— Знаешь, я уже заметил, что по жизни выживает всякое говно. Вот ты например, говно такое. И я. Меня пули не берут как заговоренные, в Лаосе проскочил, в Белграде только ухо порвал, вон зашитое, и вообще везде — все заживает как на собаке. А один мой дружок знаешь чо — отмечали как откинулись из тюряги. Хуйнул пробкой от шампанского себе в глаз и умер. Вот так просто, взял и умер, глаз вбило в башку вместе с пробкой, упал и раскроил затылок об железную койку. Двадцать минут пока скорая доехала — и нет человека. И ты знаешь, почему у меня подельников нет никогда? Они все помирают. Стоило кому-то со мной связаться — сдыхал через некоторое время, причем ну тупейше просто. Маноло вообще сломанным кием зарезали. А я всегда живой, новый паспорт, вперед и с песней. Сдается мне, я потравлюсь селедкой или там пизданусь со стремянки когда буду лампочку вкручивать.

Салливан приподнял бровь, лениво пожевывая сигарету. Интересно знать, с чего это многоуважаемый Секач вдруг задымился ностальгическим флером. С другой стороны, они сам был уже пьян в какашку, поэтому разговор поддержать захотелось.

— Та же манда, мужик. Сто раз так было. В Мостаре библиотеку помогал дедку одному разбирать горящую. И знал я, что на домах рядом снайперы сидят, которые ни хрена не рыцари, и стреляют прежде всего в гражданских и медиков. Нихуя как видишь. А Маркеса помнишь? Мы с ним через год после Лаоса в Африку поехали... его там пристрелили. Вот сюда, в затылок, снайпер. Я тогда минуты две не шевелясь стоял, как меня не сняли, пес его знает. А потом его сфотографировал тоже...

Сугимура, сидящий боком к столу, покосился на Роя сквозь сизые кучеряшки табачного дыма.

— А в этот раз тогда что? Кто из нас?

— По-моему, Секач в этот раз мы ловко наебали мироздание. Оба такое говно, на которое мухи и те садиться бздят. Такие, как мы, больше здесь жить не смогут. Потому что здесь жизни нет. Он только там, ну, там... Вот когда жопой кверху в болоте тонешь под пулями — вот тогда и живешь.

— Хуйня какая-то, — резюмировал Райджин после непродолжительной паузы.

— Аыыы, и пошел ты в сраку. А я спать. Заебало все, — Рой кое-как, маневрируя задом, поднялся с табурета и по синусоиде побрел в коридор, натыкаясь на косяки и путаясь худыми ногами в простыне, произвольно намотанной на его тело наподобие римской тоги. Полотенце в очередной временной хате было только одно, и им уже завладел Секач, укомплектовав свою собственническую задницу на правах авторитета их маленькой коммуны.

Сугимура проводил своего горе-напарника взглядом и просто выплюнул уже докуренный до фильтра и затухший окурок. Все одно вокруг такой эпический срач развели, что кухню давно было проще сжечь.

Несмотря на свой природный похуизм, признавал он правоту Салливана с большой неохотой. Журналюга хоть и гондон штопаный, но в какой-то степени настолько свой, похожий, что аж стремно. Они оба были чертовы неубиваемые паразиты на человечестве, и в каком-то смысле из них команда получилась бы если не дружная, так хоть смешная. Сцепились кармами?

Поднявшись вслед за ним, Райджин догнал его в коридоре, осторожно перехватил за пояс, разворачивая к себе и скользнув губами от уголка его губ к уху. Вот и в который раз накрыло по пьяной лавочке. Несмотря на — а может, напротив, благодаря бесконечной клоунаде с конями, от этого упыря так тащило жизнью, и весь он был такой настоящий, что невозможно было удержаться. Он и не удерживался — погладил костлявую журналистскую жопку, забрался рукой под простынь и похабно защупал теплое бедро.

— Бля... Секач... Как ты задрал... — язык у Роя заплетался беспощадно, и благородное возмущение от этого несколько утрачивало свою эффективность. — Извращенец придурочный, ладно я б хоть сексапильный был, охота вот тебе каждый раз ебать такое сокровище?

— Ну дык я тоже не мистер Июль, — хохотнул Сугимура, цепляясь за стенку и не намереваясь даже сантиметра расстояния между ними уступить. Только фыркал в ухо как конь в стойле, облизывал горячим языком и как обычно игнорировал воззвания к совести. Хотя попробовать стоило.

— Совести у тебя нет, — попытал счастья Салливан. Впрочем, сиреневый туман уже давно бесстыже заволок мягкие мозговые извилины, и не было даже в этот раз особого задора сопротивляться. Все равно же оттрахает, слон посудный. Если расслабиться, даже можно словить что-то вроде кайфа, сильно разбавленного в очередной раз потоптанной мужской гордостью. — Мне на этой жопе сидеть еще.

— Средств у меня нет чтоб еще совесть содержать. Пасть закрой и получай удовольствие, зараза мотыжная, ну или не мешай по крайней мере. Я аккуратно, на жопе своей хоть ламбаду потом танцуй. И вообще ты хорошенький, смирись.

— Чебля? Сам ты хорошенький, слышь, ублюдище, — пьяно отмахивался от него Рой и почему-то глупо хихикал. Джин и виски внутри безнадежно вступали в реакцию, сообщая слабость конечностям и воле в довесок. Не хотелось рыпаться... лечь бы и уснуть. Уснуть.

Уснешь тут. — Подожди... подожди говорю, дурак, мне в ванную на... надо...

Тут же он свои отмазки и опроверг, уронив окончательно железобетонно отяжелевшую голову Райджину на плечо. Сознание как-то рассудило, что затылком об стену будет сильно твердо, а так еще приемлемо вполне. Пусть даже этот орангутанг примет это за зачаточное проявление взаимности.

— Ты там был полчаса назад, дуру не гони, — Сугимура повел носом. Им он как раз угодил в макушку Роя, в эту вечно вихрастую, пахнущую водой, дымом и немного псинкой. Хер там а не романтическая атмосфера и прочие пикантности, етиху мать.

Они вольным стилем догребли наконец до комнаты и сверзились на прыгучую сеточную койку, обреченную на судьбу траходрома с момента своего появления на свет, ибо помещаться на ней вдвоем возможно было исключительно лежа друг на друге. Она даже одному Райджину была мала в ширину, и во сне у него обязательно что-нибудь с края свисало и затекало до полупаралича.

Распеленав Салливана, Райджин отправил его тогу в вольный полет по комнате и навалился, разложил и распластал тело по ноющей пружинами кровати, едва выносящей их совместный вес.

— Бегемотина.

— Дрищ.

И не поспоришь.

Дабы зря не поклепничать на Сугимуру, стоило отметить, что коль уж он трахал мужиков, то получалось это у него на зависть талантливо, почти что как убивать. Может даже и лучше. Если б вот был не такой большой страшный и с хуем...

— Слушай, отсосал бы хоть разок, растлитель бессердечный, — кнопка здравого смысла у Роя и так с рождения была заблокирована навечно, а уж в такую дымину да в постели с Секачом грех было следовать совету зашить варежку. Даже валяясь с раздвинутыми ногами под самым отмороженным головорезом, встречавшемся ему на жизненном пути, харизму задешево продавать он не намеревался.

— Тебе-то? Размечтался, — Сугимура прекратил лизать его шею и поднял совершенно академическую постную рожу, будто в библиотеке Фейхтвангера читал.

— Вот черт... да я б сфотографировал и футболку себе сделал. Мечта такая, приколись. Поперек груди ты с членом во рту. Аж слеза наворачивается.

— Сам у себя сейчас отсосешь, раз такой умный, — развеселился Райджин. — А я может тебя мечтаю зреть исключительно с вилкой в глазу. Ну тебя к свиньям, мудозвон.

— Взаимно.

Огромные лапищи Секача могли быть такими нежными, что постоянный круговорот млеющих телок обоего пола вокруг него постепенно переставал быть для Роя загадкой, хотя их первый раз он до сих пор не мог вспоминать без рефлекторной боязливой вибрации в очке. Да уж, досталось ему, болезному, тогда на орехи.

То ли дело сейчас... Если закрыть глаза и не видеть глумливую харю, почти получается распознать доставляемое удовольствие в мешанине вертолетов от скотского количества алкоголя.

Райджин не любил делать больно без производственной необходимости. Какой смысл делать бесплатно то, за что обычно бабло получаешь. И смирился с тем, что его таращит от тела Салливана, ну как, пожалуй, безродного пса от мертвечины. Вроде ничего хорошего, а оторваться невозможно, так и тянет вываляться в дохлятине с торжествующим подвыванием. Обсосать мягкое ухо, растеребить мелкие, с оливку, соски, и корявые грабли его беспрестанно раскидывать в стороны и прижимать к подушке, ведь каждый раз норовит, опоссум блохастый, ладонью отпихнуть, а то и хлопнуть по физиономии.

— Давай быстрей, целоваться еще с тобой... — выдохнул Рой, мастерски делая вид, что собственный вставший член к нему никак не относится и вообще давно получил автономию.

— Хорош канючить, хочешь как в первый раз?

— Не хочу, не... — Салливан поперхнулся и, на секунду прощелкав самоконтроль, вздохнул со всхлипом, когда длинные, мокрые от его пота пальцы проехались по члену, сгребли яйца в горсть и игриво помяли. Вот урод, ни одна баба не знает как это все щупать реально чтоб ком к горлу и пальцы на ногах заворачивало в улитки. Только не палиться, не палиться, ни за что никогда... И смазка как всегда почему-то холодная как сука. Рой совершенно негероически пискнул, безуспешно, естественно, шевеля прижатыми к бокам Райджина ногами и извиваясь ужом.

— Больно, слышишь, ты, людоед... больно говорю...

— Тихо ты... тихо, — приговаривал по-отечески терпеливо Секач, дотрагиваясь губами до уголка его глаза и даже не думая прекращать тиранить уже предчувствующий недоброе зад. Как ни пытался журналист держать лицо, как ни скребся в ворота своего внутреннего гетеросексуального рая, а все-таки отчаянно корчился и подвывал сквозь зубы, когда под пальцами, елозящими у него внутри, подло и сладко екала задетая простата.

Сугимура последний раз смачно засосал его в губы, перевернул, поставил на колени... ну и слава богу, хлеборезку его не видеть хотя бы, представлять что это инопланетяне поймали и ставят опыты... Упираясь в железное изголовье кровати, Рой похныкивал и морщился как ребенок, разбивший коленку, и все думал, как это он докатился. Как и всегда, Секач, помимо отвратительной способности предсказывать их совместное будущее, еще будто бы и мысли прочитал.

— Знаешь, когда я тебя первый раз захотел? — прошептал он Салливану на ухо совершенно без придыхания. Страшный человек, словно не трахался тут как марафонец. — В сраном Лаосе тогда, ну когда вы нас подставили. Подгребли, гляжу — торчишь в болоте, весь в говне, в пиявках, кикимора зеленая, из-за вас операция вся накрылась конской пиздой, а я думаю — сейчас в трясину швырну и буду драть как овцу, пока не захлебнемся.

— Выходит, легким испугом я тогда отделался, если считать тумаки и речь в сто ни разу не повторившихся слов?

— Считай что так, — зловеще ухмыльнулся Райджин и, балуясь, укусил его за загривок.

Больше они не разговаривали — еблись как облезлые коты в мартовскую лунную полночь, пальцы у Роя намертво прикипели к железу кровати, а Сугимура, неугомонный, надрачивал ему одной рукой в такт, а другой пятерней накрыл лицо. Точно в губы пришелся его жесткий мизинец с обломанным ногтем, твердым, как полированный пластик. Потная кожа липла с мокрым мясным шлепаньем, и подступающий оргазм ощущался как закипающий в животе густой сироп. Как всегда патлы Райджина щекотались между лопаток аж до истерики, как всегда мучительно ткнулось что-то в пах, и он кончил — как и обычно с дозой успокоительного "я не педик, мне это подбросили!"

— Секач, — проскрипел пересохшим горлом Салливан спустя пару минут.

— У? — откликнулся Райджин, уже успевший надыбать сигарету и безмятежно дымящий в потолок. Из-за узости койки приходилось жаться к нему сбоку как рыба-прилипала, и это, естественно, тоже являлось ничем иным, как суровой походной необходимостью.

— Когда мы выберемся — можно я тебя больше никогда не буду видеть? — Рой вынул сигарету из его рта и затянулся сам.

— На здоровье.

Сугимура молча достал еще одну и подкурил заново. Пожалуй, оба они этого дня ждали с одинаковым нетерпением.

В щедрой его биографии странной ебле отводилось почетное место. Например, тот случай в оркестровой яме театра, где он, пересиживая гоняющихся за ним с волынами обокраденных барыг, зачем-то выеб меланхоличного тарелочника Бино, который сидел на валиуме и коллекционировал печатные машинки. Тому тогда было лет тридцать, а Райджину двадцать с небольшим... Так он и не понял тогда, к чему это было. Вот как сейчас примерно.

Хотя, вполне справедливо — только за четверть того, что гнал Салливан в его адрес, кому другому он бы отвинтил нос и заставил его жрать с майонезом. Надо думать и сам журналюга в глубине души осознавал сущность молчаливого соглашения.

Только подумать — еще и призрак рефлексии неожиданно подкрался. Да ну нах.

— Все, Салливан, пиздуй на диван, и без тебя тесно, — пробормотал он невнятно, затушив сигарету прямо об стену и отщелкнув бычок подальше.

— Не ссы в компот, щас слезу, нужен ты мне, грибковый монстр. Жопа болит...ыааааы, тьфу, гадость... — донеслось еще менее разборчивое, под конец совсем свернулось и подозрительно стихло.

— Задрых, падла, — со вздохом констатировал Райджин и подтянул повыше укрывающую их простыню. Сталкивать засранца было жутко лень, а вес его щенячий особо на грудь не давил. Ну и пусть его. Утром протрезвеет, обнаружит себя оттраханным и сам отвалится, закатив скандал. Уебище лесное.

Часть шестая.

— Оторвались, — Райджин выдохнул и даже позволил себе пару секунд постоять, упершись руками в колени. Впрочем, передохнув, он немедленно захотел курить и полез в карман за сплющенной пачкой, где как раз оставалось три штуки — ему, Салливану и Ким. Очередное спасение их жизнелюбивых жоп от мучительной казни стоило отметить. — Бляяя, я ж так не драпал с того времени, как по мне с часовых вышек шестеро палили... Народная забава, подставь Бинка, почувствуй себя, блядь, антилопой гну. Теперь пошевелим мясом и рванем восто...

Прерваться его заставило выражение лица девчонки, увиденное краем глаза. Сугимура смекнул, что в сей чудесный момент в ее физиономии по-любому должно быть больше счастья, поэтому лишних вопросов задавать не стал и повернулся в ту сторону, куда был устремлен ее ошалелый взгляд.

Нельзя сказать, что это ощущение ему было в новинку. В жизни столько раз доводилось видеть, как невозмутимая чернота пистолетного ствола глядит прямо в морду с расстояния не больше трех метров, что даже пульс не участился. Единственное, что его в некотором роде обескуражило — наличие у этого ствола приложения в виде руки, а у руки приложения в виде Салливана.

Рой стоял на хорошо выверенном безопасном расстоянии от обоих своих компаньонов и целился в Райджина из УСП, который тот ему самолично выдал не более получаса назад чтоб в случае чего себя бинковским шакалам дешево не продать.

— Хм... — Сугимура слегка нахмурился и прищурил один глаз — ну чтоб проверить, не взглючнулось ли. Нет, журналист определенно был настоящий и тот самый, что и всегда. Только с пистолетом и слегка перекошенным от счастья еблом.

— Секаач, — даже как-то игриво протянул Рой. — Ну как ощущения?

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓