Маэдрос растерялся. Облик Мелькора был очень красив, в нем не было ничего устрашающего, что говорило бы о мощи Валы. Мужчина, высокий и сильный, но ничего пугающего в его облике не было: ни когтей, ни клыков, ни чешуи — ничего, что он мог бы использовать в битве...

Но потом его взгляд скользнул ниже — он понял.

— У него может быть лишь одно предназначение, — прошептал он.

— И какое же?

Эльф бессильно покачал головой. Мелькор притворно вздохнул:

— Вы, нолдор, такие умные, но такие упрямые. Нужно привести вас к воде и окунуть с головой, чтобы заставить пить. Да будет так.

Рука, что все это время ласково поглаживала его волосы, зло вцепилась в них, наматывая длинные пряди на запястье. Успокаивающее тепло, что исходило от Мелькора, вмиг стало обжигающим пламенем — тот подошел слишком близко. Нестерпимо близко. Прижатый к скале, с туго — так, что слезы из глаз — натянутыми волосами, Маэдрос не смог отвернуться, когда толстый, налитый кровью член раскрыл ему губы.

Ошеломленный внезапностью происходящего, болью, эльф не сумел помешать Черному Вале погрузить ему в рот жесткую гладкую плоть. Мелькор не нежничал. Он прижал голову пленника к скале и начал толкаться ему в рот, вытаскивая член лишь затем, чтобы снова войти, уже глубже. Снова... И снова... И снова...

Маэдрос хотел закричать, но смог лишь издать какой-то невнятный звук из-за толстого члена, заполнившего его рот. А его ужас привел мучителя просто в восторг. Мелькор зло рассмеялся, ладонью свободной руки оперся о камень и стал двигаться быстро и резко. Каждый раз, когда игрушка всхлипывала от страха и боли, он вздрагивал от наслаждения и начинал двигаться еще быстрее.

Пленник в отчаянии пытался совладать со своими криками, но ужас душил его, лишал воли... И только когда он погрузился в оцепенение от мерзости совершающегося, его вопли утихли, оборванные жалобным хрипом. Только Моргота это совсем не устраивало. И он, войдя в рот эльфа по самый корень... с руганью и рычанием ударил его, заставив опомниться.

Маэдроса мутило, подкатила рвота, а он лишь бессильно болтался на цепи и собственных волосах, обдирая кожу о камни, не чувствуя ничего, кроме огромного члена, погружавшегося ему уже в горло, и руки, теперь стальной хваткой сжимавшей ему подбородок, чтобы удобнее было загонять. И он проникал все глубже и глубже! Сколько же это может длиться?! Весь мир сузился для него к этой отвратительной вещи, и теперь он не мог даже вздохнуть. Такую смерть приготовил ему Мелькор? Сломать и заставить задохнуться, ублажая свою похоть?

Темнота в глазах погасила для него все вокруг, и если бы не боль в волосах и правой руке, он бы лишился сознания. Но он не мог, он был бессилен сбежать отсюда, чтобы не чувствовать запаха Темного Владыки, не ощущать длинный и толстый член, прорывавшийся в его горло...

Пришла смутная мысль, что, возможно, это и к лучшему... Конечно же, Намо не будет столь жесток, чтобы отвергнуть его после такой смерти...

Когда остекленевшие глаза эльфа закатились, пальцы, сжимающие его челюсть, резко вскинули ему подбородок. Нолдо поднял на Моргота затуманенный взгляд — Владыка Тьмы смотрел на него нежно, почти по-отечески.

— Если бы я просто хотел овладеть тобой, Руссандол, я сделал бы это давно, — произнес он, и голос его был полон безграничного терпенья, но в тоже время твердым, как сталь. — Я не позволю тебе умереть. Ты — мой, и я хочу тебя. Тебя всего. Отдай себя мне — и обретешь покой.

"Нельзя... умереть?" Маэдрос не понимал, что еще привязывает его к жизни, но понял, что Темный Властелин прав. Его легкие молили о глотке воздуха, но сердце билось ровно, как обычно. Словно этого ужаса с ним не происходило. Успокаивающее небытие оказалось для него недосягаемым. Его феа билась в теле, словно птица в клетке, и также не могла улететь...

"Отдай себя..." Как? Он не мог двигаться. Не мог говорить. У него нет ничего, чтобы дать.

Кроме...

Кроме остатков гордости, что он еще не утратил.

* * *

Единственное, что интересовало сейчас Мелькора — не затянул ли он игру, доведя нолдо до того состояния, когда уже нет сил понять, что от него требуют... Но он улыбнулся, наконец-то чувствуя, как неохотно сжимаются губы вокруг его члена. Как неумело язык, не приученный к такому, пытается облизать его плоть. Как тихо всхлипывает его маленький гордый раб, сжимая поврежденное горло, забрасывая подальше свою гордость, начиная сосать член своего насильника так, словно это его возлюбленный.

Ах! Этот момент нужно смаковать. Мелькор не торопился, заставляя Маэдроса самого ласкать его от конца до основания, позволяя наслаждению разливаться по всему умело и быстро сработанному телу. Вала гордился своим новым обликом, созданным буквально за несколько суток, что прошли с момента взятия в плен сына Феанора. Это тело действительно имело лишь одну цель — принести наслаждение от медленной ломки и приручения наследника Финве.

Нет, у Мелькора не возникало и мысли вернуть рыжеволосого короля его братьям, даже если бы нолдор оказались сговорчивыми и согласились на его требования. Это удовольствие слишком ценно, чтобы вот так просто лишиться его...

Маленький король сосал теперь исступленно, в отчаянии полагая, что это позволит ему быстрее освободиться от присутствия Темного Владыки. Мелькора это позабавило, и он намеренно удерживался от оргазма. Но хватит. Этого достаточно.

На сегодня.

Расслабившись, он позволил удовольствию достигнуть вершины, наполняя рот Руссандола горячим семенем, и, сжав волосы юноши в кулаке, запрокинул ему голову, чтобы спустить остатки прямо в сжимающее его горло. Эльфенок слабо забрыкался, но это было бессмысленно — Вала крепко держал его. Руссандол захлебывался спермой, которую ему было трудно проглотить из-за глубоко засунутого в него члена, и немелодичное бульканье, что он издавал с каждым глотком, было сладостно для ушей Властелина Тьмы.

Да, такому сладкому мальчику требуется уделять больше времени. Но ведь это только начало.

Теперь, когда Валар зализывают раны в Амане, а он владеет Сильмариллами — здесь, укрывшись за стенами Ангбанда, где ему не страшны были никакие враги — у него в запасе полно времени, чтобы... приятно проводить его в столь же приятном обществе.

И Руссандол для этой роли подходит как нельзя лучше.

У него впереди еще много... очень много времени.

Глава третья

Мелькор оставил Маэдроса обессилевшим, почти потерявшим сознание, но живым, как прежде, висеть на цепи, притупив, однако, мучившее эльфа чувство голода. Еще дважды поднимался Владыка Тьмы к западному склону Тангородрима и распластывал Руссандола на скале, безжалостно используя его рот для удовлетворения собственной похоти. И каждый последующий раз был для Маэдроса мучительнее предыдущего. Мелькор не сдерживал себя, растягивая удовольствие, унижая и причиняя боль своей жертве. Забавляясь, наблюдал, как его "подстилка", начиная с упрямства и холодности, заканчивала отупелой покорностью, лишь бы отделаться от его общества.

Но в четвертый раз все пошло чуть по-иному...

* * *

Это не жизнь. Но выбора не было у него.

Мелькор больше не говорил с ним, не задавал вопросов. Он просто брал, что хотел.

Эльф осторожно сглотнул — поврежденное горло болело, а времени зажить ему не давали. И, возможно, его и не будет, пока он, Маэдрос, будет интересен Мелькору. Майтимо уже не раз думал, как долго сохранит свою... привлекательность в глазах Моргота. И что будет с ним после этого. Что-то худшее? В это верилось с трудом.

Поэтому все, что ему нужно — испортить забаву Повелителю Тьмы. Как?

Просто. Если он перестанет придавать значение своему унижению, а именно ломать его гордость нравится Темному Властелину, то быстро утратит для него интерес.

А потом, возможно, ему дадут умереть.

Он устало вздохнул, пытаясь не замечать прошедшую по телу дрожь боли. Замысел хорош, но как воплотить его в жизнь? Это невозможно. Здесь нужен был разум более трезвый и изобретательный, чем его собственный. Ему нужен... Финдекано. Финдекано знал бы, что делать...

Майтимо улыбнулся при мысли о своем любимом двоюродном брате, лучшем друге... Призрак улыбки был тут же сорван холодным северным ветром. Лучший друг его был брошен погибать в безжалостных льдах Хелкараксе вместе со своею семьей.

Брошен ради принесенной в безумии Клятвы и жажды мести, что привели его сюда, на эту скалу, где он всеми забыт и покинут...

Он уронил голову и закрыл глаза. Возможно, это — воздаяние за его преступления. Его братья не придут за ним. Они тоже связаны Клятвой. Он понимал их, хотя его сердце разрывалось от боли и обиды — но Финдекано?.. Старший сын Нолофинве благороден и разумен, и в то же время верен тем, кого любит, и упрям, почти как Феанаро. Ничто не остановит его. Ничто и никто. Финдекано спасет его. Недаром он был прозван "Астальдо" — Отважным.

Маэдрос открыл глаза, вздрогнув от неожиданной мысли, пришедшей на ум. Быть может, даже память о дорогом друге поможет ему.

* * *

Когда появился Мелькор, Маэдрос укрыл свою ненависть маской покорности и послушно выполнял то, что от него требовалось. Он не позволял себе думать... или, вернее, позволил себе думать только об одном. О Финдекано.

Он никогда прежде не думал так о другом мужчине, тем более — о своем друге детства, но ведь никто об этом никогда не узнает... И если это избавит его от жалкого существования, какой вред от подобных мыслей?

Поэтому, повинуясь приказу Мелькора смотреть на него, Маэдрос все свое воображение использовал, чтобы представить, что видит перед собой прекрасное лицо Финьо вместо этого, куда как более красивого, но ему отвратительного. Майтимо представил, что шелковистые кудри Темного Владыки обратились в пышную, растрепанную копну полурасплетенных кос, в которые так любил убирать волосы его друг... Заметил цветастую змейку атласной ленты, почти выпавшую из смоляных прядей, увидел, как нежно смотрит Финьо на него своими добрыми янтарными глазами, столь не похожим на голубой лед очей Мелькора, под взором которых он всегда застывал, будто от стужи.

Вначале это было сложно, но вскоре его разум так цепко ухватился за видение, что Майтимо мог лишь удивляться, как легко он сумел укрыться от власти Моргота в неловкой своей фантазии. Так было легче. Намного. Покинув жестокую действительность, он мог смириться с нею. И теперь, когда знакомый член оказался у него перед лицом, он сам потянулся вперед — прежде же Мелькор заставлял брать его в рот. Он забыл об отвращении, о нем и речи быть не могло, когда он стоял на коленях в густой траве, согреваемый светом Древ, и видел, как сияют глаза Финдекано, когда он делает так, а затем вот так...

Это только его воображение, или Мелькор на самом деле не так груб, как обычно?

Разумеется, нет.

Малая часть его памяти, все еще цепляющаяся за реальность, радостно унеслась за море в Благословенные Земли. И Майтимо остался наедине со своим возлюбленным другом среди зеленых трав Амана, и вот, наконец, Финьо выплескивается в его жадный рот, вскрикивая от наслаждения, ставшего невыносимым, и от этого крика собственное сердце Майтимо бьется быстрее в груди... От счастья...

Сколько прошло времени, Маэдрос не знал и знать не желал. И вдруг он был вырван из своих грез резкой болью в затылке — от удара о камень, и в руке — от едва не разорвавшегося сухожилия. Он болтался на цепи, словно игрушка, наскучившая ребенку.

Он вздохнул, с облегчением чувствуя, что рот на этот раз свободен, и с небывалым удовольствием выплюнул сперму Валы, которая вязким ручейком скользнула по скале. Несмотря на произошедшее, его сердце едва не пело от счастья. Он сумел убежать! Что было, то было, но вот только его здесь не было!

Но он старался укрыть свою радость за личиной покорности, задыхаясь, послушно склоняя голову, являя собой сам образ смирения, в надежде, что Моринготто покинет его. Владыка Тьмы получил, что хотел, разве нет? Пусть теперь приходит, когда ему угодно, Маэдрос не будет возражать. Он нашел путь к спасению. Он победил.

— Напротив, — мягко, очень мягко произнес Мелькор, и его голос был небрежной ленью ядовитой змеи, всегда готовой к атаке.

Маэдроса пробрала дрожь. В отчаянных своих надеждах он забыл, что ему теперь невозможно скрыть мысли от Валы. Или, быть может, он рассчитывал, что его помыслы не стоили внимания Моргота — когда он получал то, что хотел. Но он ошибался.

— Ты своими руками вручил мне поистине бесценное сокровище.

Затем Темный исчез, растворившись в стелящейся над землей мгле.

Сначала Маэдрос не мог пошевелиться. Не мог понять то, что случилось. Затем, немыслимо изогнувшись, он забрался на узкий выступ в скале, прижимая колени к груди и обхватывая их свободной рукой, охваченный ознобом от страха. Что он сделал не так? Где ошибся?

Он терзал свой утомленный разум в поиске ответов, но не нашел ни одного. Моринготто может читать его мысли, это верно, но он не может ни вторгаться в них, ни изменять. Ему не о чем волноваться. Он в безопасности.

Разве не так?

* * *

Моринготто — именно так, Маэдрос все еще называл его этим прозвищем в своих мыслях, — не появлялся уже долгое время. Когда же он, наконец, изволил явиться, его "очаровательный питомец-эльфенок" едва дышал, неподвижно вися на цепи, словно сломанная игрушка. Его сердце едва трепыхалось под выступившими ребрами.

Маэдрос почти не осознавал, что происходило с ним в этот раз, знал лишь, что Владыка Тьмы, вопреки обыкновению, не стал использовать его в качестве средства для удовлетворения своих желаний. Грезящий о небытие, он заметил лишь тень, упавшую на него, тихие, замысловатые проклятия, звучащие, словно дальний гром... А затем рука, обжигающая, как раскаленный металл, коснулась его щеки.

Манящие объятия смерти развеялись, словно дым на ветру.

Жалобный стон отчаянья вырвался из его горла, когда он ощутил, как его иссохшие жилы вновь наполняются жизнью. Он готовился к худшему, думая, что сейчас повторится то же, что и обычно... Но, окончательно придя в себя, увидел, что находится в одиночестве.

Сначала он не осознавал произошедшего, но спустя какое-то время, когда к нему вернулись остатки его прежних сил, до него дошел смысл прихода Моргота. Он не желал его смерти. Моринготто хотел, чтобы он страдал в ожидании... Чего?

Но чтобы ни задумал Моргот, это явно будет самым ужасным из всего, что Майтимо уже довелось перенести по его милости. Он знал нрав Моргота.

Так и случилось.

Глава четвертая

Маэдрос не хотел засыпать, даже не думал, что сможет это сделать, но все же уснул. Его беспокойный сон слетел с него, как шелуха, когда его сильно ущипнули за сосок, и он понял, что его мучитель вернулся. Как долго был здесь Моргот, ожидая его пробуждения, прежде чем он очнулся, вскрикнув от боли и неожиданности?

Звезды сияли в полную силу. В своих привычках Моринготто был непоколебим, как утес, хотя был гораздо древнее любой из скал Тангородрима.

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓