Доброе утро... Лаос?!

К вечеру же он обозлился еще больше — его как раз вызвали в одну из халуп большого начальства, где долго и нудно клевали в мозг тем, что если с головы журналистов упадет хоть волосинка или с этой волосинки вошка, то неустойку вычтут из общей суммы получки всего отряда. Секач слушал, кивал и со сладостным чувством под ложечкой воображал, как летит в большом красивом самолете и заливает весь этот лагерь напалмом. Если бы бабло пришло вот прямо сейчас — через пять минут он бы уже угнал каноэ и переплыл бы Меконг.

Едва Сугимура подвалил к своей палатке, намереваясь прежде скрутиться к умывальнику и покурить на свежем воздухе — столкнулся нос к носу с Салливаном — точнее говоря, тот почти уперся носом ему в грудь. Настроение улеглось где-то в районе пяток и там стухло окончательно.

— Хули приперся? Я фотографироваться не собираюсь — беседовать с тобой тоже, — буркнул Секач, подходя к прибитому неподалеку умывальнику, скастованному из пластиковой бутылки. Вымыв руки, ополоснув лицо, шею, бритую голову и плеснув водой себе на голый, липкий от пота торс, наемник встряхнулся, повязал бандану и закурил, игнорируя журналиста начисто, словно тот был соткан из духов и туманов как ебучий фантом.

— Да я собственно не фотографироваться и не беседовать, — Рой улыбнулся самой простой и располагающей из своих улыбок, подходя чуть ближе. Наемник его встретил, понятное дело, не литаврами и фимиамом, а совсем даже наоборот. К этому Салливан тоже отнесся философски. В конце концов, они с Маркесом страсть как не любили, когда к их дуэту прицеплялся кто-то третий. Так почему этого бизона должны радовать всякие там хрены с бугра в лагере? Но все же, усугублять ситуацию не стоит. — Я прекрасно понимаю, что мы Вам тут на хер не сдались, но ведь у каждого своя работа. У вас — своя, у нас — своя. Если мы с Маркесом сегодня действительно вам мешали — то вот, хочу преподнести в качестве компенсации. Да и вообще, просто преподнести.

С этими словами Рой снял с плеча флягу на ремешке и протянул Секачу.

— Это ром. Настоящий, ямайский. Понюхайте, попробуйте — я не обманываю.

Салливан отвинтил крышку, и в воздухе тут же разлился чудный аромат качественной выпивки. Сам журналист тоже немножко пригубил.

Несмотря на то, что по лагерю ходили слухи, что их командир — это и есть тот самый Терминатор, присланный из будущего для наведения порядка в прошлом, на самом деле Секач, конечно, был живым человеком. И пусть у него было мало слабостей — но зато если их найти, то противостоял он им с ооочень большим трудом.

Нос у него дернулся как у зверя, когда в воздухе разлился аромат настоящего рома... которого он не нюхал уже, не соврать бы, месяц.

— Хм... — конечно, он прекрасно понимал, что его сейчас покупают, да и не сказать чтобы прям так очень задорого, но в местах, где шла война, хорошее спиртное, как и хороший табак, ценилось куда больше, чем в цивилизации. — Так, ладно, пошли. И отравить меня сложнее чем ты думаешь — разве что если пойду топлива похаваю.

В палатке обстановочка была та еще — разворошенную койку он лениво расправил, смахнул с тумбочки пустую пачку от гандонов, после чего уселся на койку по-турецки. — Давай свой ром — и колись, зачем пришел. Не про погоду же беседовать.

Рой завинтил крышку и кинул флягу Секачу — этот-то уж точно поймает — и, особо не куртуазничая, присел прямо на земляной пол, перед Райджином.

— Да, собственно, ничего такого особенного. Просто подарить Вам флягу хорошего рома, чтобы Вы стали лояльнее относиться к нашему с Маркесом пребыванию здесь. Уж простите за двусмысленность фразы, но таких, как вы, у нас с Джи Пи уже был вагон и маленькая тележка. Мы как бы привыкли, что нам не рады — потому что это вполне логично. Люди работают работу, делают дело и всякое такое, а тут объявляются два хрена с бугра, и начинают везде ползать, везде щелкать. Но что уж поделаешь, такая наша журналистская работа. Вы вот деньги зарабатываете, убивая людей. Я — фотографируя, как вы убиваете людей. Кто из нас чище и незамутненнее — уж точно не нам решать. Ваше здоровье.

— Да ты, блядь, философ, — лениво откликнулся Сугимура, с наслаждением прикладываясь к фляжке. — Ты мне тут порожняк не гони, таких как я у тебя не было и не будет, я один в своем роде, мне даже мама говорила, что я очень особенный мальчик. Мои рисунки всегда висели на холодильнике, так что я с детства чувствовал себя востребованным.

Ром приводил его в благодушное состояние, и Райджин даже шутить стал, хотя тут его юмор в большинстве случаев людей сильно озадачивал. Ну, с другой стороны, кому какое дело, а Салливан этот все-таки умело разводил народ на расслабон и беседы. Сугимура прекрасно понимал, что этому уховерту от него что-то надо, не вещественное так хотя бы просто втереться в доверие — но было действительно лениво его обламывать. Оба не маленькие, понимают что тут где и почем.

— Кстати говоря, вы меня особо не щелкайте, будьте добры — если где-нибудь на обложке "Нейшенл жеографик" появится мое еблище фас-профиль, у твоего фотографа у первого же будут проблемы — причем исходить они будут не от меня. Тебе конкретно этот лагерь впился что ли?

Рой лучезарно улыбнулся, откладывая фотоаппарат в сторону. На самом деле, и он, и Маркес уже успели достаточно пощелкать наемника, но печатать это нигде и не собирались — чай, не маленькие и не дураки, к тому же, сам Салливан например Райджина фотографировал все больше для себя — ну плохо же, когда такая фактура пропадает. Вот домой приедет, распечатает и вложит в свое портфолио, которое никогда и никуда не пошлет. Журналист понимал, что фотограф из него так себе, и вообще, есть же Маркес. Но нажимать на кнопочку аппарата сам все равно любил.

— Ну, впился не впился, а оттуда, откуда мы вылезли, пешкодралом разве что до вашего и доползешь. К тому же, он у вас тут большой, и хуеплетов из ООН всяких много. Грех не воспользоваться ситуацией. Плюс мы тут с Джи Пи посчитали — вся эта шняга долго не продлится. Повстанцев забросают гранатами и минами. А нам будет куда удобнее сваливать отсюда на ваших джипах, чем хрен знает как через чужую страну с недружелюбно настроенным населением. Кстати, на случай, если Вы еще не до конца убили в себе мать Терезу — у них там за болотом дети с бабами присутствуют. Это так, конфиденциальная информация, если че, я не говорил. Вы ж там наверное все напалмом сожжете?

Рой говорил, но в его голосе не слышалось ни волнения, ни сочувствия к обреченным повстанцам. Да, он жил у них три недели. Но он уже много-много раз жил у точно таких же списанных. Если из-за каждого переживать — никаких нервов не хватит.

— Напалмом-хуялмом... Нахрен мне не всралась вся эта война, Салливан, если б мне дали жечь — первым делом я бы радостно спалил нахуй этот сучий лагерь, а уж потом все остальное. Ладно... хорош пиздеть на ночь глядя, дуй давай к себе, благодарствую за пойло. Давай, давай, шагай.

Жестом Сугимура дал понять, что беседа иссякла, и пора скатывать шланги. Журналюга оказался на диво понятливым, что тоже порадовало безмерно.

Начальник лагеря визжал как... однажды Райджин, лет в шесть, болтаясь в подготовишках, увидел как школьная повариха опрокинула чан с кипятком на всю нижнюю половину туловища. Вот у нее даже глаза были выпучены примерно таким же образом... Секач, взирая на неистовствующее начальство, ощутил вкус детства и лениво раздавил большим пальцем муху на шершавой столешнице. Что-то ему подсказывало сейчас, что он может вытащить хуй, макнуть его в чернильницу и нарисовать на столе солнышко, все равно случилось нечто такое, хуже чего уже не будет.

— Два! Гражданских! На линии огня! — надрывалось перед ним человекообразное в уныло обвисшей разгрузке. — Ты представляешь, что будет? Ты знаешь, что мне за это будет?

Мне насрать, мечтательно отозвался мозг Сугимуры. Только что отрыжка из чеснока, черствого кукурузного хлеба, говяжьей тушенки и чечевицы напомнила ему забытый вкус колбасной солянки в школьной столовой, и ностальгия нежно зашептала что-то на ухо.

— Идите и вынимайте их оттуда. Хоть как вынимайте — хоть сачком тащите, хоть пули ловите — а если их подстрелят, я полечу. Но я полечу, а вас закопают. Всех, Михангос.

Михангос. Ах да, он и забыл, какая у него в этот раз фамилия. Хорхе Михангос. Убить бы того придурка, что втиснул ему в ксиву такое дебильное имя, так поди его найди теперь...

— Так точно.

Надеялся ли он, что гражданские, кто бы они ни были, будут живы в самом пекле такого массированного удара? Откровенно говоря, он бы сейчас трижды кончил в штаны если б узнал, что их заживо сожрали пиявки. По яйца в трясине уже не было возможности ползти по-пластунски, и озверевший Сугимура-Михангос-Секач так по-лосиному пер сквозь шквальный огонь, рассекая коленями вязкую черную поверхность болота, что редкостные безбожники в его отряде уверовали в то, что пули от него отмахивает папа-Люцифер.

В ботинках вкусно чавкала зловонная болотная жижа, над головой свистело и грохотало, плещущие по поверхности болота выстрелы вздымали подлые фонтанчики густых брызг, и Флавио, низенький коренастый португалец, озабоченно крикнул:

— Командир, давайте назад уже! Провалимся! Дальше глуб...

Он захлебнулся как раз на последнем слоге, сраженный пущенным в его сторону комом жирнейшей грязи. Ни у кого не хватило смелости прокомментировать этот инцидент под взглядом Секача, вытирающего ладонь о штаны, снова отвернувшегося и возобновившего путь.

Каждому пришлось осознать — гражданским действительно лучше побыстрее отдать концы, пока до них не добралась смерть в максимально худшем для них обличье.

Командир греб болото как гигантская водомерка, с такой неебической скоростью, что когда он внезапно остановился, за его спиной создалась поистине аварийная ситуация — наемники налетали друг на друга, спотыкались и только чудом не осыпались в трясину сбитыми доминошками. — Оооооой! — торчащий из болота Рой Салливан был настолько густо облеплен грязью, водорослями, жуками и пиявками, что походил на сбежавшего из съемочного павильона участника масовки кинофильма "Кровососущие уроды". — Секач! Как классно, что вы нас нашли. Мы уж думали, что до вечера нахрен застряли... А... а хотите я буду называть вас "сэр"?..