Глава 15

Безопасник вновь откинулся в кресле.

— Вы не думайте, я вовсе не такой кровожадный. Более того, если все провернуть аккуратно, а наши сержанты вполне на это способны, потерь не будет вообще ни с одной из сторон. Разве что господа янычары начнут проявлять безумную храбрость. Но поймите, турки не сдадутся просто так. Они могут партизанить, отстреливать наших людей по одному, исподволь ослабляя наши силы. Причем, они вполне могут убивать не только мужчин, но и женщин, и детей. Они непременно должны напасть и получить такую ответку, чтобы вопрос о силовом решении вопросов больше никогда не вставал. В идеале хотелось бы выбить у них всех мужчин, но я не ставлю заведомо невыполнимых задач. Максимум, который нам доступен — уполовинить их силы. Вряд ли они пошлют всех своих людей на захват.

— Станислав Наумович, раз уж я нынче выступаю за скептика, то задам вам еще один вопрос: а что если турки в засаду сядут, но атаковать не решатся?

Михайленко задумался, машинально отхлебнул из своей кружки, затем повернулся к собеседнику.

— Знаете, Андрей Владимирович, я не думаю, что такой вариант возможен. А вообще, мое мнение таково: по этой дороге кроме нас никто больше не ездит. И если не один-два человека дозора или разведки, а восемь-десять вооруженных людей заняли позиции по сторонам дороги, значит, они вышли на тропу войны. И их намерения направлены именно против нас. Если они не будут стрелять, то мы можем попробовать их повязать и разоружить, как это было у болгар, хотя тут это будет намного сложнее и опаснее для наших бойцов. Но если с их стороны прозвучит в нашу сторону хоть один выстрел, мы просто расстреляем все, что шевелится. А потом возьмем тех, кому посчастливилось выжить, и отправимся в гости к туркам определять размеры контрибуции.

Машина остановилась, не доезжая примерно километров пять до поворота на Баязет. Задняя дверь фургона открылась, и оттуда выпрыгнули восемь человек. В добротной, качественной экипировке, в белых маскхалатах поверх одежды. Даже "лифчики" разгрузок были белыми. Из фургона подали лыжи, рюкзачки, оружие. Люди попрыгали, подтянули и поправили снаряжение, затем встали на рыжи и бесшумно растворились в зимнем лесу. Четверками, по обе стороны дороги. Минут через сорок шишига двинулась дальше.

Молоденький — едва исполнилось пятнадцать — турчонок отчаянно мерз и приплясывал на посту, чтобы хоть как-то согреться. Эти дикие и жуткие леса и глубокие, порой по грудь, снега нагоняли тоску по оставшемуся неизвестно где берегу теплого моря. До этой зимы он снег видел лишь однажды — когда случайно попал на экскурсию в горы. А тут этого снега, наверное, больше, чем воды в море. А еще тут есть холод. Постоянный, пробирающий до костей. Наверное, такой, какой бывает у русских в Сибири. Вот кому здесь хорошо! Там, в старом мире говорили, что русские по такому снегу ездят верхом на медведях. А чтобы не замерзнуть, все время пьют свою водку. Про медведей, конечно, врали — он сам видел русских, и медведей у них не было ни одного. А про водку — скорее всего, правда. На таком морозе он и сам бы не против согреться, хоть и таким варварским способом. Ну да ничего, когда закончится операция, он придет в баню, и там мягким теплом выгонит память о морозе из своего тела. О, а вот и та машина. Наконец-то! Дождавшись, когда цель проедет мимо, он скинул на минуту перчатку, вытащил из кармана рацию и доложил командиру. Но едва он вернул рацию на место и вновь натянул перчатку, как что-то обрушилось ему на голову, и сознание отключилось.

— Первый, ответь синему-три.

— Первый в канале.

— Наблюдатель готов.

— Хорошо. Всем группам доложиться.

— Синий-один. У меня трое. Закопались в снег по внутреннему радиусу поворота. Две винтовки, из них одна снайперка, и пулемет.

— Красный-один. У меня пятеро. Четверо в пяти метрах перед поворотом, две винтовки и два пулемета. Еще один, видимо, командир группы, чуть в стороне. У него снайперка.

— Понял. Красный-один, возьми одного бойца, командира нужно устранить бесшумно. Если будет возможность — возьмите живым, если нет — не рискуйте.

— Добро.

Михайленко взял трубку внутренней связи.

— Петро, езжай потише, не торопись. Дай ребятам поработать.

— Хорошо, Станислав Наумович.

Все, операция перешла точку невозврата, теперь только ждать докладов. Гадкое состояние. Гораздо лучше он чувствовал бы себя там, в снегу, вместе с ребятами. Но приходится сидеть в будке шишиги и нервничать. Не в первый раз, но сейчас ощущения были особенно тягостными. Секундная стрелка часов, казалось, еле ползет. И умом-то он все понимает, прекрасно осознает, что это всего лишь нервы, но в этот раз как-то плохо выходит воспринимать информацию холодно и отстраненно. Он и сам не ожидал, что за четыре месяца так сблизится с этими людьми. И с теми пацанами, что сейчас там, в лесу, и с Бородулиным, с которым, кажется, даже наметилась вполне серьезная дружба, и с молоденькими и совсем даже неглупыми девчонками, не говоря уж об Изольде — там все и вовсе серьезней некуда. Так дальше пойдет — можно и о свадьбе задуматься. И его, в общем, вполне устраивает такое положение. Да, меньше стало личного физического комфорта, но это, в принципе, дело наживное. С Изольдой окончательно сладится — она устроит все и еще сверх того. Зато появился комфорт душевный. Это же просто кайф, когда ни от кого не нужно ждать подлянки, максимум — дружеская шутка. Иногда ему даже казалось, что он и тот, кто сел в вертолет тогда, в Лесосибирске — это два разных человека. И, надо признаться, что ему эти перемены нравились.

Ожила рация.

— Первый, красному-один.

— Первый на связи.

— Командир минус. Двухсотый.

— Принял. Действуем по плану.

И водиле:

— Петро, как договаривались — за полста метров до поворота тормози и ховайся, чтобы часом не подстрелили.

Машина качнулась и замерла. Хлопнула водительская дверка. Михайленко выждал с полминуты и взял в руки микрофон. Откашлялся, собрался, нажал кнопку передачи и начал по-английски:

— Граждане бандиты, вы окружены!

Турки сдались. Не все, двое пытались стрелять, но были тут же ликвидированы в три ствола. Остальные благоразумно сложили оружие. Уцелевших связали, погрузили в фургон и отвезли в Баязет, а потом, взяв с собой молоденького пацана из числа пленных и три упакованных в мешки трупа, двинулись в гости к геополитическому противнику. Собственно, никаких переговоров вести Михайленко не собирался. Не доезжая метров триста до турецкого блок-поста, развернули машину, выгрузили мешки с телами, не развязывая, высадили турчонка, сунули ему в карман письмо и уехали.

На другой день в Баязет ушла машина с женщинами и мастерами (само собой, с охраной), а Михайленко и Бородулин, по обыкновению, засели наверху, запасшись всем необходимым для стимуляции мозговой деятельности.

— Знаете, Станислав Наумович, — начал Бородулин, усевшись в кресле и наполнив чашку свежим чаем, — мы с вами прямо как Холмс и Ватсон, сидим у камина и ведем умные беседы. Разница лишь в том, что они при этом попивали, как правило, шерри или херес.

— Да, действительно похоже. Кстати сказать, не только вам приходит в голову это сравнение. И шуточки, впрочем, вполне добродушные, уже довольно давно гуляют среди, скажем так, нижних чинов.

— Ого! Да это уже практически признание.

— Скорее всего, да. Но до анекдотов дело пока еще не дошло, значит, вам пока удается удерживаться в неких рамках, и эти шуточки — скорее, показатель позитивного восприятия вашей персоны во главе анклава. Вы, образно говоря, такой своеобразный тип современного просвещенного монарха. Главное, чтобы такие проявления не доходили до фамильярности. Положение обязывает, как говаривали латиняне. Оставьте некоторый узкий круг старых друзей, которым дозволено несколько больше других. Но больше — никого, и никогда на публике.

— Я, если честно, еще не задумывался об этой стороне своего положения. Но обещаю подумать как следует. Но мы отвлеклись от темы. Так что же мы будем требовать от турок?

— Ради разнообразия, начните сегодня вы.

— Извольте.

Бородулин поднялся и прошелся по комнате.

— Главное для нас — это устранить возможное противостояние с турецким анклавом в ближайшие... ну, хотя бы, лет пять. Я не хочу присоединять их к нам, пока они не начнут в буквальном смысле умолять меня об этом. То есть, нужно ликвидировать их как военную силу, и радикально сократить численность. Пока что мы сминусовали троих вкупе с командиром. Могу предположить, что это были наиболее агрессивные "ястребы", и наверняка грезили восстановлением турецкой империи. То есть, покорением стран и народов и прочими глупостями в том же духе. Наверняка осталось еще несколько таких же мечтателей, но они сейчас будут в меньшинстве. Из оружия, мы у них в два приема реквизировали четыре пулемета и, в общей сложенности, дюжину винтовок. Короткоствол я считать не буду. Ах, да, еще один на счету Юр, то есть, четверо трупов и тринадцать "маузеров". Если сравнивать с содержимым того нашего оружейного склада, то у них осталось лишь примерно десятка полтора-два винтовок. Это на сотню человек населения совсем даже негусто. Наверняка есть сколько-то гладкоствола, но оценить его количество сейчас сложно, да он и не играет всерьез в этом раскладе. Опять же, патроны наверняка ограничены. Если для пулеметов и винтовок они взяли изрядный запас, то патронов к дробовикам в значимом количестве им брать было негде. Так что можно смело сказать, что военная мощь турков основательно подорвана.

— Я с вами вполне согласен. Только... сколько под ними сейчас поселков? Четыре? Так вот: я бы потребовал оставить винтовки из расчета по две штуки на поселок, а остальное сдать. Наверняка они что-то еще припрячут и три-четыре ствола выдадут нам, с выражением вселенской скорби на морде лица.

— Так и запишем.

Андрей подошел к столу и быстро сделал несколько пометок в тетради.

— Теперь дальше: у них по крайней мере два поселка присоединены силой: курды и армяне. Как только армянский поселок получит детей обратно, на другой день он в полном составе переедет в Баязет. Что будут делать курды — неизвестно, но из подчинения турок выйдут наверняка. Крымские татары всегда тяготели к Турции, так что они останутся, про черкесов ничего не знаю, а гадать не хочу. Впрочем, видя, что боссы проиграли с разгромным счетом, они могут и отвалиться от них с целью переметнуться к нам. Но только я сходу их принимать бы не стал, они вполне могут оказаться засланными казачками.

— Поддерживаю. Вы, Андрей Владимирович, начинаете рассуждать вполне по-государственному, — улыбнулся Михайленко.

— Все бы вам посмеяться над бедным варварским царьком.

— Приберегите свой сарказм для другого случая. Я, между прочим, почти не шутил. Вы действительно хорошо и полно сформулировали наши интересы. Туркам деваться некуда, мы сейчас действительно можем просто вырезать их под корень, причем, без особых потерь. И они это прекрасно понимают. Так что брыкаться не будут и на наши условия согласятся, хотя и скрипя зубами.

— Пусть скрипят, у нас нынче монополия на дантистов.

Андрей усмехнулся собственной шутке и собрался было сесть в кресло, но тут в дверь постучали.

Вошла симпатичная девочка из дежурной смены связистов.

— Андрей Владимирович, только что пришло сообщение: наши разминулись с турками в трех часах езды от крепости. Они едут на грузовике, кузов пустой, в кабине кроме водителя два человека.

— Спасибо.

Дежурная вышла, а Михайленко не преминул заметить:

— Вот вам, Андрей Владимирович, подтверждение моих слов. Девочка могла бы просто сказать это по телефону, благо, мини-АТС уже поставлена и настроена. Но предпочла зайти сама и это, заметьте, проявление уважения. Молодые красивые девушки явно выделяют вас из нашего общего ряда старперов.

— Скажете тоже, — фыркнул Бородулин.

— Я вам больше скажу, она к вам не вполне равнодушна. Поверьте, я внимательно за ней наблюдал и отчетливо видел ее реакцию на вас. Поздравляю, — подмигнул Михайленко, — вы пользуетесь успехом у женщин.

— Да ну вас!

Андрей смутился и, стремясь скрыть это, излишне резко уселся в свое кресло, взял свою кружку и сделал очередной глоток.

— Давайте лучше поговорим о деле. Скоро у нас будут гости. Как будем их встречать?

— Как победители побежденных. Никаких застолий, жестко и сухо. Озвучим наши условия. Можно оформить их в письменном виде. Успеем за три часа?

— Должны успеть. Правда, принтеров у нас еще нет, но можно и от руки написать.

— Хорошо. После полного выполнения всех требований, вернем туркам пленных. А потом уже будем договариваться о торговле и прочем.

Согласование текста заняло не больше четверти часа. Гораздо больше времени ушло на то, чтобы это красиво оформить — все же, первый дипломатический документ. У самого Бородулина почерк был вполне медицинский. У его заместителя — ненамного лучше. Какое-то время искали человека, который был бы в состоянии достойно перенести бородулинские каракули на лист плотной глянцевитой бумаги. В конце концов, каллиграфа нашли — ту самую девочку из связистов. Ее вызвали к начальству, объяснили, что от нее нужно, но прежде, чем она справилась с волнением и наваяла требуемое письмо, успела испортить еще три листа.

Бородулин взял бумагу, внимательно проверил текст и, удовлетворенный, поставил внизу свою размашистую подпись.

— Как тебя зовут? — обратился он к девушке.

— Светлана.

— Спасибо, Света. От лица руководства анклава объявляю тебе благодарность.

Отблагодаряемая смутилась, зарделась и поспешила сбежать. Андрей проводил ее задумчивым взглядом. Может, Михайленко был не так уж и не прав?

Турки брыкаться не стали — поняли, что сейчас они не в том положении, чтобы выставлять условия. Привезли в Баязет три винтовки, не в лучшем состоянии, привезли армянских и курдских детей, загрузили шестерых своих и отчалили. Уже к вечеру в Баязет всем табором пришли армяне, притащив с собой барахла, сколько смогли из числа самого ценного.

Андрей же, благо наступил подходящий день и погода вполне позволяла, решил заняться астрономическими наблюдениями. На этот раз — с нормальным качественным секстаном. Текущее время можно было считать с терминала поставки. Андрей добросовестно и с предельной аккуратностью произвел все измерения и трижды перепроверил все расчеты. Оказалось, широту он определил там, на озере, вполне точно. По крайней мере, с учетом всех перемещений к югу выходила вполне вменяемая цифра. А вот долгота... Если верить добытым из терминала таблицам, их долгота примерно совпадала с долготой Сочи. Конечно, это было совершенно фантастично, но не более, чем сам факт их попадания сюда. Больше его удивляло то, что рисунок звездного неба практически совпадал с привычным староземным. Вроде бы, другой мир, другая планета — это уже можно считать аксиомой. А звезды те же, продолжительность суток та же, как будто взяли Землю, вычистили с нее людей и в получившийся заповедник посадили их. Хотя нет, реки совершенно другие. Может, и очертания материков отличаются — сейчас это не оценить. Тогда получается, взяли другой шарик и просто подставили вместо Земли? Или... Не, хорош гадать. Тут, скорее, раздолье фантастам. Гипотез можно строить много, вот подтвердить нельзя ни одну. Одно можно сказать наверняка — неведомые устроители этого эксперимента внимательно за ними наблюдают, оценивают их достижения и за какие-то действия выдают плюшки. Или просто добавляют новую деталь в головоломку. А их возможности... Да что там говорить, сам терминал поставки чего стоит! А мгновенное создание из ничего полноценной крепости? А те "домики из коробки", одинаковые до мельчайшей царапины, а мгновенно созданная дорога, протяженностью в четыре сотни километров? Они с Михайленко уже сколько обо всем этом переговорили! Да и остальные наверняка в кулуарах не на один раз все обсудили. Официальную версию Бородулин, понятное дело, озвучил, но она ни в коей мере не умерила людской фантазии. Впрочем, пусть их. Пусть размышляют, спорят, строят и ниспровергают теории, выдвигают и разрушают тезисы... Главное, чтобы не скучали.