Лебединая песня

4

По началу, Пак держал меня в железной клетке, и кормил разной хуетой, толи ради эксперимента, толи ему просто было прикольно смотреть как я сожрав кусок хлеба, блюю в углу клетки и харкаю. Тогда выяснилось, что никакая пища мне не подходит, кроме так сказать 'натуральной'. Жрал я только свежее мясо. Ну мог и не свежее сожрать без последствий. А вот пить, я мог все что угодно. Даже так полюбившийся мне с детства, чай, черный-байховый. Пак пил именно такой, когда не пил самогон местного производства. Давал и мне. Мы садились с ним за стол на деревянные табуреты пили чай мелкими глотками, и разговаривали обо всем.

Пак учил меня 'работать', то есть шнырять по карманам в Толкучке, так назывался наш городской рынок. Учитывая мою скорость и реакцию, 'рабочий' из меня вышел знатный, профессионал прямо! Чтобы не схлопотать в морду, я должен был приносить своему опекуну, не менее двух серебренников в день, ну или аналогично всяким другим добром. Остальное все себе. Хотя при нашей жизни у горожан было не густо и наворовать сумму более солидную, чем в два серебром, почти никогда не удавалось. А иногда приходилось и свое докладывать. А Пак бил сильно, нет не просто сильно, а охуеть как сильно и охуеть как быстро! Даже с моей реакцией, я пропускал больше половины ударов.

А еще Пак любил чистоту. В его небольшой хибаре, всегда, сколько я помню, было чисто и все его вещи лежали на 'своих' местах. За оставленный где попало свой бушлат, можно было нихуево схватить в рыло. А о брошенных в сенях, немытых сапогах, получив по зубам, вооружиться тряпкой и прочим полагающимся инвентарем, выдраивать всю хибару до блеска. Причем иногда, когда у Пака было хуевое настроение, мыть все дважды. Эта брезгливость к грязи и беспорядку, передалась и мне, путем болючих затрещин и зуботычин. Но я ему за это даже благодарен. Самому приятно когда чисто и порядок.

Особенным предметом нежной и трепетной любви Пака, была небольшая, стеклянная фигурка черного лебедя. Каждый вечер, когда Пак садился у камина попить чай, он доставал ее из своего старого комода, разворачивал ветошь и любовался этим своим лебедем. На мой вопрос, о таком странном онанизме на кусок черного стекла, я удостоился только фразы, что это 'память', и меня, выблядка, не должно это ебать вовсе!

Да и похуй, тоже мне цаца какая, пусть теребит этого 'черного гуся'! Не очень то и надо!

Зимой, когда особо делать было нехуй, Пак учил меня читать и писать. Причем методика моего обучения, была аналогична уборке. За что тоже как бы спасибо, мир его праху!

Со временем, в добавок к чтению и письму, я освоил квалификацию 'домушника'. И теперь наш с ним прожиточный минимум начал повышаться. Пак вставил себе новые железные зубы, а я прибарахлился кожаной курточкой, прочными штанами и предметом черной зависти моих уличных закадык, кожаными берцами. Моя жизнь вообще стала прекрасной, когда во время незваного визита в чужое жилье, я прихватил добротный, явно не кухонный нож. Скорее кинжал. Он сам прилип ко мне в руки. Длинное, семнадцати сантиметровое вороненое лезвие, прочные упоры и удобная при любом хвате, пластиковая рукоять. К нему еще забрал кожаные ножны с петлей для ремня. Вертеть и махать ним, на заднем дворе нашей хибары, я мог часами. Я так полюбил этот нож, что ложась спать, всегда клал его с собой под подушку, за малым не желая ножу спокойной ночи. Теперь я понимаю Пака, и его лебедя! Даже странно, что алчный Пак, тогда у меня его не отобрал, хотя и видел не раз.

Однажды Пак, невесть от куда, притащил старое зеркало. Сказав, что заплатил за него дохуя, и если я его разобью, то он будет пиздить меня до усерачки каждый раз, когда захочет в него посмотреться. -Урод блядь...

Вечером Пак ушел по своим 'делам', и я тут же сунул свою репу в это зеркало: На меня смотрел пацан, лет десяти, с огромными темно-карими, почти черными, лишенными белков, глазами. Бледное, худое и скуластое лицо, прикрывала копна прямых черных волос. Вперед торчал как флюгер, большой острый нос с горбинкой. Нижняя часть лица, плавно переходила в большой рот с тонкими бледными губами и оканчивалось острым подбородком.

-А теперь улыбочку! -И картина резко приобрела жутковатый вид, явив в отражении ровный ряд острых, акульих зубов с небольшими клыками. В прочем я остался крайне доволен своей внешностью. И без отлагательств, продолжил изучать себя. Ровное, 'поджарое' тело имело бледный, слегка сероватый оттенок. Небольшие, но тугие, как канаты мышцы, оплетали каждый сантиметр, и заметно бугрились под кожей. Я спустил трусы, и ехидно ухмыляясь, стал демонстрировать перед зеркалом, свое, как мне тогда казалось, — 'нихуйственное достоинство'! Видимо сильно увлекся, и проебал возвращение домой Пака.

Он стоял сзади меня и закипал, краснея прямо на глазах!

— Ах ты ебаное, мелкое, дрочило!— взвыл мой опекун и сжав кулаки, начал лупить меня по чем попадал.

Потом, закончив воспитательный час, спрятал зеркало в комод и заявил, что самолюбие это огромный порок! В моем случае клинический.

Хотя сам, регулярно разглядывал свое ебало в этом блядском зеркале.

Все изменилось, весной.

5

Я отсыпался после ночного 'рейда' в своем углу, Пака не было дома и мне вовсе не хотелось вставать с моего топчана, когда я почуял ЧУЖОГО! Чужой человек, подошел к дверям нашей хибары и стоял не решаясь войти. Вообще у нас никогда не было никого постороннего в доме. Пак гостей не жаловал, и мог просто пальнуть с обреза через входную деревянную дверь, а после выйти и поглядеть, кого это угораздило постучаться. И правильно делал! Потому, что обычно приносило разную хуету, вроде бродяг, попрошаек или грабителей. Да и не принято у нас в городе, по гостям ходить.

-Ебатеньки! А ведь Пак, под 'страхом смерти', запретил трогать обрез!

-Нож! Есть же нож! Секунда, и я с ножом наготове, возле двери. Там молчат и я лихорадочно обдумываю что дальше делать, даже вспотел весь!

Неожиданно замок на двери щелкает, я сжимаюсь будто пружина, дверь открывается и входит,... Пак!

Я еще не осознав того, кто передо мной, машинально делаю прямой удар ножом. Чудом, лезвие утыкается в деревянный ящик, который тащит под мышкой мой опекун!

Я оторопел, мое тело одеревенело, отказываясь мне подчиняться! Все исправил Пак. Охуев от моей атаки, огромный кулак, обрушился на мою родную голову с такой силой, что я отлетев на добрых два метра, отключился.

Сознание пришло так-же мгновенно, как и отключилось. Просто раз, и дали свет! Первая мысль в моей голове, -почему голоса в комнате все-таки два? Один знакомый хриплый и проглатывающий букву — эл, голос Пака. А вот кто второй? Гость? Схуяли у нас теперь гости?

Ну правильно! Я почуял чужого человека, а Пака, я так никогда и до этого не чуял. И чуть не укокошил. Вот было бы забавно, заходишь в свой дом, а тут хуяк, и весь ливер, наружу!

Видимо в тот момент, по моей роже, поползла ухмылка. И Пак, заметив это проскрипел своим пиздопротивным голосом: — Эй бля, убивец недоделанный! Хорош бока отлеживать! Вижу что очнулся! Давай бля, поднимайся! С учителем твоим познакомлю!-

-Чегоо, блядь?... С кеем?

Поднявшись с топчана, и потерев ушибленную челюсть, я подошел к столу и мельком глянув на гостя, уставился на Пака в ожидании.

-Вот познакомься, это твой учитель, зовут Кол. Пора тебе расти, повышать так сказать, квалификацию! Я ему кучу бля денег за науку отвалил, будет месяц тебя учить ножичком махать. Ато вишь, днями машешь, воздух режешь, а толку ноль! Только и можешь ящики бля дырявить! Да людей пугать!— Пак поставил чайник на печь. -Сейчас чайка заварю, потолкуем, ты с человеком познакомишься. И гляди у меня бля, не научишься, выгоню нахуй, будешь жопой долг отрабатывать мне!-

Вот оно как, неспроста Пак кинжал у меня не забирал! Да я не то, что учиться, я буду так учиться! Лучше всех учиться буду!

У меня снова рожа растянулась в улыбке.

-Да ты не лыбься, семь потов с тебя сойдет!

-Да хоть восемь блядь! Я смогу! — я было набрал воздуха, чтобы продолжить, но меня прервал гость.

Он повернулся ко мне, и блеснув на свету желтыми глазами, начал говорить таким каким-то тихим голосом, но в тоже время этот почти шепот проникал мне прямо в голову. Мне оставалось только сесть и отвечать на его вопросы.

-Сколько лет?

-Где-то десять.

-Вес?

-Где-то тридцать кило.

-Мутации?

-Чего?-мои глаза поползли вверх.

-Мутации, это особенные способности такие. Что есть у тебя?

-А! Эта...В темноте все вижу, могу быстрым быть, могу пролезть куда хошь! Ну в окно или дымоход там...— я стал загибать пальцы.

-Людей убивать приходилось?

-Ну было пару раз...— че-то даже смутился я как-то, сдулся прям!

-Кого и как давно это было?

Я мельком глянул на Пака, тот лишь молча кивнул, разрешая рассказать.

-Ну в прошлом году весной, мужичка одного придушил. Он пидор, не хотел мешок свой отдавать. И бабу одну неделю назад прирезал, чтоб она сука крик не подняла, когда увидела, что я к ним в хату лезу. Думал никого там, ан— нет! Встала ночью и шарится по дому. А тут я! Ну и пришлось...

Кол хлебнул чаю и прикусив кусочек сахара, продолжил:

-Ты сказал к 'ним' в хату лез. Кто-то еще там был?

Я заерзал на табурете.

-Ну, говори!— вклинился Пак, пододвинув к гостю блюдечко с сахаром.

-Да, были! Две девочки! Дочки ее! -выпалил я и стиснул зубы.

-Ну? Что?— Кол повернулся ко мне, и две пары глаз, включая Пака, уставились прямо на меня.

-Они проснулись, когда я резал тетку, она громко бухнулась на пол. А в хате всего одна комната и они спали у противоположной стены. Проснулись, в хате темно, начали мамку звать, а я их... В общем тоже зарезал! — я стух, реально стух, и опустил голову.

-Ебать-копать!— Пак даже подпрыгнул на табурете.

Ну думаю все, пиздец мне. Вон опекун мой аж побледнел весь.

-Подходит!— прервал паузу Кол.

-А..? Че?-слова гостя проходили ко мне словно через вату.

-То, что ты не оставил свидетелей, это правильно. То, что ты смог убить бабу и детей, значит, что ты можешь идти до конца. А это мне нравится. И значит, ты мне подходишь!

Пак, все это время теребивший в руках пустую кружку, шумно выдохнул и улыбнулся.

-Вот и ладушки! Чаю еще? А мож по сто грамм? Или покушать?

Блядь, на Пака было противно смотреть, он вел себя так, как будто ему объявили помилование, прямо перед самим повешеньем. Видимо этот Кол совсем не прост, ох как не прост! Позже, я спросил у опекуна, о таком странном подходе к оплате за обучение. На что пребывающий в хорошем настроении после изрядной дозы спиртного Пак, мне все разъяснил. Оказалось, что этот Кол, со своими охуенными придурями, но нельзя с ним шутить. Сразу берет немалый задаток, но если ему что то не по нраву, мало того, что денег не вернет, живым оставит, и то огромная удача. Хотя наверное лучшего учителя не сыскать.

6

Кол, отказавшись от самогона и жратвы, внимательно изучил мой кинжал. Кивнул сам себе, видимо удовлетворившись моим оружием, предложил выйти во двор и продемонстрировать мое, как он назвал 'фехтование'.

Ну я горазд ножиком махать! И снизу, и сверху! И бля с колена! Даже лежа на пузе ебашу! О какой я 'фехтовальщик' епта!

Пак даже присвистнул от моих 'художеств'. А вот Кол все больше морщился. -Завязывай эту хуиту! Хватит! — окрик гостя заставил меня замереть. Пак тем временем переменился в лице и скрылся в сенях.

-Иди сюда!

Я подошел.

-Тащи сюда вон ту колоду! — Кол указал на короткое бревно, что лежало у сарая.

-Вот, хорошо, теперь привяжи его вон к тому дереву, так, чтоб могло раскачиваться. Да, правильно, вот так!

Затем Кол показал мне два удара, прямой и сбоку рубящий. И заставил так бить колоду пока не станет получаться правильно.

Я не помню когда я лег спать, была уже поздняя ночь или раннее утро. После разученных еще двух ударов, немыслимо болели руки. Пальцы сводило судорогой, все мое тело ныло и болела голова от затрещин учителя.

Прошло две недели, я спал в сутки от силы по четыре часа. Кол постоянно был со мной и днем и ночью. Колоды висело уже три, нож просто танцевал в моих руках. Руки и ноги уже не болели. Затрещин учителя становилось все меньше, в то время как глубоких отметин на колодах, становилось больше.

Пак иногда захаживал к нам на задний двор и интересовался, чему уже научилась 'его инвестиция'.

На исходе двадцатого дня, я повесил пятую колоду.

Кол заставил меня повторить комбинацию из пяти ударов, посмотрев одобрительно хмыкнул и заявил:

-Нам нужен труп.

-Какой блядь труп?— я подошел к нему и присел рядом на лавку.

-Свежий, почти живой. Мужик или баба, похуй.

-Нахуя?— я не врубался, ну нахер труп здесь?

-Анатомию изучать будешь!

-А-на-то-ми-ю— повторил я по слогам неизвестное мне слово.

— Анатомия— это знание внутреннего устройства человека— уточнил учитель. — Чтобы ты точно знал, как и куда бить ножом, чтобы быстро и бесшумно убивать.

-Угу, и где нам этот 'свежий' труп взять?

Кол растянул губы злорадной улыбкой:

-А вот это и будет твое первое задание!

Ну и где я ему в полдень труп найду? Разве что самому кого-то грохнуть. Кого? И как его волочь сюда по улице? Хуй знает... Размышляя я вышел на улицу. Соседских ебашить нельзя, сразу вой поднимут. Бродягу какого? Точно! Бродягу или шлюху! Их то искать никто не станет! Допустим шлюху я в полдень скорее всего не встречу, а вот алкаша какого нибудь... Точно бля! Срочно нужен синяк какой-нибудь! Где? Ясно бля где, у лабаза! Там самогон на разлив продают, и эти ханурики все туда сползаются.

Я повернул на улицу ведущую к магазину.

Хорошо, а как его там резать? Мне всех там их резать, чтоб шум не подняли? Не, не вариант! Что же придумать то?

Я подошел к магазину со странным названием 'Прибой', написанным красной краской на ржавом листе жести.

Местная 'алкопублика' оккупировала левый торец магазина. Там через маленькое окошко разливали самогон. Так и не придумав способ заполучить свежего покойника, я подошел к нестройной шеренге 'любителей градуса'.

-В очередь сука! — заявил один бдительный алкаш.

Тут же начали клянчить монету на опохмел:

-Молодой человек! Молодой чел..овеек!— ко мне вплотную прилип один длинный тип. От него пахнуло ядреным выхлопом недельного запоя. Через копну засаленных волос, было почти не разглядеть глаз. Его явно трусило с глубочайшего бодуна.

-Молодой челов... вы понимаете, тут ттак-такое дело, у меня мма-ик-ма болеет! Очень нужно нна лечение, выручайте!

-У меня с собой нет денег. Отвали! — я решил отойти подальше от этой публики. Заебут клянчить!

-Ну мможет у вас дома чего есть, мне бы только маленькую монетку!— перешел на скулежь этот тип. -Ага делать нехуй тебя домой волочь! Да пошел ты на... — СТОП! Обана, вот оно!

-Да, у меня дома как раз завалялась монетка для вашей мамы. Пойдемте со мной ко мне, и я ее вам дам!

Главное не улыбаться, не-то еще обсерится и передумает свою 'маму лечить'.