После Пламени. Венец Феанора

— Мне приходилось скрываться, — Вала словно не замечал моего раздражения. — Тулкас и Оромэ выслеживали меня, словно зверя. Но теперь этому конец. Я возвращаюсь в Эндорэ.

— Почему именно сейчас?

— Тебя ждал. Вы ведь не теряли времени даром, — он кивнул на крепость. — Оружие, инструменты — все это пригодится на новом месте. Покинутым землям нужно мастерство нолдор. Нужны хозяева. Такие, как вы.

— ...И только там мы сможем достичь подлинных высот во всех искусствах, — подхватил я. — Да, ты много раз говорил мне об этом. Но... Мелькор, нолдор еще не готовы.

— Я помогу вам, — он вздохнул, словно теряя терпение.

— Избавиться от навязчивой заботы одних Валар, ради опеки другого... — я осекся. — Прости! Я не то хотел сказать.

И замолчал. Лгать другу невозможно, да и не умею я лгать. А правду сказать, оскорбить того, кто рискует ради тебя всем — тоже язык не поворачивается.

— Феанор, я друг нолдор. И всегда им был. И у меня достанет силы освободить вас. Ну, решайся же! У нас мало времени.

Достанет силы? А самому скрываться приходится?

И тут меня в жар бросило от стыда. Он — беглец, за которым охотятся! И все-таки явился, чтобы помочь мне. Вызволить из Амана. Спасти от неволи и унижений. И я еще колеблюсь!

— Сильмариллы нельзя оставлять в Амане, Феанор, — не дождавшись ответа, снова заговорил Восставший. — Здесь они рано или поздно попадут в руки Валар.

— Сильмариллы? Но ты ведь... — я покачал головой, не желая верить догадке. — Ты же здесь не из-за них?!

— Мне нужны эти камни, — он в упор посмотрел на меня. — Необходимы! Если ими завладеют мои собратья...

Я больше не слушал. Сильмариллы — вот истинная причина его прихода! Не дружба со мной, не желание помочь нолдор. Мелькору просто понадобилось мое творение.

— Уходи, — тихо сказал я.

Восставший быстро взглянул на небо. Ни одной птицы. Ни облачка. Ни ветерка. Никто не следил за нами.

"Феанор, мне нужны твои камни", — повторил он мысленно.

— Уходи! — закричал я.

Пальцы нащупали рукоять меча, сомкнулись на ней. Ярость охватила меня мгновенно, безумная, ослепляющая — как это бывало всегда.

Мелькор отступил на шаг, не сводя с меня глаз. Безоружный... это меня пока сдерживало: я не думал сейчас, что передо мной Вала, что ему не нужен меч или кинжал. Я боролся с желанием выхватить клинок и пустить его в ход. Финголфину не довелось отведать заточенной стали, но вот этот... др-руг...

— Феанор...

— Убирайся! — перед глазами плыли черные пятна. — Прочь от моих ворот! Ты... такой же, как все Валар! Ты не лучше, чем эта подвальная крыса Намо!

6

"Это он! Оромэ, он здесь!"

Музыка Тулкаса, мрачная в последнее время, взорвалась ликующим тремоло. Радостный хохот эхом разнесся в горах. Оромэ, который никогда не питал добрых чувств к Мелькору, впервые ощутил ненависть. Жгучую ненависть к тому, кто мчался сейчас прямо на них, сводя на нет все труды Охотника. Два непримиримых врага, две силы, противостоявших с начала мира, должны были вот-вот столкнуться. И неважно тогда, кто победит: Аман в любом случае будет разрушен. А эльдар...

"Стой, Тулкас!"

Оромэ преградил путь брату, понимая, что это, скорее всего, бесполезно, что Доблестный, занятый лишь предстоящим боем, попросту сметет его.

"Не мешай. Сейчас я его..."

"Надо подождать Ауле. Без Ангайнора даже ты долго Старшего не удержишь".

Музыка Мелькора приближалась, громкая, полная исступленной ярости.

"Тулкас, стой! Мы обещали поймать его!"

"А я что делаю?" — Воитель от удивления даже остановился.

"Ты собираешься биться с ним".

"Почему нет? Сначала побью, потом поймаю".

"Потому что он хочет — сам хочет сейчас сражаться! Враг хитер, Тулкас, он что-то затеял. Если он начинает мелодию, нельзя ее подхватывать, ты же знаешь!"

"Но... — Доблестный растерялся. — Он же уйдет".

"Не уйдет", — торопливо убеждал его Оромэ, тревожно вслушиваясь в Музыку Врага.

Мелькор был уже близко. Еще чуть-чуть и схватки не миновать!

"Не уйдет он! Мы приведем его в Валимар связанным — но не теперь. Старшего надо захватить врасплох".

"Не нравится мне это, Оромэ", - засомневался Воитель. - "Честный бой — это я понимаю. А то, что ты предлагаешь..."

"Я предлагаю охоту. Манвэ нам что поручил?"

"Привести Мелькора в Круг Судеб".

"А помочь Восставшему разрушить Аман?"

"Помочь?!" — опешил Доблестный. - "Восставшему? О чем ты..."

"Мелькор начал мелодию, а ты готов ее поддержать. Ты сейчас собираешься петь с ним, Тулкас! Помогать ему против Хора".

"Оромэ, но как же..."

"Я выслежу его. Потом, когда он не будет этого ждать. И тогда ты сразишься с Врагом. Не раньше".

"Ну... ладно", — неуверенно согласился Воитель.

Ясное аманское небо потемнело от внезапно сгустившихся туч. Порыв ледяного ветра рванул крону молодой сосенки, притулившейся на склоне — иголки дождем посыпались вниз.

"Уходим с его пути! Скорее, Тулкас!"

Несколькими мгновениями позже смерч, темный от захваченной земли и мелких камешков, вырвал с корнем злополучное деревце, отшвырнул прочь и помчался дальше на юг.

Никто не пытался его остановить.

7

Предатель!

Новое слово. Отголосок мелодии, только что появившейся в мире. Мелодии, которую создал Феанор. Не Поющий. Воплощенный, которому я помог обрести силу Пламени.

Пре-да-тель.

Эта Музыка обжигала холодом и казалась вязкой и зловонной, словно болотная жижа. От нее невозможно было избавиться, разве что заглушить другими мелодиями — ярости, ненависти... мести.

И я мчался вперед — без облика, не разбирая дороги, забыв об осторожности. Попадись мне на пути Тулкас, я бился бы с ним независимо от исхода. Лишь бы дать волю гневу, боль свою выплеснуть. Лишь бы липкая мелодия предательства перестала меня преследовать. Не слышать ее, забыть на время!

Феанора забыть, слова его, взгляд...

Я же верил ему. Верил! Как майар своим, оставшимся в Эндорэ. Как... себе самому.

А он — он, оказывается, так и не смог сделать выбор! Мне такое и в голову не приходило: я просто радовался. Что неожиданно нашел друга — даже в Амане. Что мы похожи. Что понимаем один другого не то, что с полуслова — с полумысли.

Я безумно устал от одиночества, я изводился от бездействия, я был окружен врагами. И вдруг появился тот, кто не испытывал ко мне ни неприязни, ни страха. Лишь искренний интерес. Потом симпатию. Потом...

Никогда не думал, что здесь можно в ком-то увидеть друга. Тем более в Сыне Песни. Я ведь даже из Поющих мало кого считал близким себе. В основном были те, кто принял мою Тему — и те, кто отверг ее.

Впервые после поражения в войне я оказался не один. Это было неожиданно. Потом стало необходимым. Привычным. И я словно ослеп! Не задумывался, не сомневался, не видел колебаний Пламенного. Не желал видеть.

Дорого же обошлась мне эта доверчивость! Я пришел в Форменос, уверенный, что Феанор готов в любой момент отправиться со мной куда угодно, что я твердо могу рассчитывать на его помощь. Пришел, невзирая на погоню, на риск попасться и потерять все. Пришел — чтобы забрать Пламенного из Амана, освободить его и себя. И получил отказ.

Я не поверил сперва, решил, что слова Феанора предназначались для чужих ушей. А потом... потом я понял все!

Что ж... Уйти без Сильмариллов я не могу. Попади они в руки Валар, мне конец.

Я возьму Камни с собой. Не дар от друга — трофей, отобранный у... врага. Что же, пусть. Феанор предал меня, и щадить его нет причин.

Нет, не так! Я хочу причинить ему боль. Ударить как можно сильнее. Пусть он почувствует то же, что и я!

8

А я-то верил ему! Как самому себе верил! Работал с ним вместе, замыслами делился. На все ради него был готов — даже в Эндорэ отправиться, даже от прежних привязанностей отречься. Да что мне эти привязанности! Я же, в сущности, и не знал никогда, что такое дружба.

Были те, кого я любил: отец, сыновья, Нерданэль... когда-то. Те, на кого не жаль было иногда потратить время. Но чтобы понимать друг друга — не с полуслова даже, а так, что одна мысль приходила одновременно обоим! Чтобы улавливать малейшее изменение настроения... Когда мы с Мелькором трудились в четыре руки, нам почти не требовалось обсуждать замыслы. Все получалось само собой, легко, безошибочно. И казалось, мы всегда знали друг друга.

Никогда не думал, что можно увидеть равного в одном из Валар или майар. Но Мелькор казался совсем другим, чем его собратья. Живее, проще. Те лишь с виду подобны нам — словно играют или примеряют одежду. А Восставший... я иногда забывал, что он не эльда. Он даже говорить предпочитал на квэнья, да не ради забавы, как другие Поющие. Он не хуже меня чувствовал наш язык.

Сначала мне льстило, что я на равных дружу с одним из создателей мира. Потом я уже не испытывал гордости. Привык. Просто не мог иначе. Не представлял другой жизни: это было так же немыслимо, как если бы Древа погасли или я перестал слышать металл и камень.

И вот теперь... Небо над Аманом все такое же, и я как будто остался прежним. А кажется, что мир потемнел. И как мне...

— ...он сказал тебе?

— Что? — я провел рукой по глазам.

Оказалось, я не только вернулся в замок, но и до северного крыла добрался, сам не заметив, как.

— Отец?

Он казался обеспокоенным.

— Феанор, на тебе лица нет! Что сказал тебе этот... Черный?

— Предлагал бежать, — я попытался презрительно улыбнуться.

Рассказывать о Сильмариллах не хотелось. Да и вообще о ссоре с Мелькором. Даже отцу. Особенно отцу. Всем своим видом он говорил сейчас: "Я же предупреждал!" И был прав. Совершенно. Невыносимо.

— Я велел ему убираться, — я заложил руки за спину: кулаки так и сжимались, стоило перестать следить за собой.

— Ты... что сделал?!

— Прогнал его, — я почувствовал тревогу отца и тут же успокоился.

Почему-то чужой страх всегда действовал на меня именно так.

— Черный опасен, — Финвэ совсем помрачнел. — Надеюсь, помощь из Валимара прибудет раньше, чем он вернется. А пока я приказал никому не выходить из Форменоса.

— Помощь... из Валимара? — я облизал внезапно пересохшие губы.

— Я сообщил Валар, едва почувствовав приближение Черного.

— Зачем?!

Я забыл и о том, что говорю с королем, и даже о своей злости на Мелькора. Если из-за встречи со мной Восставшего схватят, то скорее всего снова заточат в Мандос. Как бы я на него ни злился, такой судьбы он не заслужил!

— Мы просто разговаривали, отец! Он ничего плохого...

Впрочем что толку это объяснять тому, кто пришел из Эндорэ! Сколько бы ни минуло времени, он все равно продолжает видеть в Мелькоре Черного Всадника. Угрозу. Врага.

Я мысленно потянулся к другу — предупредить об опасности. Но он не отозвался. Впервые.

9

Сверху сорвался камешек. Потом еще один, и еще. Дрожь земли передалась нитям паутины, закрывающей вход в пещеру, и гигантская паучиха зашевелилась.

Добыча? Новая Музыка, которой можно утолить мучительный голод?

Нет, не новая. Эта мелодия была хорошо знакома хозяйке логова. Ею удалось бы надолго насытиться, звучи она потише. Но Черный не любил делиться силой, Черный только показывал дорогу к чужим мелодиям, но помогать отказывался. А когда Унголианта попыталась коснуться его собственной Музыки, он напал на нее, и боль оказалась намного хуже голода. Паучихе пришлось бежать: она едва сама не стала едой.

Нет, от Черного лучше было держаться подальше, как и от других Больших. Унголианта хорошо помнила это, но сейчас все же не удержалась, припала ненадолго к источнику силы. И тут же в ужасе забилась глубже под землю, затаилась. Черный заметил ее, не мог не заметить, и теперь он придет за ней. Голодный. Страшный.

10

Я рассчитаюсь с предателем! И с ним, и с хозяевами Амана. За все, сполна! Пусть они...

Гнев внезапно прошел. Полностью. Не то, чтобы я успокоился — просто исчезли все чувства. Мгновенно, словно кто-то забрал их.

Или... выпил?

Она здесь?!

Ну, да, здесь. Где же ей еще быть, если я прогнал ее из Эндорэ? Странно, что Валар позволили ей остаться, а впрочем, понятно: они ждали удара с севера и не следили за южной границей своих владений. Обычная их беспечность.

Мне хотелось поскорее убраться из неприятного места. Очень уж отвратительна была эта тварь, хотя, конечно, слаба и ничуть не опасна.

Для меня не опасна. А вот для кого-то другого...

Я вернулся к зримому облику — не тому тошнотворно-слащавому, который носил в Амане в угоду его Владыкам. К настоящему, своему.

Говорить с Унголиантой все равно придется мысленно, ничего не поделаешь. Но воплотившись, не столь остро воспринимаешь Музыку. Так все-таки легче.

Я обхватил себя руками за плечи и приблизился к черному зеву пещеры.

Надо позвать Паучиху. Надо. Сейчас. Она может быть полезна. Она мне нужна!

"Выйди ко мне!"

Она отозвалась не сразу, а когда ответила, меня передернуло. Вот уж не думал, что когда-нибудь опять доведется встретиться. Тем более — иметь с этим отвратительным созданием какое-то дело.

"Нет. Ты меня съешь, Черный".

"Если будешь слушаться, я тебя не трону".

Молчание. Слишком долгое.

"Если не вылезешь, я сам спущусь за тобой", — пригрозил я, очень надеясь, что выполнять обещание не придется.

Из пещеры донесся шорох.

"Я сделала это от голода, Черный, - заныла тварь. — Я не хотела".

"Я помогу тебе утолить его".

Шорох. И опять тишина.

"Выходи, я не стану ждать долго. Да не бойся: я сейчас сыт".

11

— Есть вести с Запада, Наместник?

— Нет, Таринвитис.

Саурон терпелив. Не я одна спрашиваю об этом. Правда, я — чаще других.

Только вот ответ известен заранее: ничего. Не долететь до Амана нашим крылатым разведчикам. Тех, кто способен выдержать яркий свет, остановят ветра Манвэ или уничтожат орлы. Пробовали мы, много раз пробовали, даже рискуя привлечь к себе внимание Валар. Безуспешно. Валинор слишком хорошо защищен.

Тогда, после того, как враги разрушили Удун и вернулись в свои земли, уводя Мелькора, я едва не кинулась следом: помочь Властелину хоть как-то, а если спасти не удастся — разделить его судьбу. Соратники остановили меня. Силой удерживали, уговаривали, наблюдали, "чтобы глупостей не натворила".