| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Прибыла в столицу воровская банда.
В банде были урки, шулера...
Краем глаза он видел, как в дверной проем стали набиваться один за другим разбойники из основного помещения. Многие из них стояли и в прямом смысле слова слушали, разинув рты. Это выглядело достаточно комично, но Виктор не позволил и тени улыбки на своем лице и закончил исполнение абсолютно серьезно и с небольшой долей трагизма необходимого для этой песни.
— О! Наш человек, — эмоционально произнес главарь, — Слово! Эцио больше нет. Отныне он Музыкант. Всем ясно? А теперь — кинжал!
Орк достал откуда-то черный от спекшейся крови кинжал с мутным алмазом на рукоятке. Все вокруг притихли и смотрели на холодное оружие с благоговением, как на реликвию.
— Клятва. Повторяй за мной.
Деваться было некуда, и Сомов послушно повторил:
— Клянусь быть верным братству отныне и до самой смерти. Клянусь быть честным с товарищами, не утаивать добычу и выполнять приказы вожака. Клянусь не обнажать клинка против своих товарищей и ценить их выше отца и матери. Клянусь не проявлять трусость и прийти на помощь товарищам даже под угрозой смерти. Под пытками или перед смертью клянусь хранить тайну братства. Если же я нарушу эту клятву, то пусть мое сердце пронзят кинжалом, тело бросят собакам, а имя мое забудут. Клянусь!
— Руку!
Виктор послушно протянул ладонь, по которой полоснули кинжалом, и свежая кровь обагрила клинок. Все молча дождались пока кровь окончательно не свернулась и только после этого оживились и загомонили, поздравляя Сомова.
— Брат, брат, брат, — слышалось со всех сторон.
Усталость накатывала все сильнее, и Виктора начало неудержимо клонить в сон. Мало что ли ему сегодня крови пустили? Но возбужденные разбойники не желали успокаиваться и требовали еще песен.
Виктор показал ладонь, пытаясь объяснить, что с таким порезом он сейчас не игрок, но к его удивлению рана от кинжала полностью затянулась. Чудеса, да и только. Однако, интересный у них ножичек.
— Спой, Музыкант, для меня, — подключилась к общим просьбам хитрая Вира.
Сомов хлебнул вина, чтобы избавиться от сухости в горле и встряхнулся, прогоняя сонливость.
— Ну, разве что для дамы, — через силу улыбнулся он.
И запел, не сводя глаз с Виры:
В тот вечер я не пил, не пел,
Я на нее вовсю глядел,
Как смотрят дети, как смотрят дети...
Реакция слушателей в большинстве была прежней — молчаливо-восхищенной. Сама Вира прямо-таки засияла от удовольствия. Но кое-кто уже начал смущенно поглядывать на нее и на вожака, и Виктор запоздало вспомнил, что смысл песен здесь зачастую понимают буквально. Однако Старый довольно спокойно дослушал песню, лишь только крякнул и покачал головой.
— Рисковый ты парень, Музыкант, но ты мне нравишься, — он повернулся к одному из своих подручных, — Где трофеи с Лютого?
На столе появился кожаный кошель и массивное золотое кольцо с рубином и бриллиантом. Старый барским жестом придвинул предметы к Сомову.
— Держи, Музыкант. Твоя законная добыча. Деньжат на пару золотых наберется и боевой амулет. Вещь ценная.
Разбойники одобрительно зашумели — справедливо.
Деньги были, как нельзя, кстати, а вот кольцо вызвало у Виктора смешанные чувства. Это был явно тот самый магический амулет, которым ему продырявили ухо. Как с ним обращаться Сомов понятия не имел и испытывал резонные опасения. Наденешь такое на палец, сунешь руку под подушку во сне, а оно как возьмет, да и сработает и сквозь подушку и свозь голову. Не имея знаний и опыта лучше было с магическими штуками пока не связываться. Ценная вещь? Сейчас это и узнаем, решил Виктор.
— Вместо амулета я бы взял деньги, — предложил он.
— Зря отказываешься, Музыкант, амулет отличный. Но дело твое, — Старый задумчиво почесал затылок, — Могу предложить за него три золотых.
— Дам четыре, — сразу же повысил цену Бешенный.
Других предложений не поступило, и Сомов избавился от опасного предмета став богаче на четыре золотые монеты. Впрочем, у Бешенного не нашлось под рукой всей суммы, и Виктор поверил ему на слово.
Вернувшись, наконец, в общий зал, Сомов собрал просохшую у камина одежду и опустился на лавку. Навалился на деревянную стену спиной, прикрыл глаза и, расслабившись, вытянул ноги. Разбойники, видя его состояние, не беспокоили и вернулись к своим делам. Ели, пили, курили, кидали кости и хвастались своим геройством во время сражения с людьми Лютого. Среди бандитов крутился мальчишка, который чем-то провинился и ему под общий хохот навешали оплеух, а потом начали выкручивать ухо. Парнишка завизжал, вырвался и, спасаясь, ринулся в угол, при этом споткнувшись о вытянутые ноги Сомова и заставив его недовольно приоткрыть один глаз. Бандит с рыжей бородой уже встал из-за стола и направился следом за мальчишкой имея явное намерение продолжить экзекуцию.
Виктор покосился на затравленного пацаненка, вздохнул и нехотя поднялся на ноги.
— Достаточно с мальчишки, — произнес он, встав на пути бандита.
— Не лезь не в свое дело, Музыкант, — бросил разбойник и попытался обойти Виктора.
Сомов ухватил его за плечо и крепко сжал пальцы. Рыжий разбойник дернулся, но вырваться из железной хватки бывшего циркового борца у него не вышло.
— Достаточно, — многозначительно повторил Виктор и разжал пальцы, демонстрируя миролюбие, но, не уступая дороги.
Разбойник подвигал плечом и болезненно поморщился.
— Зря ты заступаешься за этого проныру, — проворчал рыжебородый, — Зря, Музыкант.
Но ощутив непреодолимую силу, которая встала у него на пути, бандит не стал обострять конфликт и вернулся за стол, к своим товарищам искоса поглядывая в сторону Сомова. Поглядывал с досадой, но без злобы. И то ладно. Не хватало еще врагов себе здесь завести в первый же день. Виктор опустился обратно на лавку и повернулся к мальчишке:
— Как звать?
— Кропалик, — ответил паренек, шмыгая носом.
— Что натворил?
— Ничего я не натворил. Ржавый ругается, что я на стреме не справляюсь и сигнал опасности не подаю. А я-то здесь при чем, если он сам свиста не слышит? Он глухой, а я виноват. Всегда так. Всегда у него я во всем виноват.
— Ладно, с этим потом сами разберетесь, — прервал его причитания Виктор, — Город хорошо знаешь?
— А то! Как свои пальцы.
Сомов с сомнением посмотрел на грязные руки мальчишки с черными ногтями.
— Вот что. Мне надо где-нибудь остановиться на постой. Желательно чтобы место было спокойное и вопросов лишних про документы не задавали. Знаешь такое?
— Так можно к тетке моей, — сразу же нашелся мальчишка, — Тут недалеко. Место хорошее тихое, стража там никогда не появляется. Дом у тетки Нурши добротный. Два этажа она занимает с дочерями, а мансарда почти всегда пустует.
Тут их беседу прервал подошедший Орк:
— Музыкант, я ухожу. Если хочешь, идем вместе. Ночлег тебе подыщем.
— Спасибо, но у меня уже вроде есть вариант, — ответил Виктор и кивнул в сторону Кропалика.
— Ага, ясно. К Нурше собрался, — сообразил разбойник и посоветовал: — Баба она нормальная, сговорчивая, но если вдруг заартачится, скажи ей, что Орк за тебя лично ручается. Нурша у нас и контрабанду берет, и краденые вещи перекупает, так что в моей просьбе отказать не посмеет. Ну, будь здоров, Музыкант. Если Авр будет добр, завтра увидимся.
На улице по-прежнему моросило. На дорогах было полно луж, почти невидимых в ночной темноте, так что Сомов даже и не пытался их обходить. Средневековая обувь промокла насквозь и противно хлюпала при ходьбе. В отличие от Виктора Кропалик шлепал по лужам босиком, но это его нисколько не смущало. По пути бойкий пацан не закрывал рот ни на секунду. Сомов узнал, что Кропаликом зовут его за малый рост, что он сирота и что родители его то ли убиты, то ли угнаны в рабство. Пока родители были живы, они все вместе проживали в Роанде, а потом, оставшись один, мальчишка почти два года добирался в Маркатан к тетке. Нурша хотя и была единственная родственница, племянника не привечала и держала его подальше от себя и своих дочек.
— Боится, что попорчу их, — гордо произнес Кропалик, — Вот и сплавила меня в подручные к Старому.
— А сам-то ты, где живешь? — удивился таким родственным отношениям Сомов, — Не у тетки разве?
— Нет. Я ж говорю, тетка за дочек трясется. А живу, где придется. В городе таких беспризорников как я хватает, да и мест полно, где можно перекантоваться. Бывает, что и в вертепе остаюсь, когда он пустует. Я у Старого вроде как при деле, но пока только на подхвате. Вот когда выросту обещает принять в братство. Стану полноправным членом банды и смогу получать равную долю при дележе добычи. Вот будет жизнь!
— Да уж, — не нашелся, что ответить на это Виктор.
Так беседуя, вскоре они оказались у ворот дома Нурши. Дом был огорожен высоким забором-частоколом из устрашающе заостренных сверху бревен. Кропалик нетерпеливо заколотил в ворота железным кольцом, приделанным вместо ручки и во дворе злобным лаем зашлась собака. Долго никто не открывал, а затем лай смолк, послышались шаги, и раздался недовольный женский голос:
— Кого там принесло посреди ночи?
— Тетя Нурша, это я, — отозвался Кропалик, — Постояльца привел.
Небольшая дверь в воротах отворилась и показалась сердитая заспанная хозяйка с растрепанными волосами. Она подняла руку с керосиновой лампой, чтобы лучше рассмотреть пришельцев. За ее спиной стоял такой же сонный невысокий мужичок с топором в руке. Телохранитель типа, усмехнулся про себя Сомов и сразу перешел к делу.
— Ночь добрая. Меня зовут Эцио. Ищу временное жилье. Орк рекомендовал обратиться к вам.
Нурша придирчиво его осмотрела, отметила дорогую одежду в порезах и пятнах крови, которую так и не смог до конца смыть дождь и скорее осталась недовольна тем, что увидела, чем наоборот. Секунду-другую она сомневалась, а затем проворчала:
— Ладно уж, проходите в дом, там переговорим.
Женщина пропустила гостей во двор, но прежде чем запереть ворота, выглянула на улицу и осмотрелась по сторонам — не наблюдает ли кто?
В доме хозяйка сразу провела Сомова по крутой скрипучей лестнице на мансарду и зажгла несколько свечей, чтобы лучше осветить помещение. Невысокий скошенный потолок из неотесанных досок поддерживаемый вертикальными балками, на торцевой стене маленькое мутное оконце и деревянные полы со щелями толщиной в палец. Одна часть мансарды у окна была аккуратно прибрана, и там стояли стол с табуретом и кровать. Другая часть была завалена старой мебелью, скамейками, ящиками и корзинами, набитыми каким-то тряпьем. Несмотря на то, что половина помещения была заставлена хламом, места в нем было более чем достаточно. С грустью Сомов вспомнил тесный цирковой фургончик. А затем и Мону. Сердце тихонько кольнуло.
— За постой серебряный в день, белье и питание за отдельную плату, удобства на заднем дворе, — затараторила хозяйка.
Виктор достал кошель и выудил одну золотую монету.
— Меня устраивает, — он протянул деньги женщине, — Скажешь, когда закончатся. Я добавлю.
Хозяйка жадно схватила монету и моментально подобрела.
— Если что надобно обращайтесь к работнику моему или к старшей дочке, когда меня нет. Еды принести, одежу постирать, заштопать али еще что. А пока отдыхайте, господин Эцио.
Она поклонилась и стала спускаться по лестнице, подталкивая перед собой Кропалика.
— Э-э, уважаемая, — остановил ее Сомов непререкаемым тоном, — пацан останется со мной.
Лицо Нурши стало растерянным.
— Поживет пока здесь. Под мою ответственность, — добавил Виктор и, не ожидая возражений, отвернулся спиной и снял плащ, открыв взору ножны с мечом, — Кропалик, чего ждешь? Помоги снять амуницию.
Радостный мальчишка ловко вывернулся из-под руки Нурши и засуетился вокруг Сомова, расстегивая пряжки ремней. Хозяйка чуть помедлила, но не осмелилась возражать и спустилась вниз, бормоча что-то себе под нос.
— Музыкант, а мне правда можно будет остаться с тобой?
— Правда, — ответил Виктор, снимая обувь, одежду и сразу же с блаженством падая на кровать.
— А, правда говорили, что ты Лютого положил и еще его двоих людей?
— Правда.
— А ты меня научишь драться на мечах?
— Лучше я тебя на гитаре научу играть.
— Честно?
— Честно, — ответил Виктор.
И почти проваливаясь в сон, пробормотал:
— Только ты это... Если к дочкам тетки полезешь, я тебе яйца оторву, — он протяжно зевнул и уже совсем неразборчиво закончил: — и жонглировать... заставлю...
— Да нужны они мне больно, — возмутился Кропалик, — Других, что ли нет и краше и сговорчивее.
Парень еще долго что-то объяснял, но Сомов его уже не слушал. Он крепко спал.
Виктор провалялся в постели почти до обеда и когда поднялся, обнаружил, что в комнате кроме него никого нет. В помещении появилась импровизированная кровать из составленных лавок и накрытая серым одеялом. К своему стыду Виктор осознал, что предложив вчера Кропалику кров, он позабыл обо всем остальном и позорно уснул. Хорошо, что мальчишка не растерялся и смог позаботиться о себе самостоятельно.
Сомов спустился вниз на звучащие голоса и обнаружил Нуршу и племянника беседующих на кухне.
Хозяйка при его появлении кинулась накрывать на стол и проявила чрезмерное уважение, которого вчера не было и в помине. Не иначе, как племянник ей наплел лишнего. Обращаясь к Сомову, она называла его то господин Эцио Аудиторе да Фиренце, то господин Музыкант. Стало ясно, что Кропалик выложил ей все, что знал про нового постояльца. Выждав минуту, кода он остался с мальчишкой наедине Виктор сделал страшное лицо и предупредил:
— Будешь много болтать — язык отрежу. Понял?
Пацан так испуганно закивал головой, не раскрывая рта, что Виктору даже стало неловко. Как-то он слишком быстро вжился в роль крутого плохого парня. "Оторву", "отрежу" эти слова вырывались у него сами собой. Вчера он убил двух человек, впервые в своей жизни, а никаких переживаний по этому поводу не испытывал. Что с ним происходит? Когда он успел очерстветь настолько, что даже убийство не вызвало в нем никаких мук совести и ничуть не помешало ему прекрасно выспаться. Неужели суровый мир Осаны так сильно деформировал его личность, что зло и жестокость воспринимается им уже как норма? Почему я веду себя, как грубый безжалостный бандит, задумался Сомов, может потому, что я и есть теперь самый настоящий бандит? Из раздумий его вывел голос Нурши:
— Господин Эцио, а кто же сейчас на центральном рынке заправлять будет, раз Лютого не стало? — она посмотрела на него хитрыми глазками и, не дождавшись ответа продолжила: — Место там уж больно хорошее, доходное. Я так мыслю, что этот рынок теперь Старый к своим рукам приберет с таким-то сильным воином.
Виктор грозно покосился на Кропалика. Тот опустил глаза и вжал голову в плечи.
— Вы бы замолвили за меня словечко перед Старым, чтобы людишек моих на рынке не трогали. Я в долгу не останусь.
— Там видно будет, — не стал ничего обещать Сомов.
Было у него недоброе предчувствие, что раз место доходное то никто его просто так не отдаст. И Орк об этом уже упоминал. Не одна же банда Старого в городе заправляет, а значит, найдутся и другие желающие побороться за лакомый кусок. А там и опять до поножовщины не далеко. Дурные предчувствия его не обманули.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
