Боконист

Поразмыслив, Виктор понял, что должен быть бесконечно благодарен Калугину. Внезапно появившись из далекого, казалось бы, давно забытого прошлого, он умудрился самим фактом своего появления принести неоценимую пользу его усилиям по реализации нуль-транспортировки. Оказалось, что для успеха крайне важно разделаться со своим прошлым. В теории это звучит просто — стереть свое прошлое, а на практике выясняется, что речь идет о вполне конкретных вещах — необходимо проследить, чтобы в прошлом не оставалось мучительных проблем, кровоточащих нравственных заноз. Проблемы должны быть решены. Недопустимо, чтобы человек просыпался ночью в ужасе и поту, когда его внезапно настигнет кошмар, предательски сохраненный подсознанием. Не должно оставаться поводов для сожалений и сомнений в своем выборе.

*

Настоящий боконист спит и ждет, когда с ним начнут происходить необъяснимые события, считается, что только в этом случае его жизнь обретает смысл. Но когда они действительно начались, Виктор растерялся. Он не знал, что делать. Учение требовало от адепта, попавшего в подобную ситуацию, терпеливости и радостного ожидания, а также скрупулезного исполнения основных правил.

Виктор подошел к зеркалу и стал внимательно рассматривать свое совсем уже не юное лицо, бросающиеся в глаза седые волоски. Что-то рано начал седеть... "Утешимся тем, что седина — признак мудрости и жизненного опыта. А может быть, и способности к волшебству"? — подумал он, усмехнувшись. И этого крохотного проявления самоиронии оказалось достаточно, чтобы ощущение тревоги немедленно отступило. Свойственный ему оптимизм взял свое — а вдруг его новые возможности и в самом деле проявятся, и это поможет в реализации нуль-траспортировки! Ради этого стоило поиграть в волшебника!

До сих пор Виктор знал за собой только одно умение, которым мог гордиться — он любил находить закономерности в куче разрозненных фактов и анализировать данные, представленные в виде числовых рядов. Этому его научили в университете. По молодости ему казалось, что смысл астрономии в этом и состоит. Сейчас он по-прежнему обрабатывал бесконечные потоки числовых данных, хотя его работа уже не имела ни малейшего отношения к астрономии. Впрочем, она приносила деньги, пусть небольшие, но деньги. Нашлась страховая компания, оплачивающая его услуги. Иногда, по утрам, ему стоило огромного труда заставить себя отправиться на заработки в офис, но он не унывал, продолжая смотреть в будущее с оптимизмом.

Жена Ксения вынуждена была смириться с тем, что Виктор не проявляет к своей новой работе особого рвения. Он никогда не скрывал, что по-настоящему его интересует только реализация нуль-транспортировки — красивая задача, но, в принципе, не способная обеспечивать семью материально. Однажды, давным-давно, Ксения предприняла лихую атаку, пытаясь вправить своему мужу мозги, но встретив неожиданно жесткий отпор, моментально успокоилась, сообразив, что добиться своей цели — а благополучие семьи вполне достойная цель — можно и не прибегая к прямым наскокам. Отныне она учитывала, что ее муж по-детски не переносит, когда кто-нибудь осмеливается сомневаться в целесообразности его занятий и старалась не доводить дело до скандала.

Виктору не нравились люди, которые считали себя вправе обсуждать достоинства его исследований, не удосужившись при этом даже ознакомиться с их результатом. А еще его бесило, когда его трудом открыто пренебрегают. Он немедленно выходил из себя, начинал грубить, в частности, с вызовом, нарочито шумно, передвигать стулья, стремясь, хотя бы громким скрежетом оскорбить обидчика и так выразить свой протест. И дружба с Маховым была прервана именно потому, что Виктору показалось, что тот относится к его занятиям с пренебрежением.

Впрочем, волновался он зря, никому из тех, кто был посвящен в тайну его занятий, никогда не приходило в голову мешать, противиться или выставлять на смех его стремление реализовать нуль-транспортировку. Родственники и знакомые относились к его занятиям без энтузиазма, но тактично, с пониманием, — лампочки в парадных не бьет, в лифтах не гадит — и то хорошо.

Но иногда Виктору казалось, что равнодушие намного обиднее дурацких шуточек и перемигивания. И тогда он выдавал всем подряд без разбора по первое число. Разрядившись, Виктор быстро успокаивался. Но ощущение стыда оставалось. Несдержанность боконисту ни к лицу. Он неоднократно давал жене слово спокойнее относиться к окружающим людям, но стоило ему прикоснуться к рукописи своего капитального труда — обещания немедленно забывались, и оставалась только звериная решимость защищать свое детище до последней капли крови...

Однажды Ксения не выдержала и вместе с сыном перебралась к матери. Виктора это вполне устраивало, у него стало больше время для работы. До развода, впрочем, дело не дошло.

*

По субботам Ксения навещала Виктора. Они занимались любовью, потом она стирала, готовила пищу и уходила. Такие отношения устраивали обоих. Виктор признал — Ксения изобрела поистине гениальный способ спасти семью! Кто же спорит, женщины вправе организовывать свою жизнь по собственному усмотрению, с ними следует соглашаться и ни в коем случае не противиться их планам — кроме ненужных неприятностей это ничего не принесет. И сэкономит массу нервов.

Тихонько скрипнула входная дверь, так приходил только один человек. Виктор вспомнил, что сегодня суббота — в гости пришла жена.

— Привет, Вик. Надеюсь, у тебя все в порядке?

— Вне всякого сомнения!

— Я не помешала тебе?

— Все в порядке.

Ксения вырвалась из его объятий и, с неимоверной скоростью освобождаясь от одежды, направилась в комнату.

— Кроватка готова?

— Готова.

...

— Ничего, если я останусь у тебя на пару часов? — спросила Ксения, собирая разбросанную по всей квартире одежду.

"Зачем, спрашивается, стройным тетенькам такое огромное количество одежды?" — думал разомлевший Виктор, с удовольствием наблюдая за процессом одевания.

— Ты не слышал? Я тебя спросила.

— А что такое?

— Мне показалось, что у тебя неприятности.

— Скорее наоборот, кое что получается.

— Правда?

— А зачем мне врать? Кстати, вы можете вернуться.

— Не будем об этом.

— Почему?

— Я уже много раз тебе говорила. Добейся успеха, и у тебя снова будет жена, а у нашего сына — отец. Я называю успехом три вещи: во-первых, твой приборчик должен хотя бы один раз сработать, как полагается, во-вторых, твои достижения должны быть официально признаны компетентными людьми, в-третьих, у тебя должны появиться деньги, не те копейки, которые твое начальство со злорадством называет зарплатой, а настоящие деньги...

— Но послушай, это просто ни в какие ворота не лезет...

— Зачем мне муж неудачник? Ответь мне — должен ли наш сын гордиться отцом? Мы создали тебе условия. Будь добр, отработай.

— Почему Пашка не звонит? Он мой сын, я хочу говорить с ним.

— У мальчишек свои заботы, что тут непонятного?

— Послушай, Ксения, тебе никогда не казалось, что я... странный? — решился спросить Виктор. Он не смог вслух произнести слово "волшебник", но если жена замечала за ним что-то подобное, она должна была сообразить, о чем ее спрашивают.

— Не больше остальных мужчин.

— Не проявлял ли я способности к телепатии? Или к прорицанию?

Ксения засмеялась.

— Очень смешно. Ты — мой глупыш. Какой из тебя прорицатель? Прорицатели думают о других людях, а ты только о себе. Я и раньше догадывалась, что люди тебе неинтересны, вот ты и живешь в придуманном мире собственных идей. Наверное, поэтому твои поступки объяснить бывает не просто. Вот скажем, я не понимаю, почему тебя не интересует карьера? Разве плохо получать хорошую зарплату и заниматься ответственной работой? Но я в твои дела не лезу. Если для тебя важнее всего нуль-транспортировка, я не возражаю — занимайся. Но доведи свое дело до конца.

— Что-то ты сегодня решительно настроена.

— Не нравится, когда тебе правду говорят? Но согласись, что я права.

— Я подумаю.

— Вот и славно. Не буду тебе мешать, когда котлеты остынут, не забудь поставить их в холодильник, — сказала Ксения и упорхнула.

Виктор постарался сообразить, что полезного для его работы дало посещение Ксении, кроме котлет, разумеется? Об этом стоило подумать.

В последнее время ему нравилось осознавать себя исследуемым объектом. Он представлял себя типичным "черным ящиком" — происходящие вокруг него события рассматривались, как входные сигналы, а превратности собственной судьбы (достижения, удачи, неудачи и провалы) — как выходные. У него наступили поистине золотые денечки — появился разумный повод приглядываться, прислушиваться и систематизировать, как он привык это делать, почуяв приток свежей информации. Теперь по вечерам он с увлечением припоминал случившееся за день, с охотой анализируя результаты грандиозного эксперимента, в котором ему выпало играть главную роль — подопытного зверька, предположительно наделенного скрытыми до поры до времени сверхъестественными способностями. Ему нравилось использовать свои способности к анализу и синтезу в личных целях.

Надежда обнаружить что-то действительно важное была микроскопическая, но свой шанс он упускать не желал. И теперь, отправляясь утром на службу, он был уверен, что рабочий день в акционерном обществе не пройдет бесцельно. "Старайся получать от работы удовольствие — проживешь лишние сорок лет", — вспомнил он свой любимый афоризм и, ехидно хихикнув, добавил про себя: "А если работаешь на себя, то и все пятьдесят".

*

Он подчеркнуто вежливо поздоровался с сотрудниками, привычным движением включил компьютер и с максимальным удобством устроился в своем рабочем кресле. Это было особое кресло — вращающееся — предмет зависти всего Акционерного общества закрытого типа "Индивидуальное страхование пенсионеров", ни у кого больше такого не было. Приобретение его стоило Виктору массы нервов.

Его непосредственный начальник — заведующий отделом страхования старушек Конев Борис Георгиевич буквально взорвался, когда узнал, что Виктор грубо нарушил служебную субординацию и, обратившись к директору через его голову, раздобыл себе пресловутое вращающееся кресло. Виктор искренне не понимал, что конкретно его так возмутило,. Наверное, Конева задело то, что дожив до седых волос и дослужившись до начальника отдела, он не знал, что такие кресла существуют.

— Не уверен, что такое кресло вам по рангу, — заявил Конев, медленно выцеживая из себя слова. — Я не последний человек в штате нашего акционерного общества закрытого типа, но ничего подобного себе не позволяю. Почему бы и вам не научиться вести себя скромнее. Пора бы уже остепениться, выработать правильные ориентиры.

— Самые дорогие кресла, Борис Георгиевич, это так называемые ложементы. Даже у президента дешевле, — со знанием дела возразил Виктор. -. С их помощью удается оптимизировать воздействие перегрузки при старте и посадке космического корабля. Профессиональные штучки, разработаны специально для космонавтов. Им положено. А мне, поскольку я работаю на компьютере, полагается специальное вращающееся кресло. Специалисты по эргономике утверждают, что использование по назначению подобной мебели повышает производительность труда программиста.

— Ну, ну, повышайте, — выдавил из себя Конев и отправился в свой кабинет изучать должностные инструкции.

После тяжбы вокруг кресла Конев стал смотреть на Виктора так, словно хотел своим взглядом просверлить в нем дырку. Сотрудники сочувственно покачивали головами, а один, самый смелый, прямо сказал: "Не сложились у вас отношения с начальством, не сложились. Не любит вас господин Конев. Как же вы дальше жить собираетесь"? Виктора неприязнь Конева, напротив, забавляла. Пускай завидует. Зато теперь можно посидеть на рабочем месте с удобством. И думается хорошо... А насчет любви... На работу ходят, чтобы работать. Личным чувствам дают волю совсем в других местах.

Виктор достал из портфеля тетрадь, раскрыл ее и попытался составить план действий... Теперь можно было и подумать...

Сначала он попытался найти ответ на вопрос, можно ли считать Конева ранг-рангом? Так Боконон называл людей, которые отваживают других от определенного образа мыслей примером своей собственной ранг-ранговой жизни, доводя этот образ мысли до абсурда. Ответ был очевиден. Нет. Конечно, Конев не ранг-ранг, поскольку и в кошмарном сне Виктор не мог признать его членом своего карасса, как, впрочем, и любого другого.

— Виктор Сергеевич, — немедленно раздался до боли знакомый голос Конева. — Можно ли вас оторвать от дела?

Правильно говорят, не поминайте всуе. Виктор рассчитывал, что ему удастся пару дней отсидеться за компьютером, не привлекая к себе лишнего внимания и не вступая в разговоры с этим человеком. Не вышло.

— Слушаю вас, Борис Георгиевич.

— Отмечаете ли вы, Виктор Сергеевич, сегодняшний праздник?

— Праздник? Сегодня праздник? — удивился Виктор.

— А как же! День пионерии!

— Хо-ооп! — вырвалось у Виктора. — Да, да, сегодня же 19 мая... Что-то такое припоминаю... Нет, знаете ли, не праздную.

— Разве вы не были пионером?

— Был, — окончательно погрустнев, пробормотал Виктор.

— А сын ваш празднует?

— Нет. И сын не празднует.

— Ну, ну, — проговорил Конев, отворачиваясь.

В его голосе привычно звучала нотка осуждения. Ничто на свете не могло поколебать уверенности Конева в том, что сотрудники его отдела априорно виноваты перед ним и, главное, перед Родиной. Казалось, само их существование, абсурдное и ненужное с начальственной точки зрения, наталкивало его на эту спорную мысль. Но сегодня он превзошел самого себя. День пионерии, надо же такое придумать! Почему Конева заботили столь далекие от тематики учреждения проблемы, Виктор не понимал. Он не удержался и хихикнул.

Его память не сохранила воспоминаний о пионерском детстве. Он не помнил ничего хорошего, впрочем, он не помнил и ничего плохого. Он ничего не помнил. В боконизме объединения подобные пионерии, называют гранфаллонами. С точки зрения Божьего промысла, гранфаллон — это ложный карасс, кажущееся единство какой-то группы людей, бессмысленное по самой сути.

Виктор стал судорожно придумывать свое прошлое. "Наверное, я каждое утро повязывал галстук, и еще раз... в месяц(?) посещал пионерские собрания". Но здесь в его исторических изысканиях был полный провал. Вспомнить, как функционировала пионерская организация, было выше его сил. А вот в пионерском лагере ему не понравилось, это он знал твердо.

*

Виктора совсем не заинтересовала непредсказуемость непосредственного начальника. На свете существовали тысячи более достойных тем для раздумий. Например, судьба таинственного континента Атлантиды. Вот уж загадка, так загадка! Почему, спрашивается, людей так привлекает эта история о бесследно пропавшей земле? Сотни достойных исследователей посвятили свои жизни изнуряющим и безнадежным поискам. Интересно, что они доподлинно знали — предыдущие экспедиции были неудачными. Но чувство обреченности у новых энтузиастов почему-то не возникало. Наоборот, провал предшественников только сильнее подталкивал их на решительные действия.