Дэйра. Глава 10. За стенами Бардуажского замка

Сказав все это едва ли не на одном дыхании, граф повернулся и решительно и быстро зашагал к замку. Наверное, опасался, что Дэйра придумает ответ еще более ужасный и оскорбительный, чем его речь.

Зря боялся. Дэйра получила ответ сразу на многие вопросы, которые терзали ее с того момента, как она покинула родные ворота замка. Граф Эстрел, и правда, преподал ей урок. Мир не вращался вокруг нее, он ждал, когда она скорее спрячется от его глаз. Их желания совпадали. "После того как вы опозоритесь в Майбраке", — прошептала она слова Эстрела. Что ж, позор — дело привычки. По крайней мере, можно больше не заботиться о том, под какой маской прятаться. Ее узнают в любом маскараде. Безумие в Сангассии запоминали надолго и не прощали никогда. Наследие бабки Софии было тяжким, но ценным грузом: она ни рассталась бы с ним даже за корону.

Что до карет со странными звуками, то пусть это останется на совести Амрэля. Она у светлого князя была тонкой и прочной, как паутина из сикелийского шелка — уместиться в ней могло все, что угодно.

* * *

Снова не спалось. Бессонница очнулась, едва голова Дэйры коснулась мягкой подушки, а нос уловил аромат лаванды и горного тюльпана, которыми было надушено белье. Хозяин замка расстроился, узнав, что она не примет участие в пире по случаю ее приезда, но, похоже, присутствие графа Эстрела обещало компенсировать неудобство. Морт Бардуаг окружил Дэйру армией слуг, которые только мешали, пытаясь угодить знатной гостье. В результате, Марго разогнала всех, сама уложила маркизу, а после тихонько выскользнула из покоев, думая, что девушка заснула. Дэйра ее не осуждала. Марго была молодой женщиной, у которой в отличие от Дэйры настройки в голове были правильными. Впервые за три недели они оказались в цивилизованном месте, которое обещало не только кров, вкусную еду и теплую постель, но и веселье.

Однако в кровати Дэйра долго не задержалась. Ей было неуютно от того, что высокое сооружение на пьедестале со множеством перин и подушек, называемое кроватью, располагалось посередине просторной комнаты, в которой больше ничего не было. Дамские туалетные столики, уютные кушетки, диваны и прочая мебель, полагающаяся знатному статусу Дэйры, конечно, имелась — в других покоях. Гостевые апартаменты, куда ее поселили, включали пять комнат, одна уютнее другой, но отчего-то спать полагалось в самом мрачном, на взгляд Дэйры, помещении. Высокие окна спальной были зарешечены, а потолок украшен черной лепниной и мрачными, выцветшими от времени росписями. Чувствовалось, что гостевые покои чистили и проветривали перед приездом маркизы, но Дэйра все равно отчетливо ощущала запах плесени, пыли и старости, который исходил от стен, пола и потолков. Все это действовало удручающе. Уходя, Марго задернула плотные занавеси балдахина над кроватью, отчего Дэйре казалось, что она лежит в просторном гробу.

С трудом выбравшись из кровати, которая оказалась слишком мягкой и глубокой, Дэйра нервно заходила вдоль окон, поглядывая на луну, которая в ответ посматривала на нее. Удивительно, но голоса впервые молчали, а ей так хотелось, чтобы сейчас с ней побыл кто-то еще, пусть даже воображаемый, и в голове. Ощущение, что за ней следят, было настолько сильным, что Дэйра даже не сомневалась, что в гостевых покоях Бардуага, как и в Эйдерледже, имелось что-то подобное для слежения за гостями. Нет, заснуть она здесь точно не сможет.

Мысль пришла внезапно, но, задержавшись на пару секунд, уже стала казаться самой лучшей идеей, которая только могла прийти этой ночью.

— Я буду спать у Томаса, — заявила Дэйра опешившему стражнику у двери. — До утра меня не беспокоить.

Вот так. Пусть, что хотят, то и думают. У нее все равно плохая репутация, хуже точно не будет, а покои брата находились рядом. Правда, Томаса в них не было. Брат собирался гулять ночь в обществе бардуажских дам, о чем и сообщил ей накануне вечером. Собственно, проблема заключалась в том, что в покоях брата остался один Нильс, о чем Дэйра тоже знала. По прибытии в замок Томас постарался замириться с оруженосцем, и, хотя они разговаривали по-прежнему мало, лед был растоплен. Разумеется, ни о каком наказании Нильса за то, что он вступился за разбойницу, речи уже не было. Как не было и вопросов, почему молодой парень предпочел уединение веселому празднику, который устроили бардуажцы. Скорбь была понятна каждому.

— Не спишь? — спросила Дэйра очевидное, когда Нильс открыл дверь.

Ей не предложили войти, но девушка зашла сама, слегка толкнув его плечом. Нильс даже не пошевелился, чтобы ее пропустить. Дэйра поняла, что делает ошибку, едва увидев донзара, но ей в спину с любопытством глазели двое стражников капитана Белиорского, и она не смогла позволить Нильсу выдворить себя из покоев. Хоть и то, что девушка собиралась сделать, никак не было связано с честью и гордостью — скорее наоборот, однако перед слугами следовало держать лицо.

— Ваш брат в бальной зале, маркиза, — сухо произнес Нильс, но Дэйра его перебила:

— Я к тебе пришла. Прими мои соболезнования, пожалуйста. Мне очень жаль, что так случилось с твоей сестрой. Я не могу представить, что бы чувствовала, если это произошло бы с Томасом.

Слова вырвались из нее бестолково, скученно, начав разговор совсем не так, как она собиралась.

— Спасибо, — кивнул Нильс, но не сказал больше ничего, что могло бы ей дать повод задержаться. Так и стоял у двери, даже не запалив свечу. Покои были погружены во мрак, но Дэйра разглядела Нильса во всех подробностях, которые ей... понравились. Она все-таки разбудила его, потому что он был похож на человека, который глубоко спал еще минуту назад. Босой, в наспех натянутых лосинах, выпущенной рубашке и накинутой на одно плечо куртке. Щеки бледные, но цвет на губах сохранился. Глаза усталые, глядели на нее странно. Волосы взъерошенные, они вызывали острое желание их коснуться и проверить, правда ли они были такими мягкими, какими казались.

Ему, наверное, холодно стоять на полу босиком, подумала Дэйра, испытав острое желание разуться тоже. Интересно, а видел ли он ее так же хорошо, как она? Ей, конечно, не полагалось разгуливать по коридорам в халате из сикелийского шелка, без прически, с распущенными волосами и в легких домашних туфлях, а тем более появляться в таком виде перед простолюдином, но сейчас Дэйру больше всего волновало, видел ли Нильс ее пожелтевший синяк под глазом, который после снятия макияжа выглядел совсем плохо.

— Ты шпион? — внезапно выпалила она и сделала полшажка в его сторону. Возможно, он даже и не заметил, что девушка оказалась ближе, и поэтому по-прежнему не двигался, не предпринимая попыток предложить ей остаться или выпроводить скорее из комнаты. Нильс даже не смотрел на нее, опустив глаза на сомкнутые впереди руки. Он переплел пальцы, словно в молитве, держа ладони, повернутыми к низу, будто издеваясь над религиозным жестом.

— Если я скажу "да", вы мне поверите? — загадочно ответил он, и Дэйра поняла, что поступила правильно, решив его побеспокоить. Ей давно стоило его побеспокоить.

— Кем была та девушка?

— Еще одной шпионкой. Конечно, мы все из Агоды, следим за знатными вабарскими семьями, мне, вот, вы достались.

Внезапно Нильс очутился рядом, да так близко, что она едва не уткнулась носом в его грудь. Вообще-то уткнулась. Нильс пах хорошо — мылом, сном, человеком. Она еще ничего не успела сообразить, как его руки обняли ее за плечи, а острый подбородок опустился на макушку.

— Ах, Дэйра, — прошептал он. — Никакой я не шпион, а моя сестра, бедная маленькая Дженна, была просто несчастной женщиной. Я не сказал тебе правды, но и не соврал. Мы с братьями насильно выдали ее замуж за мужчину в Бардуаге, которого она не любила. Думали, что так будет лучше. До мужа она не доехала, сбежав по дороге в Бардуаг. А я поклялся, что найду ее, хотя бы для того, чтобы убедиться, что у нее все хорошо. После смерти братьев она осталась у меня одна. Но Дженна стала разбойницей, а значит, у нее все было не очень хорошо. Я опоздал, но надеюсь, что сейчас ей лучше, чем было при жизни.

— Ты сделал все, что мог, ты хороший брат! — запротестовала Дэйра, пытаясь отстраниться, но Нильс держал ее крепко.

Правильно, лучше обними его сама, подумала она, и в ответ обвила руками Нильса за талию. Было безумно приятно ощущать под пальцами упругое тело, теплоту кожи, легкую дрожь, которая пробежала у него по спине.

Ее отпустили столь же внезапно, а Нильс оказался на прежнем месте — у двери, но Дэйра уже сделала шаг, после которого остановиться почти невозможно. Конечно, он струсил, испугался статуса, знатности и всего того, что делало Дэйру недоступной для таких мужчин, как он. Но в темноте ей был хорошо виден разгорающийся огонь в его глазах, который грозил превратиться в пламя.

Наверное, в Эйдерледже Дэйра никогда не решилась бы на подобное, но дом был далеко, а та девушка, которая ждала высокой любви и прекрасного принца на каждом балу, заплутала в лесах Бардуага, а потом была повешена в глухой деревеньке близ Копры. Родители отправили ее в Пещеру Радости со светлым князем, ни разу не подумав о чести дочери, Амрэль Лорн же потоптался на последних остатках ее гордости. Томас предавался радости любви при каждом удобном случае, не делая различий между донзарами и вабарами. Чем она была хуже брата? Как бы ни злилась она на Нильса за ложь, Дэйра давно поняла, что донзар заставлял ее сердце биться чаще. Ему сейчас было плохо, но она сможет его утешить.

Дэйра потянула пояс халата, заколебалась, когда теплый шелк начал соскальзывать с плеч, обнажая грудь, но потом выпрямила руки и отпустила ткань, позволяя ей упасть к ногам мягкими золотистым комом. Кожу мгновенно охватил озноб, который не случался с ней даже после купания в ледяной реке. Дэйру затрясло, но она справилась, уговорив себя, что Нильсу виден лишь ее силуэт, но не шрамы, о которых вспомнилось слишком поздно. Чувствуя, что смелости хватит ненадолго, она решительно шагнула, тесно прильнув к Нильсу. Подняв голову, Дэйра закрыла глаза. Она видела, как Ирэн всегда закрывала глаза, когда целовалась. Ее первый поцелуй будет не таким, каким она воображала его в мечтах, но, тем не менее, он станет особенным.

Мгновение промелькнуло, как падающая звезда. Вспыхнуло ярко, озарило ослепительным светом и погасло во мраке, обещавшим воцариться надолго. Губы встретили пустоту, потому что Нильса рядом не было. Он даже не отошел — отскочил от нее, словно она была заразной.

Испугался шрамов? Но это всего лишь следы когтей. Боишься связи с вабаркой? Но я сама к тебе пришла. Опасаешься моего безумия? Но сейчас я, как никогда, веду себя нормально. Ей хотелось бросить ему в лицо тысячу вопросов, резавших ее изнутри, словно проглоченные лезвия, но вырвался только один:

— Чем я хуже Лоры?

Зря она вспомнила гувернантку. При упоминании служанки Ирэн взгляд Нильса потеплел, словно в комнате растопили камин. Увы, огонь, который она разглядела в его глазах, предназначался не ей.

— Оденьтесь, Дэйра, — коротко бросил он, впрочем, даже не предпринимая попыток подать ей халат. — Не хочу, чтобы меня зарубили на месте, если сюда войдет ваш брат.

— Ты не моего брата боишься.

— Верно, — кивнул Нильс. — Томас понятливый. Но вы невеста принца Эруанда, маркиза. Не стоило марать свою честь, приходя в комнаты брата в его отсутствие. Как минимум, двое стражников знают о том, что я остался в покоях.

— Не тебе о моей чести заботиться, — прошипела Дэйра, чувствуя, как от злости у нее начинают шевелиться волосы на голове. Странно, что именно злость, а не стыд, стала тем чувством, которое охватило ее разум и душу, после того как их покинула нежность и страсть. Эти редкие гости вряд ли заглянут к ней в ближайшее время.

— Оденьтесь, — повторил он. — Вы меня пугаете.

Чувствуя, что у нее с трудом сгибаются ноги, Дэйра наклонилась и подобрала халат, удивляясь, что вместе с конечностями одеревенел и язык. Сказать что-то надо было, и срочно, но губы слиплись, а гортань пересохла, требуя воды, но не слов.

— Клянусь, я никому не скажу, что видел, — сказал Нильс, подходя к двери.

— А что ты видел? — спросила она, справившись с непослушными губами.

— Видел, как вы заставили уйти воду из реки, а потом отвлекли на себя собак.

— У тебя были видения, донзар! — яростно прошипела она.

Подскочив к так и не открывшейся двери, Дэйра потянула ее на себя и выбежала в коридор, не забыв оглушительно хлопнув створкой. Резкий звук потушил в ней ярость, грозившую обернуться бедой, еще большей, чем она уже натворила. Он же привлек внимание стражников, которые успели задремать, но сейчас усиленно делали вид, что их не интересует ни растрепанная маркиза в небрежно накинутом халате, ни ее эмоциональный уход из покоев Томаса Зорта, в которых, как им было известно, никого кроме оруженосца Нильса не было.

Дэйре было плевать. Промчавшись мимо них, она стрелой влетела в свои комнаты, повторив оглушительный хлопок дверью. Костер ярости ослабел, но остался горесть ровным, неутихающим пламенем, в котором сейчас погибали те немногие качества, которые роднили Дэйру с "нормальными" людьми.

Значит, вот, в чем причина. Слова "вы меня пугаете" относились не к ее поведению перед Нильсом, а к попытке спасти его чертову сестру-разбойницу, которая не заслужила ни капли времени, которого Дэйра на нее потратила. Он мог хотя бы попробовать сказать ей спасибо.

Дэйра очнулась на балконе башни. Позади качались на ветру занавеси гостевых покоев, таких же темных и мрачных, как ее потухшее сердце. В голове звенели голоса, которые пели ей незнакомцы из Вырьего Леса, чернеющего где-то далеко, в недрах раскинувшегося внизу Бардуага. Дэйра, не скрываясь, подпевала им вслух. Как говорила лекарка Маисия: "Если уж мертв, то какая разница: головой к северу или к югу?".

Хочу снега, бездумно прошептала Дэйра и тут же почувствовала, как на запрокинутое к небу лицо упали ледяные крошки. Они не таяли. Ее кожа была холодной, как у мертвеца. Она получила свой первый поцелуй, и он ей понравился. Пусть тебя будет много, улыбнулась девушка снегу, кружившему белыми точками во мраке наверху.

Все хорошо. Теперь у нее все хорошо. Ощущать петлю на шее было страшнее, чем стоять голой перед Нильсом, надеясь на Радость. Видеть мертвую Дженну было хуже, чем выпрашивать любовь у скорбевшего брата, влюбленного в другую женщину.

Дэйра закрыла лицо руками и улыбнулась, чувствуя теплоту ладоней. Прав был Нильс, когда однажды сказал ей, что мир не вращался вокруг нее. Завтра она обязательно извинится. Завтра у нее будут на это силы. А сейчас она будет петь — громко, безумно, яростно. Пусть снег, поцеловавший ее сегодня ночью, не кончается никогда.