Этим летом

Похоже, я все-таки задремал, как бы не было трудно в это поверить, ведь за все время дороги меня не покидало напряжение, которое, несомненно, было вызвано присутствием рядом самого отвратительного типа, которого я когда-либо встречал в своей недолгой жизни. Проснувшись, но еще не открывая глаза и продолжая нежиться в волнах сна, я лежал какое-то время, наслаждаясь их теплом... Лежал?!

Резко вскочив, я в первый момент даже не понял, где нахожусь. Нет, все по-прежнему: все те же наклейки, глумливая собака с крутящейся во все стороны головой, но сейчас она почему-то замерла и пристально смотрит на меня своими черными расфокусированными глазками... И только в этот момент я понял, что машина никуда не движется, а стоит на месте, и кроме меня в салоне больше никого нет. Если бы не это, то мне вряд ли бы удалось принять горизонтальное положение. Но почему меня никто не разбудил?!

Нахмурившись, я закутался в джинсовую куртку и вылез наружу. На улице успело стемнеть, наверное, времени было часов одиннадцать. Кругом находилась автостоянка довольно большого магазина, заставленная разномастными машинами (встречались даже те, что очень походили на нашу). Сам магазин гостеприимно светил изнутри, пестря разноцветной рекламой. Рядом со входом желтым неоновым светом горела до боли знакомая каждому цивилизованному человеку буква "М". Едва я наткнулся на нее глазами, как в животе тут же глухо заурчало. Запустив руку в задний карман джинсов и проверив на месте ли бумажник, я решил первым делом забежать в Макдональдс и только потом отправиться бродить по универмагу в поисках Кейт и Рона.

Через две минуты я стоял перед кассой и делал заказ, то и дело сонно потирая глаза и изо всех сил сдерживая душераздирающие зевки. Девушка напротив мило улыбалась, складывая еду в бумажный пакет, и это здорово улучшило мое настроение, поэтому я даже почувствовал прилив искренней радости, когда при выходе из кафе-ресторана наткнулся взглядом на сестру. В ее руках были два огромных пакета. Заметив меня, она ослепительно улыбнулась и тут же поспешила передать мне покупки:

— Пит, дорогой, отнеси это все в машину... О, ты позаботился о нашем ужине! Как мило, но мы уже перекусили, спасибо. Я буквально на минуточку в магазин косметики. Ждите меня в машине, — с этими словами она упорхнула в сторону бело-зеленой вывески "Паулас Чойс".

Я перевел взгляд на Рона, который неизвестно когда успел появиться. В каждой его руке было по несколько пакетов, но он нисколько не выглядел вымотанным обществом Кейт, страдающей самой настоящей шоппинго-манией. Выражение его лица скорее можно было назвать "имел я вас всех" (как любил приговаривать третьекурсник с нашего института, с завидной удачей на протяжение нескольких лет обыгрывающий в карты на деньги зеленых первокурсников, в том числе и меня), но когда наши глаза встретились, — он улыбнулся. И это взбесило меня даже больше, чем вскользь брошенные сестрой слова о том, что они успели поужинать без меня. Поэтому я просто молча развернулся и потопал к выходу из магазина. Рон двинулся следом, отставая всего на пару шагов.

— Слушай... Ты так крепко спал, что мы не стали тебя будить, — неожиданно заговорил он, когда мы пересекали автостоянку. — Кейт планировала купить какой-нибудь еды, пока нам между рядов не встретился бурундук, рекламирующий кукурузные палочки. Твоя сестра собиралась просто попробовать, но потом... ей буквально снесло голову... Знаешь, — задумчиво протянул Рон, — я еще ни разу в жизни не видел, чтобы что-то могло настолько помутить разум человека: она не успокоилась, пока не обчистила весь поднос, представляешь? Даже меня заставила их попробовать, — с нервным смешком добавил он. — Я уже готов был прибить этого чертового бурундука, который так некстати вылез навстречу и прилип со своими палочками: "попробуйте, попробуйте, ощутите этот божественный вкус на своем языке... Слышите? Это поют лесные птицы! Они помогают собирать мед, именно поэтому вкус наших кукурузных палочек ни с чем не сравним", — передразнил Рон писклявым голоском. Мне даже показалось, что он собирался сплюнуть в сторону, но по какой-то причине в последний момент передумал.

Даже не думал, что этот парень способен на такой длительный монолог.

— Мы и тебе купили эти чудо-палочки, — судя по его голосу, он снова улыбался. Невозможный тип.

Я не выдержал и улыбнулся в ответ, радуясь, что нахожусь к нему спиной, но не успел ничего сказать, потому что мы как раз подошли к машине. Легко запрыгнув внутрь, Рон забрался на место водителя и, потянувшись, открыл мне дверь, потом помог втащить пакеты. Аккуратно сложил их назад, туда, где находилась небольшая комната или скорее подсобка, отделенная от салона тонкой занавеской. Мне почему-то не хотелось оставаться с ним наедине в замкнутом пространстве и я решил подождать Кейт снаружи. Давая задний ход, я заметил, как Рон наклонился, что-то поднимая с пола, но не стал всматриваться (если это очередная безделушка Кейт, утерянная днем, то пускай сам ей и возвращает).

Жалко, что я не курю, а то было бы, чем заняться. Вместо этого я стоял, прислонившись спиной к нагретому за день металлическому боку гиганта на шести колесах, и мечтал о своей комфортной и беспроблемной жизни, оставленной где-то в этом, почти вчерашнем, дне.

Рядом щелкнула зажигалка. Мелькнул и, лизнув сигарету, погас язычок пламени. Вместо него загорелся красный глаз, холодный и непроницаемый, опасный.

— Будешь?

Опустив глаза на протянутую пачку сигарет, я отрицательно мотнул головой и заставил себя стоять на месте: ведь будет глупо, если я сейчас трусливо заберусь обратно в машину, потому что ничем, кроме бегства, мою попытку уйти назвать будет нельзя. Незаметно выдохнув, я остался подпирать ставший вдруг жестким кусок металлолома.

Рон встал рядом, точно также уперевшись спиной в дремлющее нечто. Наверное, то, что теперь в темноте казалось мне чужим и враждебным, для него было чем-то другим, родным и близким, проявляющим по отношению к своему хозяину совсем другие чувства, такие как дружелюбие и преданность. Да и сам Рон уже не выглядел Роном: он точно также превратился в какого-то отстраненного незнакомца, от которого хотелось бежать со всех ног куда глаза глядят. По сравнению с ним даже наступающая ночь уже не представлялась такой уж зловещей.

* 2 *

Докурив, Рон щелчком пальцев отправил бычок в кратковременный полет на встречу с серой шершавой поверхностью бетона. Вздохнул, посмотрел на темное небо, залез в передний карман потертых джинсов, извлек какой-то плоский предмет и помахал прямо у меня перед носом (от неожиданности я даже не удержался и чихнул):

— Твое? Случайно нашел в машине.

Я скорее догадался, чем увидел, что у него в руке. Это был презерватив и точно не мой. Но если и не его тоже, то... Кейт? Но она не раз своим подружкам и мне в том числе с сериальным пафосом заявляла, что расстанется с невинностью только после совершеннолетия и обязательно с любимым человеком. И насколько мне было известно, ни одно из условий еще не осуществилось. Но зачем тогда она носит с собой в сумочке кондом?

Задумчивый и растерянный, я не знал, что сказать и мое молчание очевидно было принято за ответ.

— Или твоей подружки, этой пустоголовой куколки?

Когда он успел оказаться так близко?

Шокированный близостью Рона, но еще больше его словами, я ляпнул первое, что пришло в голову:

— Не смей так о ней говорить! — это во мне очевидно говорило привитое в детстве уважительное отношение ко всему женскому полу. — Но что еще можно ожидать от такого грубого и невоспитанного мужлана, как ты? — а вот здесь, наверное, заговорил маленький сноб, которому я всеми силами не давал одержать над собой верх, но который тем не менее всегда жил во мне, подпитываемый и подкармливаемый родительскими деньгами, и той беззаботной тепличной жизнью, которую я вел до поступления в институт. И неважно, что я как мог старался избавиться от дурных привычек, даже пошел работать, чтобы найти новый круг общения, — я по-прежнему оставался слабохарактерным и зависимым существом, паразитирующем на всем готовеньком.

Наверное, я задел его за живое или это взыграло классовое неравенство, безошибочно определяемое на интуитивном уровне, но только Рон заставил меня пожалеть о своих словах, схватив за плечи и с силой встряхнув. Но вместо того, чтобы испугать — это разозлило еще больше. Зарычав, я вцепился в его майку, готовый сам не зная на что (еще ни разу в жизни я не участвовал в настоящей драке и уж тем более не был ее инициатором, поэтому имел весьма смутные представления о рукопашном бое), когда Рон вдруг навалился на меня всем телом, в буквальном смысле слова придавив к машине, и поцеловал. В губы. Я окаменел. А он мял мои губы, хватал их своими, и это больше походило не на поцелуи, а на злобные укусы, как будто он хочет съесть меня по кусочку и начать решил почему-то именно с губ. В это же время его руки нагло шарили по моему телу, сжимали бедра и хватали за задницу, а к промежности весьма недвусмысленно прижимался затвердевший член внушительных размеров. Но вместо того, чтобы испугаться и попытаться вырваться, я почувствовал, как тяжелеет внизу живота. Не могу дальше объяснить свое поведение, но, не выпуская из рук его майку, я с энтузиазмом ответил на поцелуй под треск ткани и принялся приглашающе тереться об него пахом, тихо поскуливая как... ну вы поняли. И Рон тоже.

— Сучка, — прошептал он мне на ухо, кусая мочку и расстегивая мои штаны.

И опять вместо того, чтобы возмутиться и назвать его растлителем несовершеннолетних, я возбудился еще сильнее. И не зная, куда деть ставшие вдруг свободными губы, лизнул его в шею, туда, где билась тонкая нить пульса, смакуя на языке солоноватый вкус кожи. От него пахло сигаретами.

Вздрогнув, он толкнул меня спиной вперед, сокращая незаметно увеличившееся между мной и машиной расстояние, для подстраховки припечатал телом и крепко сжал мой член через ткань трусов. И в этот момент что-то взорвалось в моей голове (на мгновение даже показалось, что я сейчас потеряю сознание), меня тряхнуло раз, другой... Обмякнув, я повис на своем мучителе, едва держась на ногах: такого бурного оргазма я давно не испытывал, а если быть совсем уж точным, то никогда в жизни.

Поддерживая меня и не давая в прямом смысле ударить лицом в грязь, Рон сжал мою руку и выдохнул низким хрипловатым шепотом, запуская ее себе в штаны:

— Давай, поработай ручкой.

Наверное, я все еще находился под кайфом, потому что безмолвно подчинился, обхватывая твердую горячую плоть и начиная двигать ладонью вверх-вниз.

— Молодец, хорошая девочка...

От его прерывистого голоса мой член начал наливаться по новой. Еще никогда мне не было так стыдно и так хорошо одновременно.

В глазах постепенно прояснялось, уши горели то ли от смущения, то ли от жаркого дыхания полузнакомого парня, которому я с готовностью дрочил посреди автостоянки, где нас в любой момент мог кто-нибудь увидеть. И тем не менее я наслаждался трением ладони о гладкий и толстый в диаметре член, размазывая по стволу то ли выступившую на нем смазку, то ли свой собственный пот...

Сжав одной рукой мои отрощенные по последней моде волосы на затылке, а другой придвинув к себе вплотную за талию, парень прижался своей колючей щекой ко моей и застонал в ухо, кончая. Мне казалось, что я перестал дышать или, возможно, я был просто не в состоянии различить за чужим прерывистым дыханием свое собственное.

Мы стояли так некоторое время, пока Рон не отстранился. Я не смотрел на него, но слышал звук застегиваемой молнии. Не поднимая глаз, я бездумно вытер ладонь правой руки о джинсы, потом даже догадался вернуть на место штаны. На этом моя фантазия истощилась, и я больше не знал, что делать или говорить дальше... На чем прервался наш разговор?

Я плохо помню, что тогда происходило, но кажется, мы так и не сказали друг другу ни слова. А еще я хотел уйти по направлению к магазину, чтобы прогуляться и побыть в одиночестве, и не чувствовать сигаретного дыма, от которого со мной происходило нечто странное. Но Кейт опередила меня, появившись как раз вовремя, чтобы одним своим присутствием предотвратить мою истерику.

Чем бы не было вызвано мое помешательство, но я по-прежнему его хотел. И больше всего на свете желал, чтобы побыстрее наступило завтра, а за ним и час нашего расставания. Заняв свое место и наскоро перекусив едой с Макдональдса, я старательно представлял себе эту картину и мне казалось, что тогда я почувствую себя по-настоящему счастливым. Не когда защищу диплом, найду хорошую работу, встречу замечательную девушку, во всем соответствующую моим вкусам, куплю квартиру и стану жить отдельно от родителей... — а когда увижу удаляющуюся и постепенно исчезающую вдалеке машину. И облако белой пыли будет становится все прозрачнее и прозрачнее, пока она окончательно не осядет на придорожную траву и не покроет ее тонким слоем извести.

Слава богу, сестра ничего не заметила и даже не очень то и болтала, видимо, все-таки утомленная проделанной дорогой. А вскоре и вовсе пожелала нам доброй ночи и ушла спать в заднюю комнатку, которую занимали две расположенные у параллельных стен узкие кровати, холодильник, миниатюрный столик и прикрепленная к потолку лампа под круглым абажуром. И все это я успел разглядеть тогда, когда относил новые пакеты, которые приволокла с собой Кейт.

Я с облегчением перебрался на освободившееся место и, подключив провод к мобильному, всунул в уши белые "гвоздики". Музыка должна была избавить меня от необходимости что-то говорить и отвечать, ну и конечно отвлечь от невеселых мыслей, которые все не давали покоя. Хотя я совершенно зря переживал: судя по Рону — он уж точно не собирался вступать со мной ни в какие беседы. А я тем более как никогда в жизни был настроен на молчание.

Наверное, мне стоило уйти вслед за сестрой, но я точно знал, что не смогу заснуть, а пялиться в потолок в темноте душной комнаты намного труднее, чем делать вид, что кроме меня в салоне больше никого нет. Поэтому я остался. И продолжил всматриваться в свое бледное отражение на стекле, тонко наложенное тенями на ночь за окном. Через какое-то время мои веки отяжелели, и я закрыл глаза, мало-помалу убаюкиваемый мерным движением машины и восхитительно легкой музыкой одного японского композитора.

Интересно, если положить мою жизнь на музыку, то какой бы она вышла? И понравилась бы мне самому?

Господи, а если я стал ему уже не интересен? Что, если он использовал меня как одноразовую вещь и больше даже не взглянет в мою сторону? Есть такие парни, которые похожи на здоровых и вредных собак: раз настигнув и обслюнявив новенький резиновый мячик, они тут же теряют к игрушке всякий интерес, и чаще всего она оказывается где-нибудь под диваном или того хуже — они ее просто напросто закапывают в землю. В данном случае это подобно глубокому забвению, во время которого происходит уничтожение каждого воспоминания, связанного с конкретным человеком. А нет воспоминаний, нет и мыслей о нем. И все-таки какой я невероятно жалкий, если сижу сейчас и переживаю за чувства неизвестного мне парня, с которым у нас ни то что полноценного секса не было, да вообще НИЧЕГО не было!..