Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Потихоньку, стараясь не тревожить ран на спине, опираясь на мать, он добрался до усадьбы госпожи Гагариной. Варвара Ильинична приоткрыла дверь в комнату. Денис застыл в ступоре.
— Ну, что же ты? Проходи. Вон зеркало. На стене.
— Но... — Денис топтался на пороге, изображая крайнюю неловкость, — это же ваш будуар.
— И что?
— Мужчина, в вашей спальне...
Барыня спокойно смерила его взглядом сверху вниз и обратно.
— Ты ещё не мужчина. Проходи, не стой.
Денис подошел к зеркалу, задрал рубаху на спине, повернулся. Пять поперечных шрамов. Рассечённая до мяса кожа. Всё уже подсохло и начало покрываться коркой.
Он нахмурился.
— И вот от этого я сдох? Ну и ну. Ну и тельце мне досталось.
Посмотрел на своё лицо. Простой русский пацан. Длинный и тощий. Короткий ёжик на голове и давно заросший шрам на верхней части лобной кости.
— Мама, я всегда был таким... Худым?
— Нет, сынок. Это тиф тебя так обкорнал.
— Спасибо, Варвара Ильинична, мы пойдём...
Тут он увидел на столике, на кружевной скатерти, стопку тонких книжек и спросил:
— Вы "Дамский журнал" читаете?
— Да. Вот выписала. Тридцать пять рублей заплатила за год. Да зря. Скучное чтение...
Потом спохватилась.
— Постой!
Посмотрела внимательно на Дениса. То есть, на Ивана.
— Ты умеешь читать?
Он изобразил растерянную задумчивость.
— Вроде бы... Да...
Мария заторопилась.
— Мы пойдём, матушка. Мы не смеем вам мешать... Пойдём, Ваня, пойдём.
— Стойте, — скомандовала Варвара. — Ваня, иди сюда. Садись, — подала ему верхний журнальчик. — Читай.
Видимо, она ждала медленного чтения по буквам начинающего грамотея.
Денис начал нормально читать, невзирая на "яти" и "еры":
— С прискорбием сообщаем вам, что четвёртого мая, сего года, скончалась вдовствующая императрица всея Руси Елизавета Алексеевна.
Поднял растерянные глаза на Варвару Ильиничну.
— А кто сейчас на царствовании?
— Сейчас никого, — вздохнула та. — Великий князь Константин отрёкся от престола... В других царствах люди убивают друг друга, лишь бы взойти на трон. А мы, русские, никому не нужны. Тут наоборот, никто не берёт на себя смелость править империей...
Спохватилась.
— Подожди! А кто тебя научил читать?
Денис растерянно посмотрел на мать, пожал плечами.
— Не знаю... Не помню.
— А писать можешь?
— Не знаю.
Барыня подошла к секретеру, достала лист бумаги, чернильницу, перо. Приказала:
— Пиши.
— Что именно?
— С прискорбием сообщаем вам, что четвертого мая... Мда... Пишешь ты быстро, но с ошибками... Считать умеешь?
Денис сначала удивился:
— Ну конечно.
Потом спохватился.
— Наверное.
— Хорошо. Пиши. Восемнадцать прибавить семнадцать.
— Тридцать пять. Это не надо писать, бумагу портить.
Варвара снова внимательно посмотрела на Марию, дёрнула бровью.
— Хорошо. Сто тридцать два прибавить двести тридцать один, сколько будет?
— Триста шестьдесят три, — тут же ответил Денис, и внутренне усмехнулся: "Детский сад".
— Это ты в уме посчитал?
— Да. А надо обязательно было записать?
— Хорошо... Тысяча восемьсот двадцать шесть, отнять тысяча восемьсот двенадцать.
— Четырнадцать, — снова в удивлении пожал плечами Денис. Он играл удивлённого пацана, который не понимает того, что с ним происходит, и чего от него хотят.
Эти испытания, возможно, продолжались бы ещё долго, но Дену надоело, и он болезненно поморщился.
Варвара спохватилась.
— Ладно, хватит. Иди домой, Ваня. Сегодня вечером я ещё приду осмотреть твои раны. А пока подумаю, относительно тебя...
И снова со значением посмотрела на Иванову мать.
Что ей могла объяснить эта женщина, крепостная крестьянка, безграмотная и забитая.
* * *
Три дня он валялся на лежанке, задницей кверху.
Два раза в день, утром и вечером, приходила хозяйка имения и обрабатывала его спину раствором спирта. Ничего не говорила. Так, пару ничего не значащих слов. Своего рода благотворительность.
Она попыталась намазать раны какой-то вонючей смесью, наверное, дёгтем. Но Денис попросил не делать этого, пусть раны подсыхают.
Он с утра осторожно выходил из избы, садился на чурочку и смотрел на деревню. Внешне это выглядело, как праздное созерцание. На самом деле он внимательно рассматривал расположение изб, оценивал количество скотины и птицы, подмечал некоторые несуразности.
Деревня производила нерадостное впечатление. Почерневшие избы, кривые крыши, крытые соломой, покосившиеся жердевые изгороди. Бедное селение. Безрадостный пейзаж. И крестьяне какие-то серые, пыльные и смурные.
То ли налогообложение неподъёмное, то ли менеджмент хреновый. А может — банально пьют.
Впрочем, в любом случае, начинать жизнь придётся отсюда.
И что-то, вдруг, захотелось ему покоя и несуетного существования. Устал он к своим сорока двум от хлопотной жизни охотника за головами.
На четвертый день Пётр напился.
Ближе к ночи, уже по темноте, дверь с грохотом открылась, и вот он, красавец. Стоит, покачиваясь и зыркая исподлобья. Видимо отец Ивана был из тех мужиков, что в пьяном угаре звереют.
Он подошел к лежащему сыну, сдёрнул с него серую простынку и приказал:
— Вставай!
— Зачем? — невозмутимо спросил Денис.
— Вставай, щенок! Батя горбатится, работает, а он разлёгся!
Денис вздохнул.
— Успокойся, батя. Не видишь — я болею.
— Ты!.. Ты как с отцом разговариваешь?!
Мария кинулась на защиту, встала между мужем и сыном, загородив Дениса. Петр пьяно ударил её кулаком в лицо, и мать упала навзничь головой к печи.
Денис вскочил, попытался подойти к матери, помочь ей встать. Но отец поймал его за руку.
— Пусть валяется, сука. А мы с тобой поговорим, щенок.
— Мда, Петя... Ты допрыгался.
На Денисов правый хук редко кто из тренированных мужиков успевал среагировать, а уж этот... Он просто как куль рухнул посреди избы. Дрыгнул пару раз ногами и затих.
Деня поднял мать. У той, видимо, было сотрясение мозга. Взял её на руки, отнёс на лежак.
— Лежи, мама, лежи. Не шевелись. Посмотри на мой палец.
Поводил у ней перед носом указательным... Да. Сотрясение.
— Ванечка... Ты его убил? Ваня, тебя же в приказ заберут...
— Да ну, мам. Убил!... Ни черта ему не сделается... А если и убил — потеря невелика.
— Ванечка, посмотри. Посмотри, сынок, живой он или преставился.
Денис потрогал шейную артерию Петра.
— Живой, конечно. Спит спьяну.
— Ванечка, он тебя не простит. Он тебя проклянёт. Он злопамятный кобель...
— И что?... — криво ухмыльнулся тот. — Знаешь, мам, я и проклятый прекрасно проживу. Тебя тошнит?
— Да, поташнивает.
Денис приволок грязную бадью. На всякий случай.
Ночью Мария блевала, и Денис поил её из ковша. Думал. "Вот же животное. Ударил женщину, как здорового мужика. Ни стыда, ни совести. Мда... Папашу придётся воспитывать".
Утром, он проснулся оттого, что Петр орал:
— Вставай, дура, мне на работу надо! Накрывай на стол пожрать!
Денис сел, повел плечами, поморщился. От вчерашних упражнений корка на спине полопалась, и спина ныла горячим.
— Лежи, мама, — и отцу, — ты вчера ей мозги стряс, пусть лежит.
Пётр задохнулся от такой наглости.
— Ты!.. Ты!.. Ты меня вчера ударил! Думаешь, я не помню?! Ты! Моё говно! Отца ударил!
— Ну, — рассудил Денис, — не лез бы в драку, так был бы цел.
— Ах ты... — Петр кинулся к сыну и напоролся на банальнейшую схему: блок — рычаг локтя — удержание.
Денис толкнул согнутого "отца" в угол, и тот, потеряв равновесие, грохнулся на пол. Вскочил, красный как рак, с ненавидящим взглядом, и метнулся в сени. Оттуда влетел в избу с топором. Мария страшно закричала, попыталась вскочить, но не успела.
Топор оказался в руках Дениса, а любимый "папуля", мелькнув в воздухе лаптями, грохнулся почками об пол.
— Лежи, мама, лежи. Сейчас я тебе покушать соображу.
Пётр с трудом поднялся, выставил палец в сторону сына.
— Не сын ты мне боле! Не сын!!
И выбежал на улицу.
Денис пожал плечами.
— Ну,... не сын, так не сын. Какие проблемы.
Мария, вытаращив глаза, сидела на лежаке.
— Я думала, он тебя убьёт...
— Не родился ещё тот, кто способен меня убить. Командуй, мам, что мне делать. Как тут эта печь растапливается?
— Не надо ничего, сынок, топить. Там, на припечке, горшок стоит, завёрнутый рушником. В ём каша с вечера.
Денис кормил мать, сидя с краю на лежаке, когда пришла Варвара Ильинична.
Она строго спросила:
— Что с тобой, Мария?
— Приболела.
— А синяк у тебя откуда?
Денис остановил враньё матери.
— Петр приголубил... Варвара Ильинична, вам, наверно, не нужно больше приходить, я уже достаточно здоров.
— А это, уж позволь, мне решать — здоров ты или болен. Ложись, задирай рубаху.
Посмотрела, покачала головой.
— С отцом дрался?... Всё, что зажило, снова ободрал.
Мария не утерпела.
— Муж на него с топором налетел. Но Ванечка ему не дался.
Закапала слёзками.
— Я уж думала не жить сыночке...
— Вон оно как... — протянула барыня. Посидела, помолчала, поджав губки.
— Значит так, Иван. Мне нужен грамотный человек, способный разобраться в амбарных книгах и бирках. Ты их просто почитаешь, и скажешь свои соображения по этому поводу. Договорились?
— Как скажете, Варвара Ильинична.
— Так и скажу...
— Вы хотите, чтобы кто-то со стороны посмотрел свежим взглядом на ситуацию?
— Вот именно. Завтра с утра приходи ко мне и начнёшь... А если преуспеешь... Ну, там погляжу... Хм... Ты смотри — "на ситуацию".
Варвара криво усмехнулась.
Вечером спектакль продолжился — Петр не успокоился. Ближе к закату он вошел в ограду с тремя мужиками.
Денис сидел на чурбачке у стены. Естественно, он сразу понял, что к чему. Вся компания направилась в его сторону.
Петр зло сказал:
— Держите его мужики.
Иван-Денис встал, шагнул навстречу. Он уже спланировал ситуацию. Двое жилистых крестьян схватили его за руки, один не знал что делать и стоял рядом, бестолково переминаясь.
Отец подошёл вплотную, зло прошипел в лицо:
— Что, сыночка? Думал, тебе всё так и простится?
Размахнулся и попытался ударить его в лицо.
Но Денис шагнул назад, сводя руки и сводя держащих его мужиков. Пётр попал в ухо одному из пособников, и тот отпустил предплечье непослушного сына.
Дальше всё пошло по плану. Два хука по удержателям свалили их в глубокий нокаут. Пинок в пах свободному пособнику заставил того упасть на траву, зажав ладошки между ног, и заскулить от боли.
А Петю оставил на закуску.
Он сказал так, чтобы слышал тот, который валялся с отбитыми тестикулами.
— Что же ты, батя, мужиков подставил. Нехорошо. У них семьи, поди, а ты с ними так поступил. Ох, нехорошо это, отец, не по-божески. Так людей подводить под монастырь. Иди-ка сюда. Дай я и тебя приголублю.
Пошёл на отступающего Петра. Когда достаточно сократил расстояние ударил батю ногой в голову хай-киком. Тот, отлетев метра на три, шмякнулся без сознания на пыльную конотопку. А Денис зашипел от боли в паху. Растяжка — ни к чёрту.
От жердяной калитки, подошедшая Варвара Ильинична закричала.
— Иван! Прекрати немедленно!
Он пожал плечами. А что прекращать-то. Всё и так закончилось.
Из дома, на крик, выскочила Мария, кинулась к Ивану.
— Сынок!
Подлетела, щупала его руки ноги, смотрела в лицо.
— Сынок, они тебя ударили? — её трясло.
— Нет, мам, не успели.
Подошла барыня. Обошла валяющихся "бойцов", потрогала.
— Ты жестоко дерёшься, Иван. Слишком жестоко.
— Виноват, матушка, Варвара Ильинична. Испортил вам мужиков. Надо было потерпеть, пусть бы уж били.
Варвара фыркнула.
— Он ещё и дурака валяет...
— Я серьёзно.
— Снова, наверно, спина потрескалась.
— Да... Наверно.
Вдвоём с Марией они стаскали мужиков к стене в рядок, чтобы не мешали на дороге. Мать принесла от колодца ведро воды, и из ковшика принялась поливать корявых вояк.
Когда те ушли... Скорее — уползли... Варвара сообщила:
— Я последний раз пришла, проверить твои раны и напомнить о твоём задании.
— Спасибо, Варвара Ильинична.
Мария, та и вовсе бухнулась барыне в ноги.
А Петр вырубился надолго. Поймать ногой в голову от Дениса, это серьёзно...
Уже по темну, Денис подошёл к лежащему у стены дома отцу. Потряс его за плечо.
— Вставай, батя, ужинать пора.
Тот вскочил.
— А!.. Что!.. Где!
— В Караганде! Клоун, блин. Встал быстро, пошёл умылся и за стол.
Петр поднялся и, пошатываясь, побрёл к висящему под навесом рукомойнику.
* * *
Утром, наскоро перекусив той же толокняной кашей, он отправился в усадьбу.
Минут двадцать топтался в прихожей, пока Варвара Ильинична не изволили выйти.
— Ты уже тут? Здравствуй, Ваня. Пойдём.
Она провела его в кабинет. Скромная обстановка, довольно старая мебель. Несколько стульев, диван. Двухтумбовый письменный стол, с чернильным прибором, медным подсвечником и, как ни странно, с примитивным микроскопом.
Варвара уловила его удивлённый взгляд.
— Павлуша увлекался рассматриванием всяких букашек через эту трубу. Ты знаешь, что это такое.
— Ну, да. Это микроскоп.
— Ты, Ваня, странный человек. Странный и удивительный. Ты много знаешь того, что тебе знать не положено... Ладно. Вот смотри.
И хозяйка извлекла из книжного шкафа несколько книг, похожих на хозжурналы. Собственно, это они и были.
— Посмотри, Ваня, вот эти записи и скажи, что ты о них думаешь.
Денис минут пять читал корявые строки, Варвара присела на стул с другой стороны стола и терпеливо ждала.
Наконец Денис спросил.
— Варвара Ильинична, как вы себя чувствуете?
Та удивилась.
— Я хорошо себя чувствую. А в чём дело?
— Вы едите слишком много сладкого. Выходит по половине фунта в день сахара, по третьей части фунта мёду и по полтора фунта изюма. Если бы это было действительно так, то сейчас вы бы лежали в диабетической коме. Так что...
— В чём бы я лежала?
— "Диабет" — это такая болезнь от избытка или недостатка сахара в крови. А "кома" — это состояние организма между жизнью и смертью. Диабетическая кома...
Варвара перебила.
— Я поняла, что ты хотел сказать.
Подумала немного, потом крикнула.
— Глаша! Глафира, зайди в кабинет!
Вошла, чуть ли не строевым шагом, крепкая женщина.
— Звали, матушка?
— Да... Вот скажи мне, Глаша, как это я съедаю по трети фунта мёда в день? Если я кладу иногда ложечку в чай для вкуса...
Глаша удивлённо молчала.
Варвара продолжила.
— Посмотри, пожалуйста. Вот это записи прошлого года. Это ты писала?
— Ну, да. Я.
— Мне всё недосуг заглянуть в твои книги, а вот Ваня посмотрел. Я его попросила. Так всё же, скажи мне, куда исчезает в таких мерах сахар, мёд и изюм?
Ключница бухнулась на колени.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |