Напарник. Часть I. Главы 1-9

Зиммерману нравится такая съёмка — когда можно умереть от скуки. Микрофоны, руки, блокноты, объектив телекамеры, наконец — лицо мэра чуть ли не во весь экран. Общий план заставил Алека напрячься. Среди толпы операторов, знакомых и не очень, он разглядел Энистона. Рассел Энистон работал на VH-USA около трёх лет. Алек не был в этом уверен. В чём не приходилось сомневаться, так это в профессиональных навыках Энистона. Как репортёр, ценящий картинку превыше всего, Алек в тайне от всех ставил оператору с конкурирующего канала 11 баллов из 10 возможных. Коллеги бы этого не оценили, но Алеку было плевать. Рассел снимал лучше всех, кого он знал. Об этом говорила картинка, от которой текли слюнки. Дажа скучная пресс-конференция в его исполнении казалось зрелищной. Крашеной голове Энн Крофт, наверняка, даже не пришлось раздумывать над текстом. Операторская работа Энистона могла спасти любую писанину.

"Дожили! Завидую какой-то пережжёной журналистке с VH-USA! — Алек скривился в подобии усмешки. — И почему у нас никто так не снимает?! Даже Маркус, и тот боится отступить от канонов хотя бы на шаг, как будто его за это расстреляют. И кто придумал эти чёртовы каноны? Понаписали умных книжек. Небось, в институтах лекции по операторскому мастерству читают. Будто этому можно научиться!"

Алек искренне полагал, что обычным оператором можно стать; хорошим — только родиться. Точнее, в человеке должна быть какая-то природная склонность к этой работе. Если не получать удовольствия от того, что делаешь, настоящего успеха не добьёшься. От своей профессии Алек был в восторге. Иногда он даже не знал, что ему больше нравится: секс или работа над репортажем.

Картинка давно сменилась, но смуглое лицо Рассела Энистона застряло в памяти, как насмешка над неуклюжими операторами ZPT-1, с которыми Алеку приходилось работать. Едва не поперхнувшись болгарским перцем, он переключил канал и едва не выронил тарелку: с экрана томным взглядом смотрел Рики Мартин. Алек попытался вспомнить название клипа, но не смог. Телевизионный Мартин прижимался к темнокожей певице. Кажется, её звали Амери. Есть расхотелось. На кухне Алек выбросил остатки рагу, помыл посуду и направился в ванную. Умылся, почистил зубы и лёг спать. Плохо начавшийся день закончился так же скверно. "Хоть какое-то постоянство. — глумливая мысль застала сознание на пороге сна. — Завтра поругаюсь с Тони. Назову его толстым..." Додумать Алек не успел. Тело расслабилось, дыхание замедлилось, и только остатки пережитого за целый день болтались где-то на границе возмущённого сознания, приняв форму уверенного смуглого лица Рассела Энистона... "А стрижка у него, как у Рики..."

Глава 2. Солнце

— Кингсли, Эллиот, собирайтесь быстрее. Если бы кто-то не опаздывал на работу, я бы не тратил уйму денег на успокоительные! — Энтони Белл, режиссёр ZPT-1, любил начинать рабочий день с жалоб на тяжёлую судьбу и твердолобость подчинённых.

— Если бы ты пил поменьше пива, то покупал бы самые дорогие лекарства. — Алек любил время от времени изящно поддеть шефа. После вчерашних неудач он чувствовал острое желание испортить чью-то жизнь. Хотя бы ради временного успокоения.

По сути, Тони был добродушным человеком. В редакции ему дали в меру ласковое и банальное прозвище — Толстяк Тони. Так его называли за глаза. Официальным обращением служили уважительное "мистер Белл", доверительное "Тони" или заискивающее "Босс". Тони было всего 43 года, но многим казалось, что ему уже давно за 50. Он производил впечатление замкнутого, но неглупого человека. Эдакий Санта Клаус с припасёнными до лучших времён подарками. Тони хорошо разбирался в людях и старался этого не показывать. К молодым сотрудникам он испытывал смутные отеческие чувства. Хотя этой чести удостаивались немногие. Но уж если мистер Белл показывал своё расположение, им можно было злоупотреблять на всю катушку. Честолюбивый репортёр Алек Кингсли пользовался этой возможностью беззастенчиво и легко. В своё время Тони помог ему устроиться на ZPT-1, рекомендовал его кандидатуру совету директоров, в общем заботился о судьбе самоуверенного юноши, как будто тот был его сыном или любимым племяником. Алек помнил добро, но каждый раз не мог удержаться от издёвок. Тони скрипел зубами и делал вид, что ничего не понимает.

— Тони, я тоже тебя люблю! — Алек похлопал босса по плечу. На безупречно чистой рубашке кремового цвета остались едва заметные складки. — Только сними, пожалуйста, этот галстук. Мы не на сеансе группового гипноза.

Тони покосился на галстук с греческими узорами. Это был подарок жены на двадцатилетие совместной жизни. Триш сказала, что галстук обошёлся ей в пару сотен баксов. Удар ниже пояса, но своему любимому корреспонденту можно простить даже самое изощрённое издевательство над самолюбием.

— Закрой рот и отправляйся на съёмку! Событие не будет ждать, пока ты соизволишь оторвать свой симпатичный зад от редакционного стула!

— Все слышали? Тони назвал мой зад симпатичным!

По редакции поползли нервные смешки. Тони побагровел, но Алек уже выскользнул за дверь, подгоняемый настойчивыми тычками Маркуса.

— Совсем спятил?! Хочешь свести его в могилу? — Маркус смотрел на Алека с укором.

— Да ладно! С его избыточным весом полезно понервничать.

— За что он только тебя любит? — Маркус мечтательно закатил глаза и тяжело вздохнул. — На его месте я бы давно перевёл тебя к выпускающим. После пары ночей монотонной работы вмиг бы стал шёлковым.

— Ага. Во-первых, Маркус, выпускающим я бы запорол тебе весь эфир. Ты что, хочешь, чтобы тебя уволили со скандалом? Во-вторых, Тони не дурак, чтобы отстранять от работы одного из лучших репортёров канала. — Маркус недоверчиво сощурился. Алек передразнил его и скорчил на лице гримасу. — Неужто ты думаешь, что Зиммерман сможет заменить меня хотя бы на пару дней. Да Тони первым врежет по его лысине! К тому же задница у Зиммермана далеко не симпатичная.

В конференц-зале бизнес-центра на Уол-Стрит уже сновали журналисты, приглашённые гости и ещё не проснувшиеся менеджеры мелких фирм и компаний, заглянувшие ради праздного интереса. В руках они держали разноцветные керамическими кружки. Судя по узким невидящим глазам и аромату, в кружках был свежесваренный двойной эспрессо. Алек нервно сглотнул. Утром он проспал и едва успел почистить зубы и вымыть голову. Пустой желудок неприятно сводило. Навязчивый кофейный запах вызывал чувство лёгкой ксенофобии: менеджеры казались слугами дьявола, призванными окончательно подорвать его душевное равновесие.

— Умру, если не выпью кофе! Желательно с сэндвичем. Маркус, тебе принести чего-нибудь? — Алек бросил на пол штатив. — Пользуйся, пока я добрый.

— Нет, спасибо. Ваша щедрость не знает границ, но я воспользуюсь ей в другой раз. — Маркус принялся распаковывать камеру. — Вот, поставь миркофон — всё равно пойдёшь мимо президиума.

Алек пожал плечами и взял микрофон. На ходу расправил длинный шнур, вставил штэкер, насадил миркофон на стойку и, окинув присутствующих взглядом триумфатора, водрузил его в самом центре президиума — там, где по его рассчётам, должен сесть Хэнк Таппер, крупный нью-йоркский промышленник, известный своей тягой к новаторству. О том, что он вернулся из Японии, ещё вчера написали все газеты города. Сегодня Таппер хотел представить общественности новые технологические решения, которые позволят его предприятиям выйти на рекордно высокий уровень производства. "Похоже, Тони решил замучить меня экономическими темами". На лице Алека отразилось мучение. Он считал себя "социальным" репортёром. Экономика, политика и криминал. Эти темы Алек не любил больше всего. Очередное задание редакции в лице Тони они воспринял стоически, но сейчас разочарование было нарисовано на его лице, словно "Чёрный квадрат" Малевича — ярко и недвусмысленно.

— О! Привет, Энн! — В первом ряду, составленном из аскетичных металлических стульев с пластиковыми вставками, сидел ночной кошмар Алека Кингсли — суровоя блондинка Энн Крофт. — На VH-USA закончились операторы или съёмку решили доверить тебе одной? Может, подскажешь моему оператору, как включается камера?

Противостояние "Кингсли против Крофт" началось полгода назад, когда ярая феминистка Энн Крофт попыталась разнести Алека Кингсли в своём репортаже. Она придралась к нескольким фактам из его последнего материала. Заявила, что ZPT-1 оперирует непроверенной информацией и распространяет в эфире ложные сведения. Алека в том репортаже назвали продажным и ангажированным журналистом, отрабатывающим деньги богатых и нечистых на руку структур. Позже обвинения Крофт были опровергнуты, но эхо скандала ещё долго звучало в стенах редакций обоих телеканалов. На следующий день рейтинг ZPT-1 рухнул на несколько десятков пунктов, правда, почти тут же выровнялся: похоже, зрители решили не верить VH-USA на слово. И правильно сделали. Алек до сих пор не знал, был ли это заказ, и если да, то кого заказали: отдельного журналиста или всю телекомпанию? До выяснения обстоятельств его временно отстранили от работы. Хорошо хоть с сохранением жалования. Если бы не крепкие нервы, добрую половину заработанных денег Алек мог вполне потратить на валерианку.

На лице Крофт отразилось мимолётное удивление. Через секунду его сменила гримаса нескрываемого отвращения, будто она увидела нечто невообразимо мерзкое. Алек выжидательно наблюдал за метаморфозами на бледном заострённом лице Крофт и ждал ответа. Не меняя выражения, Энн медленно прикрыла глаза, глубоко вздохнула, будто собралась упасть в обморок, натянуто улыбнулась и заговорила:

— Кингсли! Не знала, что клуб анонимных алкоголиков распустили. Всё так же тратишься на успокоительное и дешёвый виски? Сегодня даже побрился!.. Непохоже на тебя.

После отстранения Алек пару дней не мог оторваться от домашнего бара. Успокаивать нервы с помощью алкоголя — не самое благородное занятие, но в тот момент Алек был готов убить Крофт собственными руками. Или банально напиться. На работе его никто не ждал, Оливия предпочитала не вмешиватья — она как всегда была занята собственными проблемами. Близких друзей у Алека не было, не считая бутылки Black Label и дольки лимона, купленных в ближайшем супермаркете. Друг детства Элли Бишоп тогда была в командировке. Но от её помощи по сотовому телефону было мало пользы.

Стиснув кулаки и подавив желание грязно выругаться, Алек развернулся и, пытаясь сохранять спокойствие, направился в кафе. Краем глаза он уловил самодовольное выражение на лице Крофт и разозлился ещё сильнее. "Тупоголовая истеричка! Какой идиот дал ей диплом филолога?! Господи, ну почему родители воспитали меня таким законченным джентельменом?! Нельзя грубить женщинам, Алек. Нельзя ругаться в присутствии женщин, Алек. Алек то, Алек сё... Тьфу!" Двойная дверь в кафе с шумом распахнулась, едва не задев полного коротышку, вытирающего лицо мятой красной салфеткой. Алек извинился и, сузив глаза, принялся высматривать подходящий свободный столик. В кафе было немноголюдно. Первая волна посетителей схлынула час назад, когда люди пришли на работу. За круглыми столиками из тёмного дерева сидели редкие сотрудники офисов и журналисты, пришедшие на презентацию так же, как и Алек. Яркий солнечный свет заливал уютный зал через огромные — в человеческий рост — окна. Неожиданно Алека окликнули:

— Алек! Кингсли! Да посмотри же сюда!

Приятный женский голос принадлежал симпатичной рыжеволосой девушке в короткой белоснежной рубашке и строгой вельветовой юбке демократичного серого цвета. Элли Бишоп, журналистка модного глянцевого журнала "New-York Esquire" махала загорелой рукой из угла кафе. Блеск элегантных дамских Cartier наконец-то вывел Алека из ступора. Его лицо мгновенно просияло. Скалящаяся Энн Крофт тут же вылетела из головы.

Алек уже не помнил, как давно знаком с Элли. Они учились в одной школе, потом поступили в один университет. И, по всем законам жанра, должны были непременно пожениться. Какое-то время они, действительно, встречались и были любовниками, но потом единодушно решили, что комфортнее оставаться просто друзьями. Это был самый лёгкий и безболезненный разрыв в жизни Алека. Может, поэтому они остались друзьями. Элл была на два года старше и вскоре стала относится к Алеку, как к младшему брату. Консультировала по всем вопросам, несколько раз помогала помириться с Оливией. Он привык доверять ей самые сокровенные тайны. Мнение о том, что между мужчиной и женщиной не может быть дружеских отношений, Алек с недавних пор не разделял. Элл работала обозревателем в популярном глянцевом журнале. Это объясняло её присутствие и элегантный деловой наряд.

— Привет, рыжая! — Алек подошёл к столику, церемонно ухватил Элл за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. От нежной кожи пахло персиками и мандаринами. Элл любила лёгкие фруктовые запахи. А Алек любил всё, что делала Элл.

— Слава Богу! Я уж думала, что ты оглох сутра пораньше. — Элл весело улыбнулась и возмущённо тряхнула головой. Тяжёлые каштановые пряди упали на плечи блестящими волнами. — Я уже два часа звоню тебе на сотовый!

Элл сделала обиженное лицо, но получилось неубедительно.

— Чёрт! Забыл отключить бесшумный режим! Сейчас посмотрим, как сильно ты по мне соскучилась. — Алек открыл телефон. — Ага, шесть пропущенных вызовов. Что ж, на одержимость не тянет, но всё равно приятно.

Элл попыталась пнуть его под столом.

— А вот это больше похоже на страсть! — Алек улыбнулся. Элл засмеялась в ответ и прощебетала:

— Слышал? Таппер собирается поразить всех японским ноу-хау. Деньги девать некуда! Мотается по всему миру, на одних билетах бизнес-класса тратит столько, сколько мы за год зарабатываем! А потом ещё снимает лучшие конференц-залы, чтобы сообщить нам очередную сенсацию с таким видом, будто собирается спасти человечество от СПИДа.

В вопросах социальной справедливости Элл была непреклонна. Она выступала за рациональное расходование природных ресурсов и защищала одной ей известные приципы добропорядочности и благородства. Впрочем, как журналист, она была вынуждена признать несовершенство окружающего мира и лишь изредка позволяла себе с ним бороться. Работа в журнале всячески этому способствовала. Коллеги Элл уважали, друзья любили, а враги побаивались, предпочитая не связываться. Алек в тайне гордился тем, что давно и хорошо знает Элл. Проницательный обозреватель Элли Бишоп догадывалась об этом без лишних признаний.

— Шеф заказал положительную статью. Теперь не знаю, что и делать. — Элл разочарованно нахмурилась. — У тебя-то как дела? С Лив не помирился?

Алека передёрнуло от вопроса.

— Зачем спрашиваешь? Знаешь ведь, что не помирился и не собираюсь. Да и как можно мириться, когда не ссорился? Всю жизнь теперь меня упрекать будешь?

— Можешь говорить, что угодно, но я пока склерозом не страдаю. Помню, как ты по Лив сох — словно сакура в центре Гоби. — живописные метафоры были слабостью Элл. — Мне что, уже и поудивляться нельзя, когда мой ветренный друг бросает любовь всей своей жизни?!

— Даже не хочу с тобой спорить. Всё равно без толку. Для информации: Лив звонила мне вчера вечером.