Кодекс Прехистората. Суховей

— Ты вышел из отпуска? — спросила она скорее неофициально, нежели в служебных целях.

— Я увольняюсь, пришёл за документами, — попытался я выразить некоторое сожаление.

— Жаль, — сказала она и на секунду опустила взгляд в такт каким-то своим мыслям. — Кайлович вот тоже уволился, и мне кажется, не по собственной инициативе.

Собеседница делилась ещё какими-то новостями, но тут я вспомнил студенистого человека — это и был Кайлович, один из ведущих юристов холдинга. Я редко видел его, потому что обитал он где-то на верхних этажах. Вот так. Видимо, что-то не заладилось в компании по части юриспруденции.

— Много человек уволилось за последний месяц, — закончила Марина свой отчёт.

Я откланялся, поблагодарил её за интересные новости и продолжил путь. Я бы мог развить нашу беседу вплоть до приглашения на ужин, но пришёл не за этим. Проходя мимо стеклянных стен родного аналитического отдела, как и ожидал, я застал стандартную понедельничную планёрку. Мой бывший шеф Дубской с серьёзным видом увещевал подчинённых. Увидев меня, он кивнул, поднял ладонь с разведёнными пальцами и изобразил кружку у рта, что означало: 'Подожди пять минут, попей кофе в курилке'.

Курилкой у нас называлось общественное помещение в конце коридора, где никто не курил, но где сотрудники отдыхали, обедали и пили горячие напитки в перерывах. Главной особенностью помещения было панорамное остекление с видом на парк и водную гладь. Наличие, назначение и положение этой комнаты говорили о любви компании к сотрудникам. А курильщики использовали для своих нужд просторные балконы на противоположной стороне этажа, но уже с видом на спальный район.

Зайдя в пустую в это время комнату отдыха, я словно магнитом притянулся к окну, из которого были видны парившие в воздухе беззаботные чайки и зелень парка, где ветер раскачивал липы и берёзки. Ну и, конечно, высокие белые облака над посветлевшим заливом. Да, я уже скучаю по этому месту.

Почему я ухожу, на самом деле? Потеря мотивации, кризис достижения цели — ага. Кому я вру?! Мне просто однажды стало страшно, реально страшно. В юности, насколько я помню, у меня случались вспышки гнева. Я был абсолютно спокойным ребёнком, однако стоило кому-то сильно достать меня, действительно достать, добиваясь этого усердно и планомерно, — как я взрывался. Пару раз даже покалечил кого-то слегка. Слава Богу, бывало это редко, а в советских образовательных учреждениях не водилось всякого рода психологов. Оттого-то я и не угодил ни на какой учёт. Затем всё прошло. Но прошло ли? Может, просто моя жизнь превратилась в рутинное болото, где нет места сильным эмоциям и хоть каким-то приключениям, а все трудности сводятся к периодическому осознанию невозможности купить что-то дорогое. Вот что меня испугало, вот от чего я бегу.

Я купил в автомате бутылку воды, сделал пару глотков и продолжил рассматривать окрестности, когда моё внимание привлекли три объекта в небе, пересекавшие с юга на север пространство над Невской губой. Когда те приблизились, я различил военные вертолёты — преимущественно тёмно-зелёного цвета, с голубым брюхом и красной звездой на борту. Вертолёты над городом не редкость, но вид трёх армейских машин, уверенно шедших клином невысоко над водой, невольно внушил трепет. Следом за ними вдалеке двигались ещё пять грозных силуэтов, но в отличие от первых, явно более новые и однозначно боевые. Призрачное чувство тревоги, которое я отогнал утром, снова вернулось.

Проводив взглядом процессию, я обнаружил, что прошло уже минут десять и Дубской, скорее всего, освободился. Оглядев напоследок так полюбившееся мне помещение, я отправился на аудиенцию к шефу. Тот действительно закончил совещание и сидел в своём отдельном 'аквариуме'. Увидев меня, сразу пригласил войти. По пути к стеклянному кабинету начальника я поздоровался с бывшими коллегами, ряды которых за месяц... поредели?! Половина рабочих столов не просто временно пустовали, они были свободными. И это там, где совсем недавно кипела работа, словно в улье.

Когда я зашёл в кабинет и поздоровался, моё недоумение, видимо, по-прежнему читалось на лице, потому как Дубской сразу спросил:

— Ну что, заметил убыль личного состава? Так и живём. Руководство избавляется от балласта в условиях новых экономических и политических реалий, как мне пояснили.

— Месяц назад дела обстояли более оптимистично, — констатировал я.

— Друг мой, ты что, не следил за новостями всё это время? — шеф пододвинулся ко мне. — Мир лихорадит, как в начале прошлого века, какой уж тут оптимизм.

— Да, я выпал, конечно, из информационного поля, но не думал, что настолько. С другой стороны, в новостях ничего сверхъестественного не афишируется — обычная политическая возня.

— Возня вознёй, но наши западные друзья, — махнул он рукой куда-то в сторону Атлантики, — резко закрутили краны. Кстати сказать, награда за твою голову ещё сильнее возросла. Если вернёшься сейчас, то сразу на место моего заместителя.

— Артемий Петрович, вы без ножа режете, — покачал я головой, — я никак, ну просто никак не могу сейчас вернуться.

— Ну и скатертью дорога, — заявил Дубской в своей вечно саркастической манере, выуживая из сейфа папку с документами. — Распишись здесь и здесь и отметься у офис-менеджера. Сдай пропуск. И не забывай про свой автограф на документе о неразглашении.

— Шеф, вы же мой профессиональный крёстный отец, подставлять вас не собираюсь, — уверил я, расписываясь в документах. — Да и 'Горизонт' мне ничего плохого не сделал.

— Знаю, знаю... И именно поэтому прошу об одолжениях, — он посерьёзнел. — Во-первых, когда перебесишься и будешь тщетно пытаться устроиться куда-либо снова, приходи ко мне, может быть, здесь найдётся для тебя местечко. Во-вторых, если откроешь свою компанию и станешь финансовым воротилой, обязательно позови меня к себе. И в-третьих, если мёртвые восстанут и пойдут по улицам, обещай вытащить меня из города, так как из всех моих знакомых только у тебя есть дробовики.

Когда Дубской заканчивал тираду, лица наши уже растягивались в улыбках. Вот это человек, вот это жизнерадостность. Никогда не устану восхищаться его здоровым легкомыслием, которое, кстати, не помешало ему стать главным аналитиком в компании. Пожалуй, по нему, как и по курилке, я тоже буду скучать.

— А если серьёзно, то просьбы есть: сейчас у нас неразбериха, но когда мы перераспределим обязанности, возможно, от тебя потребуется ввести кого-то в курс дел. Подъедешь на пару часов, надеюсь, не откажешь? И ещё одно, подожди минуту, — он снял трубку телефона и набрал внутренний короткий номер. Когда на том конце провода ответили, Дубской произнёс абсолютно ровным голосом, как будто и не веселился только что:

— Юрий Игнатьевич, доброе утро, у меня Сергей Романов... Да, тот самый... Хорошо.

Я не сразу понял, что происходит, но о личности собеседника шефа догадался — это наверняка Юрий Асташев, председатель совета директоров холдинга, главный человек в компании. Пока я гадал, что ему могло понадобиться, Дубской уже положил трубку и ехидно уставился на меня.

— Я вижу, ты понял, куда тебе идти. Ничего не спрашивай, я сам ничего не понимаю. Он ещё недели две назад просил отправить тебя к нему.

— Но он же в курсе, что я увольняюсь?

— Разумеется, в курсе. Просто не представляю, что ему нужно, — шеф явно просчитывал что-то в уме. — Но ты сходи. Я бы хотел, конечно, узнать, о чём вы поговорите, но боюсь, это уже будет попадать под разглашение. А теперь иди.

После недолгих, но душевных прощаний с бывшим начальником и остатками коллектива я побрёл по коридору к резиденции главного. Крайне эффектная и 'нордическая' секретарша разрешила мне пройти, и я оказался в просторном кабинете. Панорамное остекление с видом на парк и залив, как в курилке, только гораздо большей площади, дизайнерский интерьер: из стереотипных атрибутов кабинетов топ-менеджеров здесь было, пожалуй, всё, кроме мини-гольфа. За массивным, словно вросшим в ковровое покрытие столом сидел лощёный мужчина лет пятидесяти и подписывал документы, перекладывая из одной папки в другую. Когда я вошёл, он жестом пригласил присесть за его брифинг-стол. Подписав несколько бумаг, Асташев наконец закрыл авторучку и небрежно отбросил папку. Взглянув на меня поверх линз своих ультрашикарных TAG Heuer, о бренде которых говорил характерный логотип на футляре очков, он заговорил.

— Так ты и есть Сергей Романов, аналитик? — уточнив, протянул руку. — Здравствуй.

— Здравствуйте, — я ответил на крепкое рукопожатие. — Никогда не думал здесь оказаться.

— Нет ничего необычного в том, что руководитель проявляет интерес к подчинённым, — пояснил Асташев. — Ты лучше расскажи, почему покидаешь компанию. Что тебя не устроило?

— Всё устраивало, претензий нет. О таком месте я мог бы только мечтать. Но я потерял мотивационные факторы для эффективной работы. Не хочу быть балластом для компании, я так не могу.

— Не скажу, что разделяю твои принципы. Но я уважаю право каждого на самоопределение, тем более что ты внёс хороший вклад в общее дело, — главный достал что-то из ящика стола. — Однако пригласил я тебя ещё вот зачем.

Я вопросительно глядел на то, как он перебирал извлечённые визитные карточки, и вдруг остро почувствовал ненормальность своего нахождения здесь. Этот шикарный кабинет был чужд мне, как и я ему. Приглашение на аудиенцию к председателю совета директоров равносильно попытке акулы завести светскую беседу со своим лоцманом или прилипалой: не то чтобы им не о чем было поговорить — просто незачем. Кстати, со зрением у главного, как и у акулы, было не очень: визитные карточки он разглядывал на расстоянии вытянутой руки, щурясь. При том что пять минут назад подписывал документы, глядя на них без заметного напряжения. Данное наблюдение навело меня на мысль о том, что он не особо вдаётся в подробности документов. И потом, к чему этот анахронизм в виде очков? Человек и с гораздо меньшим достатком может позволить себе современные методы коррекции зрения.

— Есть у меня один знакомый, — между тем продолжил Асташев, отыскав нужную карточку, — некто Лавров Лев Борисович, академик РАН, профессор... Говорит тебе что-нибудь это имя?

Я судорожно пробежался по алфавитному указателю и по индексам в своей памяти: однозначно имя знакомо. Но при каких обстоятельствах оно запечатлелось в моём мозгу? Нужно время, чтобы вспомнить.

— Да, имя знакомо, — подтвердил я, — но сейчас не вспомню, откуда.

— Хорошо. Вспомнишь. А у меня будет к тебе одна, так сказать, последняя просьба, — Асташев наклонился ко мне и многозначительно придвинул визитную карточку. — Встреться с академиком Львом Борисовичем. Это довольно примечательный и влиятельный человек, который проявляет интерес к молодым специалистам из различных областей. Встреча с ним может быть очень полезна.

— Но я не планирую в ближайшее время выходить куда-либо на работу, — попробовал я возразить, совсем запутавшись в происходящем. — Если бы я собирался и дальше работать в аналитике, то уж поверьте, не стал бы покидать вашу компанию.

— Я уже говорил, что не имею претензий к твоему выбору, — остановил меня Асташев и продолжил каким-то неприятно заискивающим тоном. — И раз ты тоже не имеешь претензий к нам, то настоятельно рекомендую встретиться. Поверь моему опыту, это нужно прежде всего тебе. Мне небезразлична судьба молодых дарований, пусть они и покидают родное гнездо.

Закончив речь, он как-то неестественно рассмеялся: 'О-хо-хо-хо'. Видимо, в поддержку высказывания про гнездо. А я смог выдавить лишь жалкую улыбку и сразу понял, что продолжать дебаты с этим человеком просто неприятно. Под внешним лоском, казалось, скрывалась истлевшая мумия древнего старика. Легче дать согласие на встречу и отвязаться.

— Хорошо, — я забрал визитную карточку, приняв тот факт, что просьбу Асташева придётся удовлетворить. — Позвоню и договорюсь о встрече на этой неделе. Благодарю вас за рекомендацию.

— Вот и отлично, только не откладывай, свяжись с академиком Лавровым сегодня. Человек, сам понимаешь, занятой, — главный снова откинулся в кресле и принял снисходительную позу. — А я прямо после твоего ухода позвоню и предупрежу его.

— Благодарю за всё. Мне было приятно и интересно работать в вашей компании, — сказал я, вставая и уверенно продвигаясь к выходу, после того как стало понятно, что разговор исчерпан.

— Всего доброго, — ответил Асташев, направив взгляд обратно на свой стол цвета венге, и когда я уже положил ладонь на дверную ручку, вдруг бросил мне вслед: — Да, и вот ещё что. Обязательно зайди к нам через некоторое время, поделишься своими успехами. Я знаю, вы в хороших отношениях с Артемием Петровичем. Уверен, он будет рад визиту... мы будем рады.

Я улыбнулся, кивнул, пробормотал что-то вроде: 'Хорошо, спасибо, до свидания' и вышел из кабинета.

Когда я закончил все формальности, сдал пропуск и покинул офисное здание, на улице было уже довольно жарко под солнцем, но ветерок веял прохладой. Поэтому я решил не снимать пиджак, а держаться в тени раскидистых лип, росших по обе стороны тротуара.

3. Предложение неопределённого характера

Вырвавшись на свободу, побрёл по улице вдоль парка, обдумывая дальнейшие действия. В голове крутилось всё: от покупки мотоцикла до кругосветного путешествия. Не хотелось только думать о том, что скоро, как ни крути, придётся снова трудоустраиваться. При моём аскетичном с точки зрения среднего класса образе жизни имеющихся денег должно хватить на какое-то время. Но затем — не только по финансовым соображениям — мне понадобится новая сфера деятельности. Нельзя сидеть без дела, да и Система зовёт — за жизнь в городе нужно платить вне зависимости от уровня твоего бытия.

Так добрёл до крупного торгово-развлекательного центра, со стороны которого пахнуло ароматом свежей выпечки. Неужели аромамаркетинг — или правда пекут сдобу в одном из кафе? Так или иначе, мне вдруг жутко захотелось кофе промышленного изготовления с чем-нибудь печёным. Верно, что мозговая деятельность требует углеводной подпитки.

Смирившись с тем, что, возможно, стал жертвой воздействия маркетинговых технологий, я через десять минут уже сидел за столиком 'Старбакса' и употреблял вполне приличные, на взгляд обывателя, латте с чизкейком, вручённые мне приятной рыжеволосой бариста. Девушка за стойкой всем своим видом внушала приятное спокойствие и уверенность в сваренном ею кофе, а внешность её словно была перенесена со средневекового портрета дамы из высшего сословия. Хотя в те смутные времена рыжеволосых дев не повсеместно жаловали: в частности, испанская инквизиция не гнушалась их публичным сожжением, признавая ведьмами. Хорошо, что в наше время можно свободно любоваться этими прекрасными созданиями. Белая бархатная кожа, круглое лицо, окаймлённое яркими локонами, собранными в неплотную косу, лёгкие контуры тела... Поглощённый образами, я не сразу заметил, что девушка смотрит в ответ, не понимая природу такого пристального внимания с моей стороны. Я приподнял чашку кофе, как будто в честь неё, и улыбнулся. Она ответила мне не дежурной, но всё-таки более официальной улыбкой, и на этом наш визуальный диалог был исчерпан.