Мегалит Главы 1-7

Оглянулся вокруг, всплеснув гладь, и устало поплыл к черневшему берегу. Темными комками и комочками виднелась растительность на длинной линии прибрежной полосы. Я поплыл к дереву, что опустило длинные ветви к воде, в ряби, вытащил тело сквозь слои грязи и осоку на глиняный берег и устало лег отдыхать, наполовину погруженный в воду. Когда отдышался, вспомнил про ожоги, и начал обследовать все свое тело и понял, что далеко с такими ранами не смогу пройти. Оставалось вспомнить, с какой стороны тянулись веревочки трасс— дорог, и пытаться дойти или доползти, когда ослабну, туда, к людям. Под моими руками, пока я трогал немеющее от воды и воздуха кожу, слазил верхний слой, обнажая мышцы и кровеносные сосуды. Они лопались под моими грубыми от ран ладонями и заливали все вокруг кровью. Пузырей почти не было, как и боли, просто кожа слазила от прикосновения, и от подобного становилось страшно. Наверное, я уже не ощущаю боли...

Чувствую, так я весь изойду кровью. Но мне перевязать было не чем, а про перетянуть кровоточившие места уже и чем это сделать, придумать не мог. И вот когда я решил, что хватит себя трогать, я этим "троганием" делаю себе только хуже, то наткнулся на небольшие выступы, что остались у меня от крыльев на спине. Извернувшись, я провел по лопаткам и ниже ладонью, и выступы осыпались пеплом. Теперь я стал по— настоящему человеком. Теперь уже нет пути назад.

Тяжело дыша я со всей болью ощутил, что вот, да, нет пути назад. Нет. Как же больно это осознавать. И в то же мгновение внутри зашевелилось нечто, что злобно рассмеялось, и пообещало не просто возвращение, а с триумфом и верхом на единороге. И я со всей надеждой отдался ей. Лучше верить в страшного победителя меня, чем в чушь вроде совести, чести и правды... или не так?

И пополз туда, где думал тянется дорога. За помощью...

На мое тело налипала грязь, глина. Кое как добравшись до невысокого берега, я смог подняться, встать на ноги, используя найденную палку для более устойчивого стояния, и вот так, прихрамывая на каждом шаге побрел к далеким отблескам фар от мчавшихся машин. Ветки деревьев били меня по открытым ранам голой спины, листья скользили по кровоточащим порезам, и за мной тянулся кровавый след.

Сколько я шел. Не знаю. Но небо на востоке побледнело, перед глазами все чаще плясала земля, иногда меняясь местами с небом, а травы все больше набухали светом, становясь из черного цвета все более темно-зелеными. И только когда наступил рассвет я вышел к небольшой насыпи, на которой и виднелся кусок дороги, и пошел туда, тяжко наступая на острые каменья пораненными ногами.

Последние метры я уже полз вверх. Уже не было сил смотреть, и я, закрыв глаза, двигался только на усилиях своей воли и последних таявших сил. И уже в первых лучах светила услышал какой-то рев, что остановился почти надо мной и потом чей-то мужской голос, материвший почему-то мою мать и всех родных. Потом он прошелся по всем Богам, святым, а потом пришла благословенная тишина.

Валя, Валентина,

Что с тобой теперь?

Белая палата,

Крашеная дверь.

Тоньше паутины

Из-под кожи щек

Тлеет скарлатины

Смертный огонек.

Говорить не можешь —

Губы горячи.

Над тобой колдуют

Умные врачи.

Гладят бедный ежик

Стриженых волос.

Валя, Валентина,

Что с тобой стряслось?

Воздух воспаленный,

Черная трава.

Почему от зноя

Ноет голова?

Почему теснится

В подъязычье стон?

Почему ресницы

Обдувает сон?

Двери отворяются.

(Спать. Спать. Спать.)... Э.Багрицкий. Смерть пионерки.

Гриша.

Стоя у нарисованной угольком двери на монолите я оглянулся на прошедшие два года. Посмотрел на уголь, вздрогнул, осознав, кем он был вот совсем не так давно. И вспомнил, тот приход Пашки, после очередной химиотерапии. Он кричал, что хватит валяться, а я, слабо отбиваясь и отбрехиваясь словами, лысый, лежал на продавленном диване, и даже не мог нормально сказать ему, чтобы он шел на пень. Я все еще помнил ту боль, то чувство, когда организм кажется выворачивает сам себя, все клетки пляшут польку-бабочку, и мозги становятся чумными. То чувство еще долго будет преследовать меня. Как, впрочем, и те, проведенные в больнице, дни на химии. Мне еще долго, и после первой ремиссии, и после второй, и даже сейчас, после третьей, сняться те сны, "белая палата, крашенная дверь"... Я просыпаюсь в страшном поту. И кричу беззвучно открывая сухой рот от ужаса, что все. Кажется, моя жизнь не имеет смысла. А вот именно тут и здесь важен только факт, самой возможности жить, просто вздохнуть воздуха, глотнуть простой воды, и шевельнуть тонкой рукой, с кожей как белый мрамор и прожилками голубых вен.

Я выгнал его тогда. Смог прохрипеть, чтобы он уходил.

Он понял.

Мой друг меня всегда понимал. И он ушел. Но на прощание поднял кулак и произнес его любимое— "но пасаран". (¡No pasarán! — "Они не пройдут". Прим.Автора.)

А потом, после второй ремиссии, он пришел и, сидя на полу у моей кровати, поклялся, что сделает все, чтобы я выздоровел. На рецидивах его не было, но вот на ремиссиях... он притаскивал мне книги и просил взглянуть туда. Умолял меня терпеть и не сдаваться. Звал с собой в клуб. И всегда, всегда говорил, как сильно, очень сильно , меня любит. "Ты мне брат. Я с тобой на одном горшке в детском саду сидел. И девчонкам в первом классе помогал за косички дергать. А еще всегда списывал домашки. А про Светку помнишь? Мы были с тобой в нее влюблены в седьмом классе. А эта зараза нас только на яблоки и груши разводила..."

Вот прямо около себя услышал твой голос, дружище. Еще хранит память звук твоего тембра...

А ведь я тебя кремировал два месяца назад. Авария, будь она не ладна. И теперь, вот этот уголек, что я держу в руках — это ты. Мой друг и брат. Пашка. Эта была твоя воля, твой план, и твоя идея. И сейчас, пока у меня очередное улучшение, я выполняю твою последнюю волю.

Мы успели с тобой сделать только три пункта из двенадцати.

Я нарисовал очередную завитушку на камне и несколько штрихов внутри рисунка. Отступил и внимательно вгляделся в получившуюся дверь. Осталось проделать тот собранный на коленке обряд, который ты нашел в одном старинном издании в Индии.

Глава 2.

"-А кто во всем виноват? Мыши?

-Почему, мыши?...Виновато... вот ... это кресло! Это оно разбило твою любимую чашку, толкнув меня под руку. Оно разлило твой любимый кофе, когда я переставляю его на столе. Оно сводит тебя с ума, и дает тебе самые страшные и интересные моменты при написании книги...

-Сжечь его!!!" S.E.A.

Гриша.

-Ты просто поверь мне, Гриш. Я ведь не просто так тебе говорю об этой свадьбе. Ну есть такой обычай в Индии. Ну не везет тебе по жизни — тогда женят мужика или девушку замуж выдают, за животное. И, считается, что оно забирает все несчастье у человека.

-А потом его дружно сжирают?

-Да при чем тут это? Ну тут же главное не то, что его сожрут, а то что оно забирает все плохое, дурное...

-СОжжжжжжжжрррраааатьььь... -Дурачусь я. — А ведь еще после твоей последней выходки с похоронами меня не отошел, а ты снова придумываешь со мной, любимым, интересную фишку. На какой— то кипишь подписываешь? Не, я не против....

-Гришка, не хандри. -Строго, приподняв левую бровь, отчитал меня друг. А в глазах у него плескалось озорство. — У меня есть еще пару предложений для тебя.

-О! Уже боюсь. -С острасткой отодвигаясь "делаю" большие глаза. -От тебя что угодно можно ждать. Даже моей свадьбы с телкой, в буквальном понимании этого слова.

-Ну не с телкой, а с козой. Но ты же понимаешь — все должно быть идеально! — Как самозабвенно он произнес это. Даже с придыханием. А потом расхохотался мне в лицо. -Гриш, ты должен понять, это будет как шутка! Только такая серьезная. Шутка для нас.

-Я уже боюсь. -Устало пожал я плечами. В последнее время снова начал чаще уставать.

-Но ты же за любой кипишь?

-Кроме похорон и больницы. — Подтвердил я, пожимая плечами.

-Значит мы делаем свадьбу! — Еще громче смеялся друг. -Чур, я буду шафером...

-Чушь это все, Пашк. -Попытался я отмазаться от предстоящего события. -Ну, ерунда же...

-Ты еще поговори со мной, -Ржал конем Пашка. -Я отучу тебя спорить с батькой!

-Ой-ёй! Батька нашелся! — Ткнул его слегка, кулаком в плечо. — Ты еще даже не бреешься!

-Нашел чем хвалиться! Зато я на эльфа похож. -Улыбнулся одним уголком рта Пашка. -А ты ... ты..

И он замазал и свою улыбку, и смех.

-Прости, Гриш. — Глазами Шрека посмотрел на меня друг. -Я ... я тебя не обидел?

-Щас как врежу по хребту! — Еле смог я произнести от накатившей после очередного цикла химиотерапии усталости. — Нежности тут развел.

-Ха! Ну тогда я побежал, невесту тебе искать... — Еще громче засмеялся друг, и вскочив, выбежал из палаты, где я отлеживался.

А в глазах у него была... нет не жалость, а забота. Любовь. И что -то такое, от чего мне хотелось выть и кричать. В его глазах была осознавание того, что я умираю.

Последние семь месяцев Пашка носился то в Питер, то в Индию, что— то нарывал, искал, доставал. Было впечатление: он решил взяться за мою жизнь всерьез. И я чувствовал -он не отступит. Он, Он... Лучший друг, одноклассник, однокурсник... Тот, ради которого хотелось жить.

Шестеро чертят.

-Ваше поведение ставит под вопрос все существование нашей комнаты! Балбесы! Вы даже не смогли нормально продумать сам процесс воровства часов у того мужика! Вот, что я вам объяснял про карманы?

-Ваше шулерство... -Обратился чертенок с черной челочкой.

-А тебя, Мак, вообще следовало наказать за самоуправство в команде. Ты почему начал общупывать мужика, когда я сказал все сделать незаметно, или ты думал у мужика, как и тренировочного манекена будут ноги из картона и дерева?

Высокая тень осмотрела всех шестерых подопечных, из под темнеющего плаща с широкими туманными краями высунулась костлявая рука обтянутая кожей и помахала ею в воздухе перед стоящими в понурой позе подопечными.

-Я не позволю вам совершать проступки из за которых мы будем терпеть убытки. -Рука спряталась под плащ, оттуда на секунду вырвался туманный протуберанец, растаял в воздухе, оставив после себя едкий серный запах.

-Вашество, — попытался привлечь его внимание другой чертенок с чубом, залихватски повернутым на правую сторону. -Мы же только хотели украсть у него не только часы, но и кошелек спереть.

-Вы будете делать только то, что вам скажут делать, и если я скажу вам прыгать... что вы должны сделать?

-Спросить, как высоко это делать... — Прошелестели-прогудели все шесть чертят.

-Именно! -Из под плаща появилась та же костлявая рука и указательным пальцем ткнула в ближайшего чертенка. -И если вы не можете сориентироваться, то готовьтесь к наказанию.

-А сории, срори, соритер, ну делать это, надо быстро? -Набрался храбрости Мак. -Мы же должны успевать не только....

-Глупый чертенок! -Зашуршала тень, прерывая задававшего, — Делать только то, что вам приказано и не обсуждать. И точка. Понятно?

-Да, Вашество... -Потянули голосами чертята, окидывая друг на друга задумчиво, и, после, потупив взгляд на пол.

-Тогда, быстро за отработку приказов! -Приказала тень, и шесть пушистых тощих комочков, потряхивая нервно кончиками пушистых хвостов, рассыпались во все стороны от нее.

Тень замерла на несколько мгновений, затем осмотрелась, поводя тем местом, где у нее пряталось лицо, по сторонам. Из под капюшона донесся тяжелый вздох, а затем раздался хлопок, и на месте тени сошелся воздух, заполняя пустоту.

Какие бы ты не хотел приключения, вспомни, чем они могут закончится. S.E.A.

Кот Зим-Зимыч.

Нынешняя осень прошла так быстро, что я толком не успел заметить, когда именно начали осыпаться листья. Вот только совсем недавно летний ветер сменил свое теплое дыхание на холодное. Вот так вдруг покраснели и пожелтели листья на ветках деревьев, и внезапно они дружно осыпались вниз на землю... Я так и не понял, когда именно это произошло, просто однажды выглянул в окно и увидел голые ветки на стволах и осознал, что еще один год пролетел.

Именно год. Это люди начали отмечать окончания года зимой, а мы, настоящие коты отмечаем конец года осенью. Перед самыми холодами. Только холода становятся для нас, котов, огромным испытанием на выживаемость. Только холода решают, кто сможет продолжить свой род, а кто уйдет пешком в Вечные безвременные леса, где водятся смешные бабочки и жуки.

Вглядываясь на куцую осень за окном, я всматривался в самое начало зимы, пытаясь найти ответ, выживу или нет. Моя интуиция кричала, что зима не окажется простой и спокойной, как многие до нее, предыдущие.

Отодвинув на краешек подоконника цветок, я уютно пристроил лапки и, впечатавшись носом в холодное стекло, смотрел на мир, лежащий за стеклом, со всем спокойствием, присущим нашему роду. Меня не интересовали гонимые шальным ветерком листья, что переворачивались иногда, взмывали в воздух и вновь падали, на уже промерзшую землю. Меня не привлекали нахохлившиеся воробьи, прятавшиеся в частых ветках дерева за окном. И, даже прошедший по тропинке у дома соседский кот Василь, не тронул моего величия, и не задел струнку любознательности. Но потом я увидел ее.

Красный маленький туманный огонёк пронесся вдоль квартала так низко, едва не коснувшись земли, вернулся обратно и внезапно направившись в мою сторону. Остановившись напротив моего окна, он приблизился к стеклу, и я понял, что меня заметили. Потом огонек, даже не смотря на ветер, почти впечатался в стекло, и тут я осознал самую волнующую новость за этот год: в мир вернулись бабочки Гай.

Кивнув ей приветливо головой, я пригласил ее в свой дом, и она послушно явила себя около меня на подоконнике, перенеся себя сквозь пространство так быстро, что даже мои глаза не поняли этой молниеносности.

-Муррр. -Произнес я.

-Кот. -Сердито заметила она. Или он? — Ты меня понимаешь, Кот?

-А что вас понимать. -Ответил ей я. -Все равно вас никто уже давно не видит, и в вас не верят.

-Но мы есть! -Возмутилась бабочка. -Вот, посмотри.

Бабочка расправила разноцветные крылышки, и, обдавая меня прохладой легкого ветерка, замахала ими. Я поднял лапу, и она отскочила от меня:

-А-а! Лапами не трогать! А то я знаю вас, только дай волю, когти выпустите.

-Ты что в свободном мире делаешь? -Опуская лапу заметил я его Крылатости неприятную очевидность. -Вам же запретили сюда приходить, или нет?

-Не твое дело, Кот. -Важно присаживаясь на листик лимона, ответила мне бабочка. -У нас нейтралитет. Мы не лезем к вам, вы не лезете к нам.

-Про закон равновесия я знаю, но что ТЫ делаешь тут?

-Да вот. -Вздохнула бабочка, а потом доверчиво добавила. -На спор сюда пришел, и теперь исполняю проигрыш.

-Надеюсь тебе ничего важного не задали? А то, сам знаешь, чем это чревато.

-Тебе ли говорить об исполнении... -Злорадно усмехнулась бабочка. -Вы коты только и изменяете реальность под себя, контролируя и применяя ваш дар перемен, для подстраивания мира под свои нужды.