. В комнате быстро теплело.

Стоик умело разжигал страсть шлюхи, совмещая прикосновения с воздействием сущности, пропускаемой через руки. Девица оказалась очень податливой, с готовностью откликаясь на его ласки и силу. Её дух так легко переходил в состояние, пригодное для резонанса, что мужчине казалось, будто она осознанно подстраивается под его действия. А может, так и было? Не в этом ли секрет популярности здешних красавиц? По хозяйке заведения было видно, что она сведуща в духовных искусствах... возможно ли, что она практикует духовное ублажение? Если это так, то необычный путь она выбрала для того, чтобы распространять своё учение...

— Пф, похоже, в столице действительно остались одни ничтожества. Даже в храмах, — недовольно проворчал Стоик. Он добрался, наконец, до самого укромного женского местечка, и сначала слегка надавил двумя пальцами на заветный бутон, а затем проник ими в пышущее жаром лоно. По его руке скатились несколько капель почти кипящего любовного сока богоподобной. — Столько времени прошло, а никто и не почесался, чтобы раскочегарить топку тронутой пламенем! Дегенераты. Ну, да ничего, я тебе покажу, как разгоралась искра жизни!

Стоик отнял руку от её тела и поднёс ладонь к носу, вдыхая чудесный аромат женщины, смешанный с запахом золы. Можно приступать ко второй стадии.

— Я... ммм!.. — начала было куртизанка, но он прервал её, запустив к ней в рот пальцы, влажные и блестящие от вязкого нектара её нутра.

Девушка сперва слегка вздрогнула, но быстро сообразила, что от неё требуется. Полные губы нежно чмокнули, а шустрый язычок умело облизал пальцы жреца.

— Меньше слов, больше дела, — сказал Стоик, освободив её рот, и решительно толкнул куртизанку на кровать.

Он взгромоздился на неё, и его второй посох наконец-то обрёл свой долгожданный приют.

— Аххх, — простонала богоподобная, выдохнув ему в лицо небольшой язык пламени, который безвредно исчез в его спутанной бороде. За полуприкрытыми веками девушки полыхнуло настоящее зарево. Она крепко схватила Стоика за плечи, а ноги инстинктивно скрестились на его ягодицах. Гибкий хвост нежно обернулся вокруг левого бедра и начал поглаживать мошонку горящим кончиком.

— Хех, а тебя хорошо учили, — усмехнулся Стоик.

Девушка только хитро улыбнулась в ответ и двинулась ему навстречу, глубже насаживаясь на его член. Получив столь активное приглашение, Стоик проник в богоподобную, уже не церемонясь, на всю длину, вызвав у партнерши еще один протяжный стон, после чего начал мерно двигаться, как рычаг, накачивающий кузнечные меха с помощью водяной мельницы. Куртизанка подавалась ему навстречу, с каждым толчком вспыхивая, словно раздуваемые угли.

Они двигались в унисон, полностью отдавшись страстному порыву. Воздух дрожал от чудовищного жара, источаемого двумя телами, а от кровати поднимался легкий дым, даже несмотря на все защитные чары. Их души дрожали от напряжения, при каждом соприкосновении выбрасывая снопы невидимых искр. Сущность — кровь души — плавилась и изменялась, перетекая от одной к другому и обратно, круг за кругом приближаясь к кульминации.

Стоик осторожно вел отдавшуюся его воле партнёршу через потоки магмы их сейчас общих чувств, ловко лавируя между опасных завихрений, всё ближе подходя к закономерной развязке. То, что он начал, и к чему стремился, было смертельно опасно. Сила, что сейчас горела внутри их единения, не прощала ошибок, но опыт и мастерство пока позволяли ему преодолевать все пороги этой пылающей реки, разместившиеся на пути к вожделенному финалу.

Пришло время, и Стоик начал наращивать темп. Сущность, что во время соития курсировала между ними, натолкнулась на возведенную им плотину, и теперь билась о стены разума, угрожая разорвать жалкое тело самонадеянного жреца. Быстрее... еще быстрее! Куртизанка стонала в голос, потеряв связь с реальностью, Стоик только напряженно сжимал зубы. Пот выступал на его лбу и тут же с шипением испарялся. Еще чуть-чуть...

И вот, на последнем издыхании, когда уже на его коже начали проявляться горящие бреши, он завершающим резким толчком вошел в девушку, изливая в неё не только свое семя, но и всю скопившуюся сущность. Куртизанка издала сладострастный вопль, её тело выгнулось дугой, ослепительно засияло от затопляющей его мощи, а в следующий миг всё вокруг заполонил гул пламени.

Всё закончилось так же быстро, как началось. Огонь схлынул, оставив после себя комнату, по которой словно прошелся ураган, пар, валящий из ванной, да слабые языки пламени, неохотно пожирающие невесомую ткань чуть не сорванного балдахина.

Девушка лишилась чувств, и теперь неподвижно лежала, закатив глаза. Стоик, хоть и остался в сознании, но движения давались ему с трудом, поэтому он на время просто застыл, погребя под собой безвольное тело своей партнёрши, каждой по?рой жадно впитывая разлитую вокруг сущность. Он получил, что хотел. Вот он, тот самый божественный нектар, который получают служители за истинную приверженность Шлюхе! Не жалкое молоко чудес, которое сосет каждый жрец, но настоящий напиток богов!.. Почти настоящий... почти... Ему не хватало её присутствия... и концентрации... и силы... почти тот... разбавленный... не настоящий... как сама богиня...

Стоик яростно заскрежетал зубами. Плевать! Его достаточно, чтобы исцелить раны!

Жрец уже чувствовал, как густая, горячая сущность заполняет форму его души, проникая в прорехи и разрывы, затопляя рытвины, и соединяя разошедшиеся куски. Боль последних недель отступает, и даже привычное саднящее чувство, вечно преследующее его с памятной битвы при Холготе, уменьшается под живительной волной этого бальзама. Но уже было понятно, что этого мало. Ему нужно больше!

Стоик с некоторым трудом приподнялся на руках и сдвинулся к краю кровати. Немного посидев, глубоко вдыхая горячий воздух вместе с остатками суррогатного нектара, он начал тихо нашептывать молитву бодрости. Пару минут спустя Стоик поднялся на ноги и потянулся, хрустнув суставами. Он вновь был в боевой готовности.

Расчетливо глянув на свою партнёршу, жрец поднял с пола одну из подушек, слетевших туда во время ритуального соития, после чего вернулся на кровать. Он перевернул беспамятное тело куртизанки на живот и подсунул под него подушку так, чтобы прелестные ягодицы девушки оказались приподняты, а её нежные лепестки приглашающе раскрылись. Обеспечив себе удобный доступ, Стоик пристроился сзади, положил ладонь ей на спину и вновь вошел в неё, одновременно направив через руку заряд бодрости. Девушка слабо застонала, сотрясаясь от его движений, и открыла затуманенные глаза.