Зовущий из тени

* * *

— Орри! Ты чего, спишь еще?!

Нальти. Вот принесли ж его нечистые духи! Хотя, конечно, не принесли, а прислали. И не духи, а родители. Эх... От духов-то отвязаться проще. Наверное.

— Мама ругается. Пироги готовы, отнести надо, простынут же.

— Сейчас...

Девочка приоткрыла один глаз и тут же зажмурилась от яркого света.

— Орри!

— Иду-иду.

Мелкий вредина топтался возле кровати, исключая всякую возможность подняться: Кештиора вовремя вспомнила, что улеглась спать в одежде.

Хорошо, что хоть Мийраль, с которой Орри делила комнату на верхнем этаже, успела встать и уйти. Ее постель была уже аккуратно заправлена.

— Слышь, Нальти, чего скажу, — торопливо зашептала Кештиора. — Только не проговорись никому.

— Ну?

Девочка потерла глаза, соображая, что бы такого потрясающего сообщить братцу, чтобы тот немедленно убрался подальше.

— Ну, что, Орри, что? — нетерпеливо затараторил мелкий.

— Ты проболтаешься, — Орри неодобрительно выпятила нижнюю губу.

— Не проболтаюсь! Ну, скажи, а?

— Знаешь дом старого Хафра?

— Зн-наю, — поморщился мальчик.

Обветшалый дом, в котором уже года три, со смерти хозяина, никто не жил, пользовался у детворы дурной славой. Ну, то есть у совсем детворы: сама-то Орри с высоты своих девяти лет посмеивалась над дурацкими сказками.

— Я там призрака видела, — округлила глаза девочка. — В окне. Женщину.

Нальти попятился.

— Да ладно!

— Точно видела. Волосы белые, губы синие, а на голове у нее венок из ирсинии, будто у невесты, только цветы завяли совсем.

Орри помолчала, наслаждаясь перепуганной физиономией братишки, и добавила зловещим шепотом:

— Она посмотрела на меня, а потом поманила рукой. Вот так.

Малыш сделал еще пару шагов к двери.

— А ты...

— Я спешила, — с достоинством объявила Орри. — В храм. Нам вчера историю Лигайра Завоевателя рассказывали. Не хватало еще пропустить самое интересное из-за обыкновенного... хм... призрака.

Лопоухий надоеда скрылся за дверью. К обеду вся мелюзга в городе будет обсуждать привидение, к вечеру у синегубой невесты появится леденящая душу история и, скорее всего, не одна, а ночью детишки, пожалуй, будут бояться по нужде выскочить.

Орри усмехнулась, быстро встала и заправила постель. Одежда высохла и была, к счастью, не очень грязной. Торопливо расчесав волосы и уже на ходу переплетая косу, девочка спустилась по лестнице.

Заскочила на кухню, быстро сцапала кусок еще горячего пирога с блюда, подхватила прикрытую чистым полотенцем корзину.

— Я отнесу, мам.

— Орри...

Главное — вовремя оказаться за дверью. Сначала она разнесет заказчикам пироги, потом сбегает в храм на учебу, потом можно немного погулять по пути домой... а к вечеру, если у родителей и были какие-то вопросы, уже все забудется.

* * *

Храм Вастарны Кештиоре нравился. Хотя сама богиня представлялась девочке довольно занудной. Покровительница домашнего очага, а еще земли и всего, что на ней растет. Защитница рожениц и маленьких детей.

Конечно, Орри почитала великую Мать, как полагается, но ей гораздо интереснее были Лайссика, озорная богиня странствий, охоты и бегущей воды, а еще Муврал, мрачноватый и загадочный повелитель ночи и тайных знаний. Хотя самой увлекательной была история Ильстрина, смутьяна, который долго воевал с другими Создателями, а потом куда-то исчез: то ли сбежал, то ли изгнали его. Этому богу не поклонялись, по крайней мере, открыто, да и вообще старались не упоминать лишний раз его имя.

Впрочем, в маленьком городе был только один храм, так что выбирать не приходилось. Тем более, что вокруг на несколько пеших дневных переходов попадались только селения или совсем уж крохотные деревушки. Даже если плыть по Юппаве.

А Северная Данмара была все-таки городом, настоящим, со стеной, окружающей центр, и почти тысячей домов. Орри очень долго считала ее не просто большой, а вообще центром мира, пока на занятиях в храме им не рассказали о других городах.

Зато в Данмаре несколько раз в год бывала настоящая ярмарка. На нее даже приплывали по Юппаве купцы, правда, мало: выше и ниже по течению на реке были пороги, пройти которые можно было без риска только весной, по высокой воде. Потому и не стала Северная Данмара крупным торговым городом, в отличие от приморской Данмары Южной и знаменитого Ортелина, стоящего на берегу великого озера Алхротты и уступающего по величине только столице.

А все-таки ярмарка и здесь получалась веселая: на нее собирались жители всех окрестных поселений, а пару раз даже приезжал настоящий бродячий цирк.

На занятия Орри успела, правда, в последний момент. Мельком заметила, что на привычном месте нет Роуна, и по спине сразу пополз неприятный холодок. Она-то уже почти убедила себя, что приятель благополучно добежал до дома.

С другой стороны, Роун и прежде частенько пропускал учебу: помогал отцу, если было много заказов. А случалось, лепил из глины что-то свое — фигурки всякие. Людей, лошадей, волков, птиц. Чаще всего выходило довольно криво, но иногда и очень даже здорово. Правда, никому, кроме подруги, Роун свои творения не показывал: опасался, что отец не одобрит, когда глину переводят на баловство.

Занятия сегодня вела Лирсли, одна из высших жриц. Волосы у нее были седые, совсем белые, хотя лицо без морщин. Правда, Орри и Роун все равно считали ее очень старой: Лирсли знала невероятно много, и вряд ли в библиотеке храма остались хоть одна книга или свиток, которые бы она не прочла, даже на чужом языке.

Сегодня жрица рассказывала историю побратимов Ласваха и Навагарна, основателей Содружества вольных городов. Ласвах был младшим сыном правителя древней Квеснии и, достигнув совершеннолетия, по традиции ушел с небольшим отрядом, чтобы основать новый город в пустых землях. Там он повстречал Навагарна, предводителя маленького кочевого племени. Они сошлись в поединке. Если бы чужак победил, местный вождь признал бы его власть. А если бы проиграл, оставшись при этом в живых, пришлось бы ему искать другую землю для своего города. Правда, на второй вариант надежды было мало: дрались насмерть. Но соперники успели обменяться лишь несколькими ударами. Откуда ни возьмись, налетела на них стая стирхоев, и тут уж всем людям пришлось вставать плечом к плечу и драться против общих врагов.

Орри поежилась. Про стирхоев ученикам как-то рассказала Айха, хранительница храмовой библиотеки. Мерзкие твари. Безволосые, с синюшной кожей, ростом по пояс взрослому мужчине, но это только пока они не выпрямят свои длинные задние лапы. А как выпрямят — прыгают далеко вперед и вверх, словно пружина. Передние конечности у них короткие, толстые, на каждой по три пальца с длинными — в человеческую ладонь — когтями, острыми и прочными, как железные кинжалы. А на голове — гребень с ядовитыми шипами. Вот как ударит стирхой этим гребнем и когтями в прыжке, так запросто может смертельно ранить человека. А на морде у них вместо рта хобот с присоской, и они сразу набрасываются на еще живую жертву и выпивают всю кровь дочиста.

Живут стирхои во влажных пещерах, в оврагах или в болотах, всегда группами — что-то вроде муравейника или пчелиного улья. Людям на глаза стараются не показываться, но в их владения лучше не забредать. Как увидишь, где синий мох растет, туда, значит, идти нельзя, подальше огибай опасное место, посуху.

Но случается так, что стирхоев становится слишком много. Тогда часть их собирается в стаю и идет искать себе новое гнездо. И не приведи боги случайно оказаться на их пути.

Ласвах и Навагарн оказались. К несчастью для тварей и к счастью для крошечного поселка, к которому приближалась стая. Стирхои были перебиты, правда, и воинов полегло немало. Ласвах и Навагарн объявили себя братьями и провели священный обряд, огнем и кровью скрепив свой союз. На месте чудом уцелевшего селения был основан город Ласнава, и побратимы стали править там вместе.

— Все на сегодня, — объявила Лирсли.

Орри вздохнула и потрясла головой, возвращаясь к реальности. Рассказ был увлекательным, напрасно Роун его пропустил. Хотя он, может, и не виноват вовсе. Если у гончара много работы, он наверняка оставил сына дома, чтобы помогать.

На ходу перекусывая остатками прихваченного с собой пирога, девочка направилась к Гончарной улице, где жил Роун Тарф.

* * *

Орри постучала в дверь мастерской, как было условлено у них с другом: один удар — пауза — три быстрых удара. Но, к ее разочарованию, открыл не Роун, а его отец. Рукава засучены, золотые, как у сына волосы перехвачены тонким ремешком.

— Здравствуй, Орри, — гончар выглядел озабоченным, и у Кештиоры засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

— Здрасьте, дядя Игийшер. А Роун...

— Разве он не с тобой?

— Он... Я думала, он дома. Его не было на занятиях.

— Я не видел его со вчерашнего вечера, — нахмурился мастер. — У нас полно заказов, он нужен здесь.

На мгновение Орри показалось, что солнце зашло за тучу, хотя день был погожий.

Со вчерашнего вечера... Неужели Роун решил тогда вернуться за фонарем? Нет, он же не рехнулся! А может, он так испугался, что побежал не к дому, а в лес? Там можно не на один день заплутать, если вообще выберешься живой.

— Странно, — выдавила из себя Кештиора. И торопливо, избегая расспросов, добавила:

— Я поищу его.

Искать, по правде говоря, совсем не хотелось. Девочка гораздо охотнее занялась бы даже нелюбимыми делами по дому, лишь бы не возвращаться на место ночных приключений. Да еще одной.

Но ведь сейчас день. И вот Лигайр Завоеватель — он же не струсил бы, даже когда маленьким был. Он против волчьей стаи с одним ножом выходил и коней диких укрощал. Нет, он бы ни за что не испугался.

И Навагарн не бросил бы в опасности Ласваха.

До заката еще часа два. Орри успеет быстро сбегать на Нижний луг и вернуться в город. А кое-кто получит в лоб, потому что нечего болтаться неизвестно где в одиночку. Спрятался, небось, в каких-нибудь кустах на опушке леса, да и уснул... хорош атаман разбойников!

На лугу никого не было — ни Роуна, ни буттака. Даже следов не осталось. И фонарь куда-то исчез, хотя Орри тщательно обыскала место, куда он отлетел.

Как будто все, что случилось прошлой ночью, было сном. Хорошо бы! Но Роуна-то нет нигде!

Кештиора куснула нижнюю губу, потопталась на месте и пошла к лесу, то и дело оглядываясь: ей казалось, что кто-то крадется сзади. А обернешься — пусто. Только по-вечернему длинные тени скользят по высокой пожелтевшей траве. И грязь чавкает под ногами. От этого муторно и противно — так бывает, когда болеешь, и накатывает дурнота, а по телу ползет озноб.

— М-мя-ау!

Показалось. Здесь нет кошки. Все кошки в городе. А если дикие, хищные... то они не орут так тонко, так пронзительно, так...

— Мя-а...

Кошачий вопль перешел в визг, нестерпимо высокий, даже уши заложило. Или это сама Орри...

Она опомнилась уже на бегу, когда во весь дух мчалась к городу. Споткнулась, упала на пропитанную влагой землю, захлебнулась воздухом: на миг почудилось, что чьи-то цепкие пальцы обхватили лодыжку. Вскочила, рванулась дальше — по тошнотворно хлюпающей грязи, по опутывающей ноги траве... потом по дороге... по улице...

Лай собак. Лай! И закатное солнце. И люди, удивленно смотрящие на чумазую запыхавшуюся девчонку.

— Что случи...

— Ничего, все в порядке. Я просто... Просто поскользнулась.

Идти домой почему-то не хотелось, и Орри свернула было к храму, но остановилась. Что она скажет жрицам? Что они с Роуном тайком от родителей отправились среди ночи вызывать буттака при помощи переведенного с древнего языка заклинания? Глупо же!

Этот дуралей Роун засел небось где-нибудь на чердаке или в сарае и лепил свои глиняные фигурки, пока не заснул. А ты ищи его...

Орри поморщилась. Поискать бы, конечно, стоило, но при одной мысли обойти все их тайные убежища ее почему-то затрясло.

Вот если Роун и завтра не вернется, тогда можно будет пойти в храм. К Лирсли. Или даже к самой тавхоэни Эрисее. Они-то наверняка знают, что делать в таких случаях.

А если он и впрямь не вернется?

Орри растерянно остановилась.

Если бы вправду случилось что-то плохое, взрослые уже подняли бы тревогу. Может, Роун давно дома. Но лучше это проверить завтра.

На город медленно наползал тусклый осенний вечер. Орри нахохлилась и поплелась домой, но постепенно ускорила шаг, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег. Ей нестерпимо хотелось как можно скорее оказаться под крышей. У огня. И среди людей.

* * *

Она проснулась от яркого света, заливающего комнату, обжигающего глаза даже сквозь сомкнутые веки. Утро... Нет, уже день. Давно.

Орри вскочила, не понимая, почему ее до сих пор никто не разбудил. И замерла, ошеломленная. Комната была не ее. То есть, не то, чтобы совсем не ее. Кровать, сундук в углу, стулья выглядели вполне привычно. Но занавески на окне — не голубые, как раньше, а цвета болотной грязи и все в каких-то разводах. И на полу посреди комнаты — фонарь. Тот самый, потерянный на Нижнем лугу. А еще откуда-то взялось кресло. Массивное, старое кресло, повернутое к стене. И в нем кто-то сидел. Орри почему-то совсем не хотелось выяснять, кто именно.

Девочка тихонько взяла одежду и скользнула к двери. Но той не оказалось на месте. Глухая стена. Орри завертела головой, но выход исчез. Даже окно стало узким, словно бойница в крепости, и продолжало уменьшаться. Только свет оставался таким же слепящим. Казалось, он проходил сквозь стены.

— Привет!

Орри вздрогнула и обернулась. Кресло внезапно оказалось совсем рядом и развернутым к ней. И в нем сидел Роун.

— Знаешь, что случилось с Ласвахом, Орри?

— Т-ты... откуда здесь?

— Я тут живу, — беззаботно улыбнулся приятель.

— Но это же не твой... — начала было девочка, но передумала спорить. — Я искала тебя, — буркнула она, сделав на всякий случай пару шагов назад. — И отец твой сердится. Где ты был?

— Здесь, — Роун встал, деловито пошарил в кресле, нащупал венок из цветов ирсинии и нахлобучил на голову.

— Сними, дурак! — возмутилась Орри. — Это же свадебный убор для невесты. Тебе три года теперь удачи не будет!

— Он для тебя, — мальчик снял венок и с улыбкой протянул ей. Нежно-розовые лепестки дождем посыпались на пол, засыхая и чернея в полете. — Я возвращаюсь домой.

— Давно пора, — фыркнула Орри, как бы невзначай отходя в сторону.

Так, словно дверь все-таки была у нее за спиной.

— Надень, — попросил Роун. — Ты остаешься. Мы поменяемся.

— Чем поменяемся? — нахмурилась девочка.

— Я иду домой вместо тебя, — терпеливо объяснил приятель. — Ты остаешься. Надень венок.

— Еще чего!

Тень Роуна внезапно удлинилась, заскользила по деревянному полу, по скукожившимся сухим лепесткам к ногам Орри.

Девочка взвизгнула — и проснулась.

За окном было темно.

Она села на кровати, с колотящимся сердцем вглядываясь в сумрак. Нашарила на столе огниво, с четвертого раза сумела зажечь свечу.