Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну и ну! И чем это кончилось?
— Троих я убил. Четвертый сбежал, но я как раз готовился праздновать семнадцатилетие и потому не стал за ним гоняться. Да и в отдыхе нуждался.
— Ну вот, и вы еще спрашиваете, 'зачем'?! Вообще-то, мы уже пытались организовать свое аналогичное подразделение по аркадианскому образцу. Набрали добровольцев с рудиментарным даром, купили у свартальвов ту установку, которая превращает магов в притупленных...
— 'Кошмарилка'.
— Вот-вот. Провели подготовку с ее помощью, поднатаскали, обучили... Но в итоге это окончилось позорным фиаско: на первой же зачистке часть группы погибла, остальные разбежались. Один даже сошел с ума.
Я рассмеялся.
— Как же вы наивны... Вы что, серьезно думали, что если пропустить солдата с рудиментарным даром через 'кошмарилку', то на выходе получится эстэошник? На выходе получится обычный солдат, разменявший свой рудиментарный дар на устойчивость к магии и вероятные нарушения психики. СТО — это отдельный род войск. Это даже не армейский спецназ, понимаете? Отдельно взятый эстэошник — самая дорогая боевая единица после магов и танков, он обходится казне в шесть с половиной миллионов империалов — для сравнения, 'Гоплит', основной боевой танк Аркадии, стоит около восьми миллионов, а весь мой отряд обошелся казне дороже танкового взвода. Вы этого не знали?
— Знали, но...
— Эстэошники готовятся четыре года, на нашем жаргоне это зовется 'пройти пять кругов ада'. Туда идут только самые отчаянные и самые стоящие люди на свете, а не кто попало. Когда рекрут пишет заявление — он вначале проходит так называемый 'нулевой месяц', который даже не первый шаг на пяти кругах ада, а просто взгляд издали на то, что его ждет. Девяносто процентов кандидатов отсеиваются на протяжении этого месяца — дают задний ход, не проходят тесты или гибнут от запредельных нагрузок. И только сильнейшие поступают в учебку. Они подписывают 'купчий документ', становятся на время собственностью государства и в первый же день пишут завещание. Это смертники, которые знают, что восемьдесят процентов их погибнут в первые же два года... Но перед тем их четыре года готовят по очень жесткой и эффективной программе, в которой нет места ничему лишнему. Эстэошники не ходят строем, не убираются в казарме, не стирают свои вещи, не дежурят по кухне. Все делает обслуживающий персонал. Эти четыре года эстэошника обучают лишь тому, что поможет ему стать сильнейшим бойцом на планете — и ничему больше. У тех, кто не выдерживает, всего два пути: урановые рудники или петля. Мне, прошедшему все это, ваша попытка превратить обычных солдат в эстэошников кажется в высшей степени смехотворной.
— Да мы это уже осознали, — пробормотал Зарецки.
Мы? Какие еще 'мы', если Зарецки — аналитик СБ, а Ковач работает в министерстве обороны? Видимо, они на самом деле более сплоченная команда, чем хотят показать.
— ...Но желание создать аналог СТО у нас никуда не делось, — закончила Ковач. — Довольно очевидно, не так ли?
Я пожал плечами:
— Вообще-то, я и не спрашивал, зачем вам основывать СТО, тут и правда все совершенно очевидно. Я спросил, зачем это нужно мне.
— О, ну это же еще очевидней! — улыбнулась Скарлетт. — По сути, вы будете стоять у истоков нового вида войск Сиберии. Начнете отнюдь не снизу, а с хорошего трамплина, вроде начальника спецшколы. Насколько высоко вы со временем сумеете забраться — зависит только от вас и ваших способностей, а они у вас есть! И вообще, вам выпадает возможность, которая сама по себе крайне удачна. Заполучить спецназ сродни эстэошникам мы хотели очень давно, но никак не могли добраться до секретов и методик подготовки, потому что все попытки заполучить перебежчика-эстэошника, подкупить или переманить, до этого момента успеха не имели...
Я тоже улыбнулся:
— Ну, в таком случае не понимаю, зачем вы тратите свое время на меня. Бегите бегом к этому вашему перебежчику.
И вот тут улыбка сошла с ее лица, да и сам жизнерадостный облик Скарлетт как-то слегка потускнел.
— Вообще-то, она имела в виду вас, — сказал Зарецки.
— Догадываюсь. Господа, а вы читали рапорты своих офицеров с Рубежа? Разве я, подойдя к стене, просил политического убежища? Нет, не просил. Я не просил впустить меня. Я не просил открыть ворота. Я не просил приютить меня на денек. Я попросил сбросить мне еды и патронов, только и всего. Чисто между прочим — попросил, стоя за вашим Рубежом. То есть, на территории Зоны, которая, согласно международным договорам, является нейтральной территорией. А еще напомню, что был вынужден войти в ворота, находясь под прицелом полусотни стволов. Так что я не перебежчик. Я боец СТО Аркадии, захваченный на нейтральной территории без объявления войны и в нарушение кучи международных договоров. Внезапно, да? На случай, если вы сейчас пытаетесь понять, почему я пересек Зону, только лишь чтобы попросить патронов — я заблудился. В Зоне не работает ни электроника, ни компас, там нет ни звезд, ни солнца. Я был уверен, что вышел к рубежу венгрочехов. Оказалось — сиберийцы. Ну и наконец... Скарлетт, вы предложили должность какого-то там начальника и возможность карьеры человеку, который добровольно отказался от графского титула, богатства и статуса первого героя Аркадии и лучшего эстэошника в истории, а заодно и от прилагающихся почестей и карьеры. Да, на то у меня были веские причины — но если б мне очень хотелось жить в роскоши и богатстве — я бы вернулся обратно в Аркадию. Риск, что меня как-то разоблачат, был минимален.
Скарлетт откровенно растерялась, Зарецки вообще напрочь растерял весь свой апломб все знающего и понимающего человека.
— Ну, понимаете, вы же говорили о неприятии социума Аркадии, и все это выглядело, как дезертирство, — промямлила Скарлетт, — вот это и натолкнуло меня на мысль о том, что вы ищете для себя другое место жительства... Ну а иммигранты обычно не отказываются упрочить свое социальное и материальное положение, ну и... Вот я и подумала, что вы будете рады возродить самый лучший род войск на новом месте...
Я фыркнул.
— Дезертирство? Другое место жительства? А что, где-то общество устроено иначе, нежели в Аркадии? Покажите мне место, где граждане не разделены на первый сорт и второй, где знатные Дома магов не правят бал? Если и найдете такое — то у альвов. У них неравенства нет, потому что они маги все поголовно и при этом сила дара не играет роли, альвы только мастерство уважают, а не врожденный талант. А у нас, людей, последние пятнадцать веков без изменений: магократия повсеместно, кто не маг — тот второй сорт. Разница только в общем благосостоянии от страны к стране, те же яйца, только в профиль.
Скарлетт задумчиво откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Александер, а вы много стран видели, кроме Аркадии?
— Только ее, родимую, — признался я. — Но не начинайте впаривать мне о том, что у вас все иначе: каждая жаба свое болото хвалит, это естественно.
— Насчет жабы было немножко обидно.
— Это не я, это присказка такая. Я не пытался ни на что намекнуть.
Она чуть наклонила голову набок:
— Знаете, Александер, сегодня вы мне открыли глаза кое на что, всего лишь рассказав об одном периоде своего детства. А я расскажу вам о своем. Я — круглая сирота, и тоже жила в детдоме. Сызмальства и до совершеннолетия. И вспоминать об этом не люблю. Я ненавидела свой детдом, когда жила там, но... Все познается в сравнении. Выслушав вас, я поняла, что мне еще повезло. Да, нас там не баловали особо. Все приходилось делать самим — уборка, стирка, готовка. У нас не было поваров — только 'шеф'-повар, который ничего сам не делал, а руководил дежурными по кухне. Мы ели то, что готовили сами, и я и по сей день не могу смотреть на овсянку и перловку. Однако свои шестьсот граммов мяса, два литра молока и четыре яйца в неделю, согласно госстандарту, я получала всегда. За всю жизнь в детдоме я не узнала, что такое голод: никого не заботило, любим ли мы перловку, но мы получали здоровое и достаточное питание. У нас никто никогда не сбегал, как вы, и я даже не могу себе представить, насколько худо было вам, если вы предпочли быть беспризорником... Нам приходилось, помимо учебы, делать все по хозяйству — но мы научились заботиться о себе и трудиться. Наконец, в детдоме я получила основы двух дисциплин — управленческого дела и психологии — и благодаря своим способностям поступила в университет без вступительных экзаменов. Вы не поверите — я только два года назад получила диплом. И вот где я сейчас. Шутки шутками — но я никогда не спала со своим шефом. Иными словами, Александер, у вас в Аркадии сироты никого не заботят. Лишь бы с голоду не околели — а помрут так помрут, велика беда. А в Сиберии государство из сирот вроде меня готовит себе кадры. Никаких сантиментов, никаких нежностей — моя страна дала мне ровно то и ровно столько, чтобы я выросла здоровой, самостоятельной и полезной обществу. И такие условия я считала жестковатыми, скажем так, но, узнав вашу историю, взглянула на свое прошлое иначе... В общем, я вот к чему клоню: мы можем поехать в любой угол страны и зайти в любой, самый захудалый детдом. Просто для того, чтобы вы убедились: на этот раз я не вру. И тогда, когда вы воочию убедитесь, что разница есть и она огромна — поймете, что Сиберия и Аркадия — отнюдь не одно и то же. По крайней мере, в отношении к сиротам.
Я пожал плечами:
— А мне не нужно убеждаться: это ничего не меняет. СТО как военная организация может существовать только в стране типа Аркадии. Если у вас, фигурально выражаясь, все очень хорошо, прямо рай на земле — то это банально лишает СТО фундамента.
— Что вы имеете в виду? — спросил Зарецки.
— Открою вам секрет. Я уважаю эстэошников и горжусь, что принадлежу к их числу, но при этом ненавижу СТО как организацию. Сам факт существования СТО — это своего рода манифест наиболее ненавидимых мною аспектов Аркадии как империи.
— Простите, а можно немного попроще?
— Можно, — кивнул я. — Понимаете, СТО в том виде, в каком о нем слагают легенды, существует исключительно благодаря чудовищному неравенству в Аркадии. Благодаря нищете низов и блеску аристократии. В СТО идут только очень отчаянные и отчаявшиеся люди. И только потому, что иных перспектив у них нет, кроме как поставить на кон свою жизнь. Ну а что до вас — если у вас все остальное под стать детским домам, как тот, что вы описали... Вам неоткуда будет взять смертников, потому что обилие людей, готовых играть на свою жизнь, характерно для неблагополучных обществ.
Скарлетт незамедлительно бросилась ковать, пока горячо.
— А мы не заинтересованы в смертниках. Шесть с половиной миллионов ваших империалов — это порядка двадцати миллионов наших талеров. Одно дело вложить деньги в бойца высочайшего класса — но вбухивать столько в подготовку смертника как-то больно расточительно.
Я тяжело вздохнул.
— Боюсь, вы совсем слабо разбираетесь в СТО. Для вас эстэошник вроде меня — великолепный боец и только. Но вы не понимаете, что именно делает меня таковым. Как вы думаете, почему эстэошники продолжают сражаться даже тогда, когда регулярные части и спецназ в ужасе спасаются бегством? Почему мы стойки к тому кошмару, от которого бывалые солдаты седеют в считанные секунды? Ответ прост: принципиально иной способ мышления. В то время как обычный солдат идет служить за жилье и стабильную, хоть и небольшую зарплату, и молится Создательнице о том, чтобы никогда не встретиться с Порчей и одержимыми, мы идем навстречу им, потому что пришли именно за этим. Мы заранее знаем, что однажды заглянем в лицо потустороннему ужасу и сыграем с ним в 'кто кого'. Выигрывают немногие — но если выиграл то выиграл. Дворянство, достаток, карьера, для самых стойких — место в императорской гвардии, для самых способных — высокие должности. Рекрут СТО — это человек, загнанный безысходностью и нищетой в самый угол. Уникумы вроде меня, пришедшие не за деньгами — единичны, а среднестатистический эстэошник приходит в спецучебку, чтобы хоть немного пожить в относительной роскоши, по-человечески — ну а потом сыграть со смертью в револьверную рулетку. Ставка — жизнь. Выигрыш — джекпот. И всего одна пустая камора в барабане. Понимаете, СТО — не просто военизированная организация. Это субкультура, со своими традициями и своей реальностью. Со своими неочевидными законами и правилами игры. Почему мы обычно деремся до конца? Бегство с поля боя для эстэошника — форменное самоубийство. Я не говорю уже о том, что в самом-самом неприглядном случае он попадет на урановые рудники. Понимаете, мы — смертники. Не обычные солдаты с очень высоким шансом погибнуть, а именно смертники с очень маленьким шансом выжить. Все курсанты в спецучебке пишут завещание в первый же день — это и традиция, и рационализм, и часть психологической подготовки. Готовят нас так. Даже если я сбегу с поля боя и для меня не будет непосредственных последствий — я все равно стопроцентно попрощаюсь с надеждой досрочного перевода в офицеры, а тем более — с надеждой на место в гвардейском полку. То есть, с надеждой на то, ради чего я и пошел в СТО. Мне стопроцентно служить до полной выслуги, и моими спутниками будут позор, презрение и недоверие со стороны моего нового подразделения. А до выслуги доживают лишь два процента, потому сбежать — равносильно тому, чтобы приставить себе к голове револьвер с барабаном на пятьдесят патронов, где только одна пустая камора, и спустить курок. Конечно, бывает всякое. Бывает, что отступает все подразделение, если к тому есть объективные причины. Бывает, что все погибают, а один спасается. Но побежать, бросив подразделение, на глазах всего мира — это самоубийство с вероятностью в девяносто восемь процентов. Только медленное, с муками и позором. Потому мы, эстэошники, не бегаем. И в самом безнадежном бою продолжать сражаться — оптимальный выбор. Остался и погиб — значит, погиб как герой. Убежал — все равно погиб, только не сразу, долгой смертью труса. А если остался и каким-то невероятным чудом выжил — все, джекпот. Деньги, слава, карьера, все такое прочее. Так что рекрут изначально приходит в СТО с психологической установкой сыграть на высочайшую ставку в самую страшную игру на свете. Где другие седеют от ужаса — там мы видим наш лотерейный билет, тот самый, ради которого пришли в СТО и преодолели все пять кругов ада. Но не потому, что мы хотели сыграть, а потому, что нам не оставили иного выбора. Человек, у которого есть альтернатива СТО — не идет в СТО. Понимаете?
— Думаю, да, — кивнула Скарлетт.
— Ну вот и все. У вас СТО аркадианского типа не получится создать, даже если бы я хотел помочь. Но я не хочу, потому что это неправильно. И теперь самым оптимальным вариантом будет дать мне, наконец, еды и патронов и вернуть обратно в Зону. И мы забудем о том, что я тут был.
— Погодите, — сказал Зарецки. — Для чего вам возвращаться в зону, раз вы уже здесь?
— А зачем мне оставаться тут? У вас не выгорит с СТО — и хвала Создательнице за это. Канцлеру за малыша Сашика я отомстил — а потусторонним приблудам еще нет. Пока они есть — моя зачистка не закончится. К тому же, там весело. Адреналин, охота — и не на безмозглого безоружного бегемота или льва, а на не менее умного и опасного противника, чем сам охотник, к тому же отлично вооруженного. Вы знаете, что старые одержимые своим телекинетическим броском способны развить энергетику мелкокалиберной пушки?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |