| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Императрица едва волосы на себе не рвала, даже Игрок стал терять терпение. Долгое время единственной проблемой оставался канцлер, он умудрялся договариваться в случаях, когда это казалось невозможным. Лезть к нему с темной магией было бесполезно. Канцлер сам брезговал ею, но не снимал амулет и где только можно использовал священную воду. Тем не менее, удача снова улыбнулась. Не было бы счастья, но несчастье помогло. Валенсий вовремя разочаровался в Петронии, внезапно взъелся на мораль и нашел утешение в воззрениях Ее Величества. Ему даже помогать не пришлось. Теперь препятствий не осталось. А что Вахнутий так глупо закончил? Ночные кошмары доконали...
Гортензий пригласил Ника в кабинет. Конечно, про свои планы ему не скажешь, но поделиться радостью можно. Тот в курсе, как он ненавидит родню. Впрочем, только дурак этого не понимает. Даже если не знать нюансы, никому не понравится, когда родня выстраивается в очередь, чтобы прикончить. Ник отреагировал беспристрастно, однако на моменте, когда речь пошла про отрезанный член, не смог скрыть чувств.
— Точно с ума сошел! — выпалил он с большим акцентом, чем обычно.
— Думаешь, спятил? — граф вмиг посерьезнел, однако тут же вынудил себя улыбнуться.
Когда речь заходила про безумие, ему всегда становилось не до смеха. Действительно, странно. На радостях не подумал, но теперь от хорошего настроения не осталось и следа.
— Дык, без вариантов. Зачем отрезать, если собрался убить себя? Зачем вообще отрезать? Какой нормальный мужчина так сделает? — с жаром вознегодовал Ник.
Обычно охранник отличался сдержанностью, чем не походил на прочих халифатцев. Воспитание наложило отпечаток, рамхмамов учат игнорировать чувства. Но если Ника что-то искренне возмущало, он куда более напоминал своих земляков.
— Действительно, — согласился граф и поинтересовался, — Как думаешь, а почему он так сделал?
— Айтан один знает, на кой лишил его ума, — заявил Ник, имея ввиду демонов, по-халифатски айтанов, и развел руками, — Не стоял поди, вот и отрезал, — с иронией предположил он и рассмеялся.
Гортензий задумался. Не зря в последнее время Вахнутий бешеный стал. Кошмары кошмарами, но те к его члену отношения не имели. Не иначе, проблемы по этой части начались. В Ирии к этому отношение сродни одержимости, там даже старики любят бахвалиться, сколько раз за ночь сношались. Видимо, рассудок Вахнутия не вынес...
— Ник, оставь меня, — бросил Гортензий, подойдя к столу.
"Воистину, страх лишает рассудка. Лучше оргия, чем харакири", — с этой мыслью он бросил в дверь сякен.
Следом граф взял второй, потом третий. Вскоре он уже использовал оставшийся десяток. Что же, выдернет и по новой... Неплохое занятие, избавляющее от лишних мыслей. Чего сейчас Гортензий делать не собирался, так это размышлять о безумии и его причинах. Достаточно того, что его рассудок не вынес испытаний, страдать по этому поводу — вовсе не уважать себя. Проблемы надо решать, нет решения — смириться, не можешь смириться — в петлю, а страдать, пусть даже молча, — последнее дело, достойное только слабаков. Всю сознательную жизнь он считал этот принцип единственно верным, и изменять ему не собирался. По поводу безумия он все уже понял. Что делать, решил. Вот и нечего сопли жевать...
Когда Гортензий очнулся после припадка, ему казалось, жизнь кончена. От эйфории не осталось и следа. Он снова сошел с ума, четвертый раз... Не было никакой надежды, что это не случится снова. Он окончательно убедился, безумие не поддается контролю. Что это не лечится, он понял еще раньше. Как не прокручивал воспоминания, только снова убеждался, перепробовал всё возможное...
Впервые припадок случился в Ольмике. Ему было семнадцать, учился в Академии уже четвертый месяц. Его устраивала жизнь, как минимум, лучше чем в Ирии. Надо же было приехать матушке. Услышав новость, Гортензий испытал ужас... Предположив, что леди Кларисс решила насильно увезти его в Ирию или к тетке, он оставил послание и сбежал, чтобы спрятаться в другом гостином дворе. Неделю таился в комнате, пока в итоге не спятил: проснулся с мыслью, что ему нужно на воинскую службу. Гортензий пошел наниматься, куда только не совался, везде поднимали на смех. Он считал это происками демонов. Все казалось прекрасным, он возомнил себя Посланником Сиолом в прошлой жизни, а в тот момент воплощением самого Мироздания. Также его потянуло в бордели, правда, монет не оказалось, даже из гостиного двора выгнали за неуплату. Пришлось спать в парке, мыться в озере и воровать еду на рынке...
В итоге, он вспомнил про Петрония, отец того в прошлом маршал и решил попросить, чтобы тот помог устроиться. Помешало, а точнее, спасло, не выдержавшее неделю жизни на улице здоровье. В Академии он вовремя потерял сознание и очнулся уже в особняке Петрония. Чуть не сдох, даже отходную справили. Впрочем, это была его последняя отходная, выяснилось. В Ирии его не лечили, а травили, не нарочно, по глупости, но зато с небывалым рвением. Гортензий рассудил, причина странного безумия опиум и невменяемое количество зелий. Опиум он бросил, хотя поначалу хотелось на стену лезть. Разобрался в лекарском деле, а именно в зельях, которые в итоге все равно выбросил, либо не стало надобности, либо толку не было. Больше двух лет жил спокойно, причем все шло прекрасно: в Академии все схвачено, он не просто решил проблемы со средствами, но и разбогател. Гортензий тогда присвоил аркадийское золото, но после содеянного стоило на время залечь на дно. Дернуло же его отправиться в Ирию.
Было ли это уже безумием? Вряд ли. Он просто рассудил, пришло время вернуть долг. Обещал ведь отдать, золото появилось, время — тоже. Заодно, решил — потешит самолюбие. Бесполезный нахлебник — было самым мягким оскорблением в его сторону со стороны отца, братьев и кузенов. Матушка, учитывая ее планы, тоже была не лучшего мнения. Гортензий написал длинный список, за что должен и сколько, посчитал, на всякий случай накинул еще четверть, вдруг чего забыл. Отец не оценил, порвал бумагу и посыпал оскорблениями, обвиняя, что занимаясь торговлей, он позорит род. Слово за слово, поругались так, что если бы не охрана, Гамидий убил бы его. Уже не суть, через неделю он сошел с ума: снова одолела мысль о воинской службе.
Гортензий решил, что в грядущей войне с хамонцами должен воевать за Империю, причем, ни много ни мало, в качестве маршала. Войну еще не объявили, просто он был в курсе, это дело двух-трех месяцев. Большой отряд в Ольмике нанять было нельзя, поэтому он приказал сворачивать в Тилию. Золото у него было. Снова все казалось прекрасным, он счел себя дланью Мироздания, заодно "вспомнил", что в прошлой жизни был креонским Посланником Солнца Акимэ Самриаки. Не сказать, что трактат, который дал Такэни, сильно впечатлил, но возомнить именно этот вздор определенно помог. Охранникам Гортензий солгал, это торговая поездка, мнил молча, не давая оснований для подозрений в безумии. Из-за спешки он не брезговал ночевками на улице и купанием в реках, но если везло с трактиром, ни одна ночь без шлюхи не обходилась. Как еще заразу не подцепил...
Через пару недель пути он свалился с лихорадкой, после чего неделю провалялся якобы в бреду. Когда он очнулся, то впервые осознал, что страдает припадками безумия. На опиум не свалишь, ни на что не свалишь, он последние полгода не употреблял зелья. Эта истина обернулась очередным разочарованием. В чем Гортензий был всегда уверен, так это в своем рассудке, полагая, что отличии от ущербного тела, тот никогда не предаст его. Ошибся... Он решил, что спятил из-за отца. Гамидий всегда говорил, что он бесполезен, ибо никогда не сможет воевать. В здравом уме воинская служба его не интересовала, не с его брезгливостью и стремлением к роскоши грязь месить, но... тем не менее. Впрочем, предаваться терзаниям Гортензий не стал. Жить не хотелось, но убить себя значило признать правоту отца. Мириться он тоже не собирался, поэтому в Ольмику он вернулся с целью справится с безумием.
К имперским лекарям идти было без толку. Здесь безумие лечили только молитвой. Обратился он к иноземным лекарям: к уже знакомым креонцу Такэни и халифатцу Мархуду. Рассказал, якобы его друг безумец. Халифатец уверил, что это одержимость и его "другу" нужно больше молиться. Такэни принялся рассуждать о гармонии духа, посоветовал "другу" практиковать отрешение, дабы прийти к оной. Одним словом — ерунда. Отрешение он и так практиковал. От безумия не спасло. Не найдя ответа Гортензий решил обратиться к аркадийцам. Те оказались осведомлены, у них даже имелись трактаты по этой части.
Он достал одиннадцать книг, в том числе написанные до Первого Пришествия. Прочел все и пришел к выводу, у него случилась мания. Больные ею испытывают крайнее счастье, несвойственные им навязчивые мысли, мнят себя не пойми кем, в том числе высшими силами, и проявляют неслыханную щедрость. Причины болезни во всех четырех трактатах были описаны одинаково: дело в соотношении гуморальных жидкостей, которые сродни четырем стихиям. Гортензий знал, везде, где умели нормально лечить без магии, давно уже считали это устаревшим заблуждением. Тем не менее, других трактатов не было и он закрыл на это глаза. Способы лечения тоже доверия не внушали. Предлагался даже полнейший вздор: пить опиум, пусть и в малых количествах. Допился опиума, чуть не сдох, причем, когда это случилось впервые, он его пил. Не помогло. Благо в прочих трактатах предлагали пусть неоднозначные, но более приемлемые способы.
Зелья Гортензий терпеть не мог, от рекомендованных отваров хотелось спать, он ощущал себя овощем, крепко пришибленным малокровием. Эта мерзость и так периодически донимала, после переутомления, а то и вовсе по непонятной причине. Счел, демоны с этим, просто запивал зелья большим количеством очень крепкого кофе. При малокровии помогало и тут пригодилось. В другом трактате порекомендовали физические упражнения. Он их и так делал последние полгода, однако, рассудил, видимо, упорствовал недостаточно. Решил стараться лучше, плевать на последствия переутомления, все равно кофе пить. Больше и крепче выпьет. Третий трактат рекомендовал обливания холодной водой. Для него это пытка, но ничего, потерпит и привыкнет. Еще была особая трапеза. Предписывалось исключить горячительное, хлеб, соль, сахар, мясо дичи и специи, при этом Гортензий до тошноты ненавидел рекомендованные рыбу, яйца, молоко и все с ним связано. Решил, будет есть из рекомендованного, от чего не тошнит...
Год стараний пошел коту под хвост. Ладно с остальным, не повредило, однако мерзкие зелья, паршивая трапеза и несладкий крепкий кофе определенно внесли лепту в потерю рассудка. Не суть, как бы он не злился на Дармигория и кузенов, они вовремя ему крепко наваляли. Рвался на войну и мнил себя Акимэ Самриаки он уже привязанный к постели, а его невменяемые попытки уйти приняли за тяжелую лихорадку. Отойдя от последствий Гортензий махнул на бесполезное лечение, но тем не менее, мириться с безумием не собирался. Он самонадеянно решил, что сможет сдержать припадок. С удушьем же смог и тут получится. Знает, как начинается, значит, все будет под контролем. Почти четыре года обдумывал все свои мысли и поступки, дабы успеть заметить начало безумия. Бесполезно...
На этот раз даже повоевал. Вроде глупо жаловаться, совсем дураком не стал, выиграл безнадежную битву и прослыл героем. Золото разбросал и храм сжег? Поиздержался, конечно, но зато победителей не судят, особенно, щедрых. Не покромсали, даже для здоровья почти без последствий, что вовсе невидаль, учитывая погоду. Всего лишь ограничился небольшим жаром и кашлем. Привык, видимо, пока мок под дождями, игнорируя зонты и тенты. Зачем? Ему все равно, так или иначе холодно, мерзко и это заметно, как не скрывай. Пусть будет заметно по более весомому поводу. Может и глупо, но ведь не зря. Конечно, пришибло малокровием, о котором почти забыл, да так, что поначалу за ранение приняли. Но тут логично, он в безумии три недели подряд спал в лучшем случае по четыре часа, а в остальное время носился как ужаленный в задницу. Такое дерьмо любого в итоге свалит. Другое дело, нормальный человек такую каторгу себе даже в воинском походе не устроит, и ерунду тоже не возомнит. Чему в итоге радоваться? Что больной на голову и это не лечится?
Граф рассудил, что сам виноват. Наверняка, выбрал это тело, чтобы умереть. Видимо, надоело витать духом и вселился в дитя, которое определенно должны утопить. Не сложилось, вмешалась матушка святоша с тем еще характером, а потом его рассудок не вынес испытаний... Если это не лечится, а контролировать нельзя, Гортензий подумал и решил умереть — сделать харакири. Он предусмотрительно заперся в покоях, приготовил оружие, но в самый последний момент передумал. Точнее, решил отложить самоубийство. Ненависть к Ирским перевесила ненависть к себе. Он, конечно, виноват, но сошел с ума не от хорошей жизни, поэтому прежде чем сдохнуть, отправит в Бездну виновников своего пострадавшего рассудка...
Все обернулось грандиозным планом возмездия. Именно ради своих целей граф взялся за дела и укрепление влияния, почти три месяца делая вид, как у него все прекрасно. Не впервой улыбаться, когда хочется сдохнуть, а дела, действительно, отвлекали, пусть и не радовали. Несмотря на успехи, единственное, что его вдохновляло, это мысли о мести. Он сделал вывод, что его проблемы с рассудком манией не ограничиваются. После мании, помимо малокровия, его всегда одолевало крайне мрачное расположение духа, которое подозрительно напоминало описанную в аркадийских трактатах меланхолию. Граф и раньше подозревал, но сваливал мысли на обстоятельства. Теперь свалить было не на что, все складывалось слишком хорошо. Пусть эта мерзость под контролем, но приятного мало. Можно запретить себе ныть и сокрушаться, занявшись делом, но почти невозможно заставить себя искренне радоваться. Разве только отомстить тем, кто довел до жизни такой. Стоит ли удивляться, что он с еще большим рвением взялся воплощать свой план...
Всё изменил случай с Петронием. Гортензий рассудил, друг сошел с ума схожим образом: возомнил себя мессией, помешался на пророчестве Обители Второго Пришествия, его и Эрику счел демонами... Императрица вовремя предположила, будто виноват страх, который лишает рассудка. Более того, утверждала, что сама едва не пала жертвой безумия. Гортензий и так знал, что страх многим застилает рассудок, другое дело, себя к числу подобных трусов не относил. В конце концов, совсем ничего не боятся только безумцы, не зря в мании на все плевать. Тем не менее, подумав о Петроние, который, наверняка спятил от страха перед отцом, он решил, что в словах Императрицы есть смысл. Появился шанс избавиться от безумия, что в корне меняло дело. Мстить граф не передумал, но помимо прочего, решил сделать все возможное, чтобы вновь не сойти с ума...
Первой прибыла Эрика, причем она изъявила желание побеседовать. Ожидаемо речь пошла про поступок Вахнутия и слухи вокруг него. Большинство, как и ожидал граф, пришли к выводу, что Ирский стал бессилен как мужчина, спятил и решил умереть, а прежде "отомстил своему члену". Феодор и Герра стояли на том, что Вахнутий осознал себя мужеложцем. Пожалуй, это был один из редких случаев, когда мнение Феодора и Герры совпало. Если болван Тильский даже не удивил, Клеонская весьма разочаровала. Леди, конечно, та еще змея, еще и взъелась на него, однако граф не мог отказать ей в изрядной сообразительности. Стерва догадывалась о подноготной происходящего, его действий, в том числе. Благо, не всех действий, да и прочим словам "злобствующей ведьмы" все равно никто не верил. Эрика полагала, Герра и Феодор правы. Гортензий согласиться не мог. Сошлись на том, что завтра на тайном совете всех рассудит Амира...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
