Оседлать бурю

— Эй, эй, эй! — Макс примирительно вскинул руки. — Ребята, расслабьтесь. Что за кипеш?

Убедившись, что угрозы нет, Семен присел подле Ланы — та вливала в рот страдальцу какое-то лекарство из пузырька.

— Ну как он?

— Состояние критическое. Долго не протянет.

Семен помрачнел, его лицо сразу осунулось. С губ сорвалось безмолвное проклятие.

— Слушайте, а что с ним вообще произошло? И как парня зовут?

Девушка и бородач переглянулись, безмолвно совещаясь. Макс мгновенно сообразил, что к чему.

— В принципе, мне-то по барабану, — заявил он, — мне даже без разницы, сдохнет он или жить останется. Но насчет уезжать, я считаю, человек прав. Или так и будем здесь торчать? Саранчи станет больше? Он правду сказал?

Семен вздохнул, умыв лицо ладонями. Долго смотрел на Макса, потом на пострадавшего, потом на дверь.

— Да, он сказал правду.

— Но... — Лана тревожно подалась вперед.

— Мы должны рискнуть, — осадил Семен и исподлобья посмотрел на пустынника. — Этого человека зовут Виктор Миронов. Он — ученый, последний из выживших...

— Да хоть Санта-Клаус! Мне....

— Заткнись и слушай. — Семен уселся на бетонном полу поудобнее. — Этот человек обладает знаниями, которые могут избавить нас от саранчи. Знаешь, откуда она взялась? Биологи пытались вывести искусственную саранчу, которая уничтожала бы вредителей. Замысел заключался в том, чтобы загрузить в насекомых специальную программу, по которой они стали бы пожирать исключительно тлю или там колорадского жука. Еще до События Миронов работал в институте, где проводили опыты над насекомыми. Сотрудники института получили грант, публикации в ведущих журналах, проводили один за другим успешные эксперименты. Некоторым даже светила Нобелевка.

Но в какой-то момент процесс вышел из-под контроля, и произошло то, что произошло. Теперь уже неважно, что послужило причиной — ошибка или неосторожность. Никто не думал, что кобылки мутируют в этих монстров и вырвутся наружу. Виктор рассказывал мне, как в программе произошел сбой, и саранча стала поглощать любую органику, включая белок. Чем мы их только не били — и жгли, и химикатами травили. Все впустую. Миронову в числе немногих тогда удалось спастись. Последний год он активно работал над оружием и нашел средство, которое гарантированно может уничтожить саранчу. Как всякий оторванный от реальности человек он оказался слишком наивным. Рассказывал о своих занятиях направо и налево, не думая, что всегда найдутся те, кому на руку нынешнее положение вещей, вся эта разруха, голод и дикость... Короче, убить его решили. По чистой случайности он остался в живых, но нанесенная рана оказалась слишком глубокой. Нужна хирургическая операция. В Новом Саранске нет таких специалистов, поэтому решено было перевезти его к вам.

Теперь все стало на свои места. Макс потер подбородок, переваривая услышанное.

— Его лабораторию сожгли в день покушения, — добавил Семен. — Если он погибнет, мы потеряем шанс на избавление. Таков расклад.

Пустынник сделал движение, чтобы встать.

— Тебе нужно знать кое-что еще, — одернул его Семен. — Миронов открыл, что твари обладают чем-то вроде коллективного сознания. Движимые инстинктом, они объединяются в рой и ищут себе пропитание. Что видит одно насекомое — видят все.

— Это многое объясняет. Думаешь, они... догадываются, что мы здесь?

— Возможно. Ведь они нас почуяли, — бородач неопределенно повел носом.

— Ну и как ты предлагаешь выбираться отсюда? Мы же, считай, в ловушке!

— Не знаю, — буркнул он. — Помоги. Мы отблагодарим.

Лана заплакала — внезапно и обильно. У нее на руках медленно умирал Виктор Миронов, с перекошенным от боли ртом, с болезненной испариной на высоком ученом лбу. Макс отвел глаза. Вот так переделка! Думай, приказал он себе. Думай! Пустынник вскочил, подошел к стене, приложил ухо и обнаружил, что натиск насекомых ослаб. Ударов становилось все меньше: примерно так же в окно стучится грибной дождик. Макс быстро отогнул тряпицу и глянул в щель. Окрестности покрывал живой, постоянно двигающийся ковер из саранчи. Насекомые облепили те поверхности, за которые можно было зацепиться. Но во многих местах виднелись проплешины.

— Надо двигать! Облако сместилось в сторону. Что у нас есть из подручных средств?

— Лопата, — съязвил Семен.

— Блестяще. Еще что-нибудь?

Они осмотрелись. Беглая инвентаризация выявила троих здоровых, одного полуживого, буксирный трос, большой армейский нож, дробовик (и 16 патронов к нему), канистру с керосином, зажигалку, термос, молоток. Еще фонарь.

— До машины метров девять, — вслух размышлял Макс. — Значит, на пробежку нам потребуется секунд пять, плюс, чтобы открыть салон и забраться, секунд десять.... Может и не сожрут, но покусают сильно.

— Не вариант! — Лана уложила раненого на пол и встала рядом с мужчинами. — Витю надо паковать осторожно. Давайте думать еще.

Макс глянул на часы: время шло. Скоро ночь, а там на поверхность выберется такое, по сравнению с чем полчища саранчи — закуска к основному блюду. Троица перебрала с дюжину сценариев. Например, обернуться тряпками с головы до пят. Выпустить только одного, дать ему подогнать машину к самому входу. Кинуть насекомым какую-нибудь снедь. Просто выбежать и отбиваться от них что есть силы. И много других. Ни один не казался надежным. Наконец Лана не выдержала и воскликнула:

— Спалить бы их всех к чертовой матери!

Макс с Семеном переглянулись.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

Девушка сердито надулась:

— Издеваешься?

— Вовсе нет. Сеня, а что, если действительно поджечь дом? Их это отпугнет?

— Они не любят огонь, — признал Семен после некоторых раздумий. — Это может сработать.

— Ага! — Макс щелкнул пальцами.

Лана демонстративно фыркнула.

— И как же, интересно знать, ты собираешься это сделать? Хочешь вех нас поджарить?

— Расслабься, детка. От тебя требуется лишь подтащить клиента поближе к двери. Мы сделаем остальное.

— Что ты задумал? — Семен вопросительно хлопал глазами.

— Сейчас увидишь, — подмигнул Макс.

Он схватил канистру и водрузил ее на стол. Поискал люк или лестницу наверх, нашел. Несколько минут ушло на то, чтобы освободить проход и взобраться на чердак. Слава небесам, крышу сложили из дерева. Семен подал канистру, и Макс основательно залил чердак горючим, оставив немного для подсобки. По помещению разнесся характерный запах. Теперь можно было изложить спутникам план. Пустынник объяснял торопливо, на пальцах распределяя роли. Бородач и девушка согласились.

— Тогда поехали, — Макс без лишних сантиментов чиркнул кремнем и закинул зажигалку на чердак. Раздался хлопок, из люка потянуло горячим воздухом. Они молча наблюдали за тем, как по чердаку расползается пламя. Макс сжимал и разжимал кулаки, и тут ему вспомнилась младшая сестренка.

Ей было двенадцать, когда это случилось. Двенадцать. Вполне сознательный возраст. Маша была красивой. Каждый мальчишка считал за честь прокатить ее на велике. Она растила длинные светлые волосы, которые по настроению заплетала в косу. Над губой у нее темнела родинка. Сестренка училась на "четверки" и "пятерки", предпочитая математику остальным предметам. Она навсегда останется такой — двенадцатилетней девчонкой в простом платье, с васильковым взглядом, с родинкой над губой, со своими костлявыми ногами и вечно исцарапанными руками. Когда это случилось, она была в летнем лагере. Детей попытались эвакуировать. Им даже удалось выбраться с территории лагеря, но школьный автобус так и не доехал: саранча двигалась быстрее. Детей нашли. На опознание он решил не ездить.

А пламя разгоралось все ярче.

Семен подошел к щели, глянул во двор и возвестил:

— Твари отступают!

Наверху уже вовсю бушевал пожар. Стало душно и жарко; повалил вонючий дым. Горящий рубероид огненными каплями падал вниз. Лана зашвырнула один огарок в подсобку, огонь весело заиграл и там. Макс кивнул сообщникам: пора. Семен одним мощным ударом выбил засов и распахнул дверь. От притока свежего воздуха пламя взвыло с новой силой. Потолок начал обваливаться.

Первой выскочила Лана. Не задерживаясь, она подбежала к джипу и настежь распахнула дверцы. Мужчины уже тащили раненого из дома. Ослабший ученый оказался до безобразия тяжелым. Расстояние сокращалось, но не так быстро, как хотелось бы. Семь метров, пять, четыре. Макс почувствовал, как на спину и голову запрыгнули первые, самые смелые особи. Еще несколько — на раненого. Но ему-то сейчас без разницы, с завистью подумал пустынник, а вот у меня твари скоро окажутся в штанах!

Три метра. Еще немного. Еще чуть-чуть.

Полтора. В волосах копошилось уже не меньше пяти тварей. Одна вцепилась в ухо, вторая грызла правое запястье. Макс закусил губу от боли: обе руки были заняты, держали бедолагу за ноги. В это время с искаженным от ярости лицом Лана размазывала саранчу по земле, борту машины, Семену, что топтался впереди, и, конечно же — себе. Бородатому тоже приходилось несладко: саранча уселась ему прямо на нос.

Готово! Не особенно заботясь об аккуратности, они закинули Миронова назад и юркнули в машину. Живой ковер зашевелился. Насекомые стали подниматься в воздух. Многие влетали прямо в горнило полыхающего свечкой магазина. Некоторые ухитрялись даже вырваться наружу, напоминая маленькие факелы. Путники остервенело добивали тех насекомых, что проникли в салон, сидя на одежде. Покончив с чисткой, пустынник завел мотор. Что-то горячее текло с макушки на лоб и бровь. Запястье было прокушено до сухожилия, но адреналиновый шок давал возможность игнорировать боль. Саранча ползала по стеклам, мешая обзору, так что пришлось включить дворники. Макс резко дернул джип, надеясь, что сила инерции заставит насекомых слететь с обшивки авто. Сработало. Машина докатила до въезда на трассу, однако здесь Макс дал по тормозам. Остановиться заставило зрелище, открывшееся на востоке.

Некогда черная, полоска теперь превратилась в бурую колышущуюся стену высотой с сорокаэтажный дом. Фронт киселем растекся на треть горизонта, где-то выступая вперед, а где-то проваливаясь в тыл. Его габариты не поддавались никакому описанию. Предыдущее облако казалось по сравнению с ним плевком. Стена двигалась, бурлила, вспучивалась, словно оползень, погребая под собой нижние слои и выплевывая наверх глубинные, словно море, внезапно вышедшее из берегов, стена перла напролом, словно армия завоевателей, что копили силы много лет и, наконец, выступили в победоносный поход. Верхняя часть армады поблескивала мириадами бликов, свет заходящего солнца прошивал ее, преломлялся и погибал где-то внизу, там, где плотность насекомых была максимальной. От стены исходило зловещее шипение, в котором тонули остальные звуки. Чем-то стена очень сильно походила на тучу, беременную грозой. Причем все трое знали: они наблюдают только малую часть фронта. Его край. Рой мог растягиваться до сотни километров.

— Мы обречены... — заскулила Лана.

Макс не винил ее. Самому впору бегать кругами и вопить от страха, однако остатки выдержки не давали совершить столь легкомысленный шаг.

Глядя на грядущую армаду, руки опускались сами собой, тело начинало мелко подрагивать, а во рту появился гадкий привкус желчи. Макс проглотил сухой ком и попробовал трезво оценить обстановку. Дорога домой отрезана — кривой лентой она уползала прямо под брюхо левиафана, который запросто похоронит машину под тоннами насекомых. Назад тоже нельзя. День умирает, торопливо окукливается в ночь...

Семен что-то говорил про укрытие и запасы пищи, но пустынник его не слушал — внимание поглотила маленькая точка справа от поля. Что-то двигалось с юга, лавируя между деревьев, а за ним еще несколько пятнышек, составленных в плотный эскадрон. Они двигались целенаправленно и двигались они сюда.

Макс сглотнул, завороженный. Чтоб мне провалиться, подумал он. Выскочил из джипа, приложил ладонь козырьком ко лбу. Группа пятнышек давно превратилась в живых существ, привычные очертания которых уже легко можно было угадать. По кромке поля, взрезая причесанную гладь пшеницы, скакал табун лошадей. Восемь или девять голов. Гривы и хвосты колыхались в такт, мускулы бугрились под лоснящимися шкурами.

Фронт дрогнул. Бугор на передней фаланге дернулся, разворачиваясь в сторону лошадей, которые приближались к джипу; сейчас их разделяло пятьсот метров.

Решение созрело мгновенно.

— Дай трос! — обратился Макс к вывалившемуся наружу Семену. — Постой. Водить умеешь?

— Умею...

— Хорошо. — Макс не стал ждать, когда бородач проснется, и сам полез в салон.

— Что ты делаешь? Что? — вскинулась Лана, охваченная паникой. — Не надо!

— Надо! — зло рявкнул Макс, дивясь: откуда в нем взялся такой гнев? Отодвинул девушку, как посторонний предмет, нашел трос, обмотал вокруг локтя и, ткнув Семена в живот, быстро, пока тот не успел возразить, загрузил нужной информацией:

— Как только фронт отступит, валите на север. Да чтоб до темноты вы были за стенами! Запасная канистра в багажнике, в бардачке спрятан револьвер и фляжка с водой. Там же карта округа с пометками. Усек?

Семен кивнул — он все понял.

— Максим... — рука по привычке потянулась к бороде, но упала на полпути. — Спасибо.

Пустынник побежал навстречу табуну. В спину неслись крики Ланы, переходящие в рыдания, которые быстро захлебнулись, смешиваясь с успокаивающим ворчанием Семена. Оглядываться не имело смысла. Макс скатился с насыпи и, размахивая руками, направился к ведущей лошади. Та оказалась черным молодым жеребцом. Макс улыбнулся, подскочил к скакуну и накинул заранее скрученное лассо. Конь попытался вырваться, но трос затянулся еще туже. Макс принялся успокаивать жеребца, заглянул в выпученные глаза, погладил по шее. Конь присмирел. Это позволило взобраться ему на спину и смотать некое подобие уздечки. Без седла, конечно, плохо, ну ничего — можно и обойтись.

— Ну-ка, дружище! — пустынник ударил жеребца в бок. Тот заржал, с непривычки повел задом, попытался встать на задние ноги, вспорол копытами землю. Опытный Максим припал корпусом к спине животного и, когда то опустилось на четыре копыта, ударил по крупу еще раз. Жеребец поскакал. Макс издал победный клич — никогда со времен События ему еще не было так легко и хорошо. Ветер бил в лицо, тело чувствовало каждое движение коня. Табун послушно устремился следом. Макс повел уздечкой по сторонам, проверяя, слушается ли скакун, поворачивает ли, куда нужно. Ха! А навыки-то остались, с гордостью подумал он.

Стемнело. Но до сумерек было еще далеко — это солнце заслонили бесчисленные эшелоны саранчи. Фронт подполз так близко, что его очертания расплылись, распались на триллионы отдельных точек, превратились в белый шум, в помехи на экране неба. Шипение становилось все громче, доходило до предела слышимости, и казалось, сама земля ноет, как от зубной боли, не в силах выдерживать эту адскую муку.

— Давай! — заорал Макс. — Давай, поиграем!!

Он развернул скакуна и поскакал на юг. Жеребец был молод, полон сил и энергии, поэтому очень быстро переключился на галоп. Лошади послушно скакали следом. Макс вцепился в уздечку, пригнувшись, совсем как жокей на соревнованиях. Пару раз оглянувшись, он убедился, что рой клюнул на наживку и неуклюже потянулся за табуном. Отлично, отлично! Разворачивайся, догони меня. Долго это продолжаться не могло, но сейчас важна была каждая минута. Макс чуть сбавил темп и нагнулся, чтобы сорвать тростинку.