| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Он улетел. А я остался здесь, как будто проклятый...
Тихий пустой голос друга заставил Георга вздрогнуть.
— Том, я тебя не узнаю, — ответил Листинг, просто не зная, как себя вести, потому что то, что происходило с другом... У парня просто не было объяснения, что бы это могло быть. "Если бы речь шла не о Томе, я бы сказал, что это депрессия".
— Он просил меня быть счастливым, ты знаешь... — продолжил Том, словно и не слышал друга. Хотя, может, так оно и было...
— Он бросил все, и уехал... А я?
Георг не понимал, все, сказанное Томом, казалось мужчине совершеннейшим бредом воспаленного сознания. В тот вечер Листинг так и не смог нормально поговорить с Томасом, тот только продолжал нести чушь и заливаться виски.
Гром грянул через два месяца после возвращения Тома из Марокко. Взволнованная секретарша Йорга вызвала Тома в кабинет отца, напугав молодого мужчину, который сразу же решил, что дело в здоровье Каулитца-старшего. Но Йорг оказался вовсе не болен, пожилой мужчина был на грани того, чтобы взорваться от ярости.
— Что это?
На стол полетел конверт с какими-то бумагами, а Том, успокоившийся относительно здоровья родителя, пожал плечами, его мало интересовали какие-то документы, все дела он давно перекинул на Георга.
— Я спрашиваю, что это такое?
Чтобы не злить отца, Том все же поднял конверт и достал содержимое. Руки его затряслись мелкой дрожью, когда парень увидел чек, в котором аккуратным знакомым почерком была вписана сумма, равная двум миллионам евро. А к чеку прилагалась записка, в которой Билл написал только два слова — "возвращаю долг".
— Теперь ты сядешь и объяснишь мне, что происходит, — резко сказал Йорг. — О каком долге идет речь?
Том чувствовал, как к его горлу подкатил горький комок желчи — он и забыл, что его тело так реагирует на страх. А сейчас мужчина боялся — потерять отца он не хотел. Он знал, что вероятность получить прощение Йорга за все, что он натворил, ничтожно мала. Оставшись без Билла, Томас, наконец, понял, что терять — это больно.
— Том, — голос Йорга смягчился. — Расскажи мне все, как есть.
Томас поднял взгляд, встречаясь с темно-карими глазами, так похожими на его собственные, и на него неожиданно накатило то же чувство, что и в аэропорту при последнем разговоре с Биллом — он не посмел солгать.
Каулитц-младший говорил медленно, путаясь в словах, не зная, как объяснить возникновение собственных мыслей и поступков, и постепенно понимая, что он натворил. Йорг молчал долго, а потом спрятал лицо в ладони, мощные плечи вздрогнули. Том не видел слез отца с похорон матери, и молодой парень не смел даже пошевельнуться. Через пару минут Каулитц-старший немного успокоился и снова посмотрел на сына покрасневшими глазами.
— Ты меня ненавидишь? — одними губами прошептал Томас.
— Нет, Том, конечно, нет, — покачал головой Йорг. — Я просто... чувствую себя виноватым, наверно...
— Почему? — спросил парень растерянно.
— Ты мой сын, я воспитал тебя таким... Прости меня.
— Папа, — Том не выдержал и присел перед родителем, сжимая сухие морщинистые ладони. — Тебе не за что просить прощения. Я сам виноват в том, что... Билл... ушел.
— Билл, он... заслуживает другого, — тихо сказал Йорг.
— Я знаю, папа, — отвел взгляд Том.
Они молчали некоторое время, а потом Йорг сказал:
— Я куплю твои акции.
— Что? — Том пораженно выдохнул.
— Том... Ради карьеры в этой чертовой компании ты превратился в чудовище, — голос Йорга напомнил Тому детство, именно таким тоном отец говорил, когда считал какой-то вопрос решенным. — Ты потерял себя и ... Билла.
— Ты меня не простишь? — Тому казалось, что в его неожиданно ставшее чувствительным сердце воткнули ржавый гвоздь.
— Тебе не поможет мое прощение, Том, — тихо ответил отец. — Скоро ты это поймешь. И я не могу допустить, чтобы ты остался в компании после всего, что натворил.
Через неделю сделка была оформлена, а Томас Каулитц перестал иметь отношение к бизнесу, ради которого едва не убил любящего его человека.
Томас отложил гитару и подошел к окну, отводя от прозрачного стекла белоснежную органзу, расшитую прозрачным стеклярусом. Сад отца был прекрасен, осенние цветы пестрым, как цыганский платок, ковром украшали землю.
"Томми, любимый, спасибо!" — в воспоминании мелькнули лукавые и счастливые карие глаза и тонкие пальцы, аккуратно обхватывающие стебли цветов.
Это было мучительно поначалу — любовь, словно лава со дна вулкана, поднималась в мужчине, выжигая все то, что прежде составляло его сущность. Каждое воспоминание, каждая осевшая в сознании мелочь вызывала настоящую бурю эмоций и чувств, главным из которых было раскаяние, расплавляющее душу. Мужчина чувствовал себя тягучей массой в руках стеклодува — стоит только сделать одно неверное движение, и готовая фигурка будет признана браком и разбита вдребезги. Только сейчас Томас стал осознавать, что его любили настолько сильно, так беззаветно, что это казалось невозможным. Каждое мгновение Тома кидало в пучины отчаяния от осознания того, что ничего уже нельзя исправить. Билл был потерян для него навсегда.
Георг наблюдал за другом, внутренне содрогаясь — казалось, что Том мучительно и болезненно сбрасывает с себя шкуру, оставаясь беззащитным и уязвимым. Листинга путало то, что бизнесмен все глубже уходит в чувство собственной вины, почти захлебываясь им, как сладким вином.
Том бродил по дому, давно оставленному без прислуги, как призрак самого себя, не зная, чего он хочет и где теперь его место. Он ночевал в комнате для гостей, потому что даже чистые простыни в их с Биллом постели пахли для него мучительно знакомым запахом тонкого нежного тела. Томас даже пытался заставить себя избавиться от вещей Билла, но он так и не смог выбросить даже простой щетки для волос, на которой остался длинный глянцевый волос.
Нервы Тома не выдержали, когда он наткнулся на обручальное кольцо, оставленное мальчиком перед побегом — мебель ломалась в его руках, словно сделанная из стекла, а плотные ткани рвались, как листы бумаги.
И только когда в его пальцах оказалась фотография, где был запечатлен Билл, нежно улыбающийся и чуть щурящийся на солнце, Том упал на обломки кровати совершенно без сил, признавая поражение — он влюбился. Он любит того, кто больше никогда не появится в его жизни.
Глава 2.
— Билли, вставай, — тяжелая мужская ладонь скользила по тонкой спине, обтянутой белой футболкой. — Вставай, уже восемь часов.
Юноша, лежавший среди подушек, натянул одеяло на голову, пытаясь спрятаться от низкого, чуть насмешливого голоса, заставляющего его выныривать из сладких снов.
— Билл, я сейчас тебя водой поливать буду, — голос перешел к угрозам, но веселый тон выдавал благодушное настроение.
Простонав что-то неразборчиво, Билл откинул с лица волосы и повернулся на спину, часто моргая и потирая веки пальцами.
— Дейв, ну ты изверг, честное слово, — капризно захныкал Каттерман, заставив Йоста, сидевшего на его кровати, хмыкнуть.
— Вставай уже, звезда, сегодня много дел, — он хлопнул юношу по коленке, скрытой одеялом.
— Что там, напомни, — Билл потянулся, разминая затекшее за ночь тело, и сел в постели, продолжая зевать.
— Интервью, а потом перелет до Лос-Анджелеса.
— О, не так скучно, как я думал, — повеселел Билл и поднялся с кровати, снимая с себя футболку. — Я в душ, а ты закажи пока завтрак, хорошо?
— Иди уже, — махнул Девид, беря пульт от телевизора.
Через полчаса юноша вышел из ванной, как говориться, при полном параде — уложенные лаком волосы, синие джинсы, провокационно подчеркивающие длиннющие ноги, черная тонкая кофта, не скрывающая пирсинга, за который Дейв до сих пор не мог его простить, и неизменный макияж.
— Это был рекорд, — Йост картинно изогнул бровь, поглядывая на дорогие часы на запястье.
— Отстань, — отмахнулся юноша и втянул носом воздух, как гончая. — Тосты с джемом? Обожаю.
Присев на кресло, Билл схватил чашку с кофе, который, хоть и успел немного остыть, оставался вкусным, и аппетитно захрустел поджаренным хлебом.
— Ты так выглядишь, будто тебя не кормят, — заметил Дейв с легкой улыбкой.
— Я не ел со вчерашнего обеда, — обиделся парень, но не перестал поглощать содержимое подноса, принесенного обслугой.
— А после концерта? — спросил Йост, наливая кофе себе и Биллу.
— Там все было мясное, честное слово, — буркнул Билл, с трудом проглотив слишком большой кусок. — В итоге я съел только три фруктовых канапе, а когда пришел в номер, осталось только желание лечь спать, поэтому я не стал ничего заказывать.
— Бедный ребенок, — покачал головой Йост, вызвав улыбку у юноши.
Через полчаса они спускались в фойе гостиницы, расположенной в центре Нового Орлеана. Билл привычно спрятал глаза за стеклами огромных черных очков, а Дейв, оглядываясь вокруг, надеясь заметить вездесущих папарацци.
— Так, сейчас едем в студию, интервью будет проходить в прямом эфире, потом ты споешь...
— Группа тоже будет? — удивился Билл.
— Нет, просто приедет гитарист, тоже какая-то знаменитость местного масштаба, он тебе сыграет.
— А какую песню-то? — для Билла новость о предстоящем мини-выступлении стала неожиданностью. Впрочем, вполне возможно, что Йост его предупреждал об этом, но юноша, иногда теряющийся в сумасшедшем ритме жизни, просто забыл.
— Ну, я думаю, выгодно будет пропиарить новый альбом, — пожал плечами Девид. — "Run to You" будет идеальным вариантом.
Билл чуть поморщился — эта песня была очень личной, юноша даже не знал, как решился все-таки показать ее Дейву, и тот, почуяв успех, как настоящий продюсер, буквально заставил Билла ее записать.
Студия встретила их суетой множества снующих вокруг людей, странными пронзительными сигналами, которые заставляли людей вздрагивать и пытаться перемещаться в пространстве еще быстрее.
— Мистер Кейтмен? Рады вас видеть, — юноша узнал ведущего программы, в которой ему предстояло участвовать.
— Взаимно, — Билл пожал крупную мужскую ладонь, про себя отмечая, что этот американец явно не из породы изнеженных селебрети — кожа на его ладонях была грубой, а рукопожатие сильным.
— Программа стартует через полчаса, гример ждет вас, Алекса вас проводит, — тут же рядом появилась молодая женщина, одетая в простые джинсы и футболку.
— Прошу за мной, — по ее поведению угадывалось, что в своей работе она была профессионалом, и появление в студии звезды американской рок-сцены ее не сильно впечатлило.
Гример тоже оказался весьма сведущ в своем деле — на подготовку Билла к съемкам у него ушло не более двадцати минут, а результат был весьма качественный — юноша не заметил ни малейшего изъяна в собственном отражении.
Интервью оказалось достаточно необычным — Билл ожидал, что его, как не раз до этого, будут спрашивать всякие банальные вещи, но в этот раз подборка вопросов его приятно удивила — Сэмюэль, ведущий шоу, выяснял, как Билл относится к проблемам экологии, терроризму, финансовому кризису и новому президенту. Юноша действительно увлекся беседой, поэтому не сразу смог совладать с собой, когда прозвучал очередной политико-социальный вопрос.
— Билл, а что вы думаете по поводу того, что все больше штатов принимают законы о легализации однополых браков?
Дейв дернулся, наблюдая за подопечным из зрительного зала, пытаясь предугадать, какую реакцию вызовет вопрос. Ведь никто не знал о прошлом Билла по ту сторону океана.
— Я... Думаю, каждый имеет право жить так, как ему хочется, — уклончиво ответил юноша, а его продюсер поморщился — такой ответ вызовет неоднозначную реакцию публики.
— А для вас это возможно? — Сэмюэль был хорошим журналистом, поэтому заметил, что нашел болезненную точку в сверкающей броне своего гостя.
Билл постарался, как говорят, удержать лицо, но его пальцы судорожно сжали край кофты.
— Вы же знаете, я не обсуждаю свою личную жизнь, — с трудом ему удалось взять себя в руки.
Стальной блеск темных глаз дал понять ведущему, что расспросы на эту тему стоит прекратить — все знали, что приватная жизнь Билла Кейтмена — тайна за семью печатями.
Еще минут через пять Семюэль объявил, что телезрителей ждет реклама, а потом выступление Билла под аккомпанемент Джона Райта, победителя конкурса юных талантов Нового Орлеана. Долговязый юноша оказался фанатом Билла и едва не падал в обморок от осознания того, что его кумир находится так близко.
Рабочие студии быстро подключили необходимую аппаратуру, а для вокалиста и гитариста установили удобные высокие стулья, похожие на те, что ставят у барной стойки.
— Джон, ты знаешь ноты "Run to You"? — спросил Билл у паренька.
— Д-да, — кивнул тот, залившись краской. Брюнет поспешил скрыть улыбку, отвернувшись.
— Итак, сейчас, только для вас в нашей студии — Билл Кейтмен и Джон Райт исполнят песню с нового альбома — "Run to You".
Билл с удивлением понял, что этот паренек, которому, судя по всему, едва исполнилось шестнадцать, играет ничуть не хуже тех людей, которые обычно сопровождали Билла в туре. Мелодия заставляла погружаться в воспоминания, и Билл снова мысленно проклял себя за то, что позволил тексту этой песни попасть в руки Йоста.
Юноша помнил, когда написал эти строки — прошло почти три месяца с тех пор, как Билл покинул Марокко, оставив в аэропорту мужчину, которого любил больше жизни. Девид, видя состояние своего нового друга, решил, что самым лучшим лекарством для юноши станет работа. Билл с утра до вечера озвучивал чужие мысли, переводя с языка на язык, и на свои собственные у него не оставалось сил. По крайней мере, так было в течение дня, а вот ночью, оставаясь в одиночестве, брюнет снова и снова прокручивал в голове последнюю встречу с Томом. Тогда, через стекло, ему показалось, что Том неуловимо изменился, что-то новое светилось в любимых карих глазах. "А может, мне просто хотелось это увидеть?.." — грустно усмехался Билл, комкая в руках подушку и пытаясь заснуть в большой холодной постели. Но сомнения не оставляли его, и Билл чувствовал, что в глубине души у него зреет желание вернуться к Тому, чем бы это не обернулось в дальнейшем. Каждую ночь ему снилась их возможная встреча, и каждый раз сценарий был разным — юноша то просыпался в слезах, вздрагивая от привидевшейся жестокости Тома, то сгорал от стыда, обнаруживая утром мокрые простыни и вспоминая ночные эротические фантазии с мужем в главной роли. С мужем... Это было самым трудным — Билл все никак не мог привыкнуть к мысли, что больше не принадлежит Тому, что больше никто не имеет права сказать про него — "мой".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
