Наследник старого рода

Не будет ничего... ни хорошего, ни плохого. А ведь в этот момент ты готов согласиться и на плохое, на все самое плохое в мире, только лишь остаться бы в живых. Не правда ли?

Ничего этого больше не будет, поверь, не будет потому, что ты умираешь. Умираешь чудовищной и мучительной СМЕРТЬЮ, медленно ЗАМЕРЗАЯ.

Холод снаружи, холод внутри тебя, холод и есть ты.

ТЫ словно становишься безмолвной глыбой льда, в которой слабо и очень медленно бьется горячее, желающее тепла, сердце.

ТЫ понимаешь, что хочешь жить! ЖИТЬ! Чувствовать! Но уже очень ПОЗДНО.

Страдающий гипоксией мозг посылает воспаленному сознанию спутанные галлюцинации. Ты чувствуешь, как некая сила подхватывает тебя словно мелкую песчинку, а затем стремительно тянет куда-то вверх.

Через несколько мгновений ты неожиданно ощущаешь себя в паутине холодного света.

Везде лед... лед и холод...они окружают тебя со всех сторон и питают своей могучей энергией. Это совершенно не пугает, после всего пережитого, ты не боишься льда, ты с ним сроднился.

'Ты всей своей сущностью познал, что такое пронзающий Хлад — доносятся до тебя чужие слова — Отныне ты наследник рода Морозовых! Так будь же достоин!'.

В сознании взрывается яркая вспышка, и ты отправляешься в небытие.

Пробуждение было неприятным.

Очнувшись, я первым делом отметил, что уснул в крайне неудачной позе и явно не там где хотел бы. Это было понятно потому, что поверхность, на которой я лежал, была слишком ровной и твердой.

Рука опустилась вниз и ощутила поверхность гладкой керамической плитки.

'Это же надо было так надраться, чтобы затем отключиться в ванной! — с легким раздражением подумал я — Теперь понятно, почему так сильно ломит тело и болит голова'.

Я не большой любитель выпить, даже не так, большой не любитель этого дела. Однако могу позволить себе немного алкоголя по праздникам, исключительно в хорошей душевной компании. Поэтому признаюсь мне в новинку просыпаться в таком месте и в настолько отвратительном состоянии.

'Хотя с другой стороны это интересный опыт — с усмешкой подумал я — теперь буду знать, что такое сильное похмелье'.

Помимо болей в теле и появившейся внезапно тошноты меня не отпускали воспоминания о на удивление реалистичном сне. Он был настолько необычным и пугающим, что колотящееся сердце и не думало успокаиваться.

'Как будто я реально замерз от холода. Брр' — меня передернуло.

То, что я увидел, открыв глаза, повергло меня в состояние глубокого, парализующего шока.

Прямо передо мной в эту самую минуту крепкий старик, с простецким изрезанным морщинами лицом и длинной густой косой истязал лежащего на полу человека. Делал он свое дело довольно профессионально и с удивительной сноровкой...

Своим огромным коленом он придавил беднягу к полу, лишая возможности шевелить туловищем. Левой рукой зажимал ему рот, а правой держал длинный кривой нож, которым умело резал податливую плоть пытающегося кричащего человека.

'Тлять! Что тут нахрен происходит?!'

Пол и стены вокруг 'мясника' были буквально залиты кровью, однако, к моему несвоевременному и бессмысленному удивлению, на седом старике не было ни единой красной капли.

'О чем думаешь?! Идиот! Какая разница — заляпался он в крови или нет? — разозлился я на себя — надо срочно бежать, пока старик не закончил с жертвой и не переключился на меня'.

К своему стыду я отчетливо понимал, что шансов против маньяка у меня нет. Несмотря на занятия в тренажерном зале, юношеское увлечение борьбой, а также участие в нескольких десятках уличных драк, я понимал, что мне не справиться с крепким, вооруженным человеком. И это даже несмотря на то, что противник совсем не молод.

Несмотря на целую палитру ярких внутренних эмоций, внешне я был совершенно спокоен. Казалось, что они заперты где-то далеко в глубине моей души, будто бы что-то приглушало мои истинные эмоции, не давая им вырваться наружу. Словно чувства бесчинствовали за толстым бронированным стеклом, которое, в отличии от обычного, позволяло услышать лишь тихие обрывки нескольких бессвязных слов.

'За толстым бронированным стеклом — медленно и повторил я неожиданно зацепившую меня фразу — бронированным стеклом, бронированным стеклом — я продолжил повторения пытаясь запустить ассоциативную цепочку — бронированным стеклом...стеклом...стеклом. Или может быть льдом?! ЛЬДОМ?!'.

В голове зашумело.

Я понял, что головная боль стала следствием 'пробуждения' томившихся во мне воспоминаний. Перед моим взором одновременно проносились жизни двух людей: десятилетнего мальчика и взрослого мужчины.

Мальчика звали Иван в честь прославленного деда, он был седьмым сыном главы рода Темниковых и наследником рода Морозовых.

Мать ребенка погибла при его рождении, отдав всю жизненную энергию младенцу, это позволило ему родиться крепким и здоровым, у рода Морозовых появилась надежда.

Ее отец, дедушка Ивана, зачал ребенка в поздней старости, в состоянии полнейшей безысходности, когда при трагических обстоятельствах все члены его семьи погибли, защищаясь от нападения какой-то инфернальной армии, прорвавшейся вблизи родового поместья. Поэтому родственников по материнской линии у него и не было.

Если бы удача в очередной раз не отвернулась от князя, то новая супруга родила бы ему сына, позволив провести ритуал инициации и со спокойной душой дожить свой век. Однако та, подарила ему дочь, погибнув при этом. Поэтому Морозову пришлось не только воспитывать наследницу и устраивать ее брак, но и дожидаться рождения внуков.

Ситуация усугубилась еще и древним магическим законом, по которому только седьмой сын наследницы имеет право вступить в ее семью. Согласно кодексам боярских семей данный закон был принят еще много веков назад, в период великих войн, чтобы не дать сильным магическим родам, зачахнуть после гибели нескольких наследников.

Поэтому только несгибаемая воля и желание продолжить род поддерживало душу древнего мага в мире живых. Никто из смертных не знает, через что ему пришлось пройти, чтобы, наконец, дождаться рождения долгожданного наследника...

Воспитанием Ивана занимался воин ранга 'богатырь', давным-давно поклявшийся в верности роду Морозовых и столь же давно вычеркнутый из списков живых. Именно он сейчас пытал мужчину.

Если с мальчишкой все было предельно понятно, то воспоминания второй личность были поверхностными и неполными. Я видел обрывки детства какого-то ребенка, затем его учебу в школе, работу на стройке, армию, поступление в университет, как он учился, любил женщин, затем женился, радовался рождению детей, работал где-то среди льда и снега...

Однако большинство воспоминаний этой личности представляли собой лишь набор бессвязных образов, расшифровать которые я на данный момент был не в силах.

Было еще кое-что хорошее: изменилось восприятие мира. Теперь я не был мальчишкой, слепо мечтавшим привести род Морозовых к величию, я стал взрослым человеком с солидным багажом жизненного опыта, который имеет общие знания о мироустройстве, может самостоятельно принимать решения и анализировать ситуацию. Я стал мыслить гибче и понимал, что жизненных целей может быть гораздо больше.

Так же невозможно было не учесть, что вторая личность имела одно очень неприятное и крайне жуткое воспоминание, она помнила собственную гибель. Жуткую смерть от невообразимого холода, который теперь всегда будет со мной.

'Так вот что не дает ярким эмоциям выплеснуться наружу? Холод? Лед? Хлад? Как назвать это состояние? И надо ли как-то называть?'

Я понял, что именно 'холод' спасает меня сейчас от грандиозной истерики. Вызванной раздвоением личности и не понимаем того, кто же я такой... Иван Темников с воспоминаниями взрослого мужчины? Или, напротив, огрызок инородной души с памятью маленького ребенка?'

Я встал на ноги. Удивительно, но тело слушалось превосходно.

'Значит, я все же Иван? А не тот мужчина? Ведь в ином случае мне бы понадобилось время, чтобы привыкнуть к новым пропорциям тела. Хотя, может, я и неправ, ведь я же впервые в подобной ситуации'.

В этот момент меня подхватили сильные руки наставника Феофана. Его взгляд был холоден и казалось невероятно жесток. Я на мгновение испугался что он убьет и меня и тут же отключился...

Я очнулся на заднем сиденье легкового автомобиля. Джип (а судя по внутреннему содержанию салона и его форме, это был именно он) уверенно катил по ночной пустынной дороге, все дальше и дальше увозя нас от поместья Темниковых.

— Как ты?! — тут же спросил Феофан почувствовав, что я очнулся.

— Нормально — машинально ответил я, после небольшой паузы, которой хватило для проверки самочувствия.

Старик внимательно посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

— Это хорошо — задумчиво протянул он — Пересядь ко мне, нам надо серьезно поговорить.

Я был довольно худым мальчишкой, к тому же довольно гибким и тренированным, поэтому без труда протиснулся между двумя передними сиденьями автомобиля и заняв предложенное место, пристегнулся ремнем безопасности.

'Что-что, а это лишним не будет — подумал я — В дороге может случится всякое, Феофан хоть и воин, но и он может встретиться с пьяным дураком за рулем, а от этого никакое воинское искусство не спасет'.

Мой затылок прострелил тонкий, словно удар спицы, укол боли.

Воспоминания двух личностей переплелись во мне невероятным образом, позволяя свободно оперировать как памятью одного человека, так и второго.

Сидящего рядом старика я одновременно воспринимал как мудрого наставника, который занимается моим обучением с раннего детства, и как опасного человека, убившего беззащитных людей прямо на моих глазах. Я ощущал себя Иваном Темниковым, наследником рода Морозовых, но в тоже время понимал, что я человек из другого мира.

Почему другого? Да потому что в том мире точно не было магов и много чего другого.

Для примера взять хотя бы автомобиль, в котором мы едем сейчас. Он вызывает во мне чувство когнитивного диссонанса. Ведь техническом плане автомобили разных миров не отличаются друг от друга. Тот же руль, те же сиденья, коробка передач, салон, бардачок и спидометр! Последний, с арабскими цифрами, между прочим! Однако все это в целом выглядит немного непривычно. Может быть, все дело в этом?

Затылок прострелил очередной укол боли.

'Машина тебя, значит, удивила? — подумал я — А как насчет русского языка, на котором ты так уверенно говоришь с наставником? Как насчет существования магии? Древних боярских родов? Это тебя не удивляет? Как ты можешь объяснить себе невероятную схожесть двух миров в технологическом и культурном плане при явном различии в историческом и духовном? Неужели это тот самый параллельный мир, о котором писали фантасты? Он невообразимо отличен от нашего, но в то же время и невероятно похож? Где я это слышал?'.

Затылок заныл.

'Ну вот опять?! Как мне все же себя воспринимать?! Как мальчишку? Или все же как взрослого человека? Нужно срочно определяться, или эта ситуация просто сведет меня с ума!'

Мастер тихо хмыкнул, напомнив мне о своем присутствии и лишние мысли тут же выветрились из головы.

Я, признаться, несколько оробел из-за присутствия этого хладнокровного убийцы. Именно сейчас в спокойной, почти домашней обстановке, он казался мне наиболее опасным и могущественным, какой-то частью души я чувствовал исходящую от него мрачную силу.

Это показалось мне очень странным, ведь Иван никогда ничего подобного не ощущал и он относился к наставнику с уважением. Я же теперь знаю, что он не только хороший учитель, но и безжалостный убийца.

'Интересно, что он сделает, если узнает, что в теле его ученика находится инородная сущность? Что вообще привело к появлению новой личности? Неужели проведенный отцом ритуал? Вряд ли. Он же всего лишь должен был проверить, являюсь я магом или нет...'

Кстати, а зачем наставник пытал того несчастного человека? И почему мы ушли из поместья? Что вообще блин происходит? Может, мы вообще уехали потому, что я являюсь 'подселенцем'? Темниковы хотят меня за это прирезать, а наставник спасает? Вполне логично...

Или мы бежим по другой причине?

Голова в очередной раз сильно заболела, а память услужливо показала новые подробности жизни взрослого мужчины.

'Интересно — грустно подумал я — а не заработаю ли я себе, со всеми этими личностными заморочками, диагноз шизофрения?'

Я снова не заметил, как ушел в себя. Однако теперь я перестал опасаться Феофана. Появилась стойкая уверенность, что этот человек не может причинить мне вреда. Ну по крайней мере до тех пор пока думает, что я Морозов!

— Иван, почему ты молчишь? — спросил пожилой мужчина, немного хмурясь — обычно ты более любознателен и задаешь слишком много вопросов. Я думаю сейчас именно та ситуация в которой подобный навык был бы вполне уместен.

— Я боюсь задавать вопросы, потому что могу получить на них ответы, которые мне не понравятся — прежде чем подумать машинально ответил я и тут же прикусил язык.

'Это очень взрослая фраза, она не типична для ребенка, следует быть более осторожным'.

Мастер нахмурился и я почувствовал его злость, которая, Слава Спасителю, была направлена явно не на меня.

'Так что еще за Спаситель?' — непроизвольно подумал я, напрягая память — А, местное божество? Ну ясно'.

— В таком случае задавай их — сказал Феофан — воин всегда должен смело смотреть в лицо своему страху.

— Да-а? — задумчиво протянул я и решился — хорошо. Тогда расскажи мне, что произошло в комнате деда? Почему ты убил тех людей? И из-за чего мы уехали из поместья? Как прошел мой ритуал? И куда мы направляемся?

'Надеюсь, благодаря его ответам мне удастся узнать, как в моем теле появился нежданный 'подселенец', это поможет мне выработать дальнейшую стратегию действий'.

Что-то внутри меня содрогнулось после этой мысли. Холод внутри меня явно говорил, что это именно я 'подселенец'.

'Как же так? — растерянно подумал я — Как?'.

Перед глазами возникли воспоминания умирающего от холода человека.

'Хорошо, пусть я умер. Но как попал в тело Ивана? Я что, убил его?' — непонятно как обратился я к холоду.

— Что последнее ты помнишь? — спросил наставник, прерывая мои мысли и требовательно посмотрел на меня

Мне показалось, что его морщинистое лицо после этой фразы как-то значительно постарело.

Я сглотнул, схватившись за ремень безопасности. Говорить отвлекшемуся от дороги наставнику о том, как я насмерть замерз в другом мире, а потом очутился в теле его воспитанника, явно не стоит.

— Помню как спускался по каменной лестнице — найдя последнее воспоминание мальчика произнес я — шел с отцом в ритуальный зал — я замолчал, пытаясь вспомнить еще хоть что-то, но тщетно, воспоминания прерывались — И все, очнулся в комнате деда.

Старик, слава Спасителю, повернулся в сторону дороги и, пожевав сухие губы, решительно сказал.

— Ты умер.

Он меня ошарашил, ничего не сказать.

'Знает, что я 'подселенец' и все равно относится ко мне также как и прежде? Не может быть!'