— Молодец, стажёр. Я думаю, в этой дыре вряд ли кто-то пишет улицу на ночные камеры, но ты пробегись по округе, поспрашивай. Если будет материал — пусть скидывают за последние сутки... О, а вот, как говорится, и супруг трупа.

Супруг шёл, и его выдающийся подбородок рассекал утренние сумерки, словно ледокол. Бледные залысины светились, на лице застыла тревожная маска. В руке зачем-то был небольшой чемоданчик. Рядом с супругом топал сонный лейтенант.

Комов встал между мужем и жертвой, не давая ему обзора.

— Ты убил свою бабу?! — внезапно взревел Комов, когда супруг подошёл вплотную.

Лейтенант аж проснулся, а муж испуганно и растерянно уставился на Комова неожиданно тусклыми глазами.

— Здравствуйте, — спокойным тоном сказал Комов, будто ничего не было. — Мы хотим показать вам убитую. От вас требуется опознать.

Муж дважды моргнул, ещё более растерянный и испуганный. Он уже рисовал в воображении разные картины одна страшней другой. Впрочем, все они сводились к общей фабуле: Лубянка расправилась с женой, а теперь повесит всё на него.

Комов отступил в сторону, поглаживая свою аккуратную бородку, и муж мгновенно опознал.

Его рука разжалась, чемоданчик упал и раскрылся, обнаружив в себе несколько смен чистого белья и пакет сухарей.

— Да, это я... — упавшим голосом выдавил супруг. — Ой, то есть, она...

— У неё с собой была сумка или клатч? — спросил Комов, предпочтя не заметить оговорку.

— Да... Клатч... Нет, сумочка. Дольче и Габана. Со стразами. — Муж вдруг разрыдался.

Комов закатил глаза и увидел плакат с изображением лидеров партии власти.

«Ритуальное получается, сука, убийство... Сакральная, блин, жертва», — подумал следователь и с размаху...

● ● ●

Глава 480

Вопреки интернет-мемам и упорным слухам, острым шуткам и уверенности масс Петро Алексеевич пьяницей не был.

Его проблема была глубже, и занимались ею лучшие экзорцисты УПА. Под УПА здесь понималась тщательно замаскированная структура — Украинская Правая Аненербе. Ни профаны из «Правого сектора», ни дебилы-депутаты Рады не знали об этой организации, которая вела постоянный незримый бой с астральными оккупантами.

Все эти бредни про бурятский конный ОМОН и чеченский подземный спецназ оказывались вовсе и не бреднями, а искажённой информацией, которая случайно просачивалась в народ из коридоров подлинной власти.

Узки и малоприметны эти коридоры, а всё равно — сквозит.

Согласно каждодневным сводкам УПА, ложившимся на стол Петра Алексеевича, бурятские шаманы постоянно осуществляли своеобразную Ddos-атаку на астральный фаерволл Украины, а вражеские джигиты, входящие в особое состояние сознания, откуда-то из лимбо стремились уязвить первых лиц самостийного государства, метая в них энергетические кинжалы. Лучшие специалисты УПА вели ежесекундный бой с силами Мордора и успешно отражали почти любые поползновения врага.

Почти.

Сегодня ночью, за полтора суток дня рождения Бандеры, Петро Алексеевич, в документации и обиходе УПА проходивший под астральным именем Петро Перший, снова не мог уснуть, потому что накат супостата оказался особенно яростным и киборги из УПА, неся тяжёлые потери, отступали, сокращая площадь энергощита, но сохраняя его целостность. Тем не менее, буряты были сильны, и часть отрицательных эманаций поражала Петра Першего в его тонкую астральную душу.

В такие дни стоило лишь Петру Алексеевичу сомкнуть опухшие от изнурительной бессонницы вежды, и он оказывался лицом к лицу с главным врагом новой свидомой Украины.

— Отдал Крым, отдай и душу, — деловым тоном говорил враг. — Или забудь про астральный безвиз.

Тогда Петро Перший совершал пассы руками, складывая из пальцев подобие мелкой решёточки. Этот защитный магический знак специалисты из УПА называли «кружевными трусиками». «Трусики» обращались напрямую к арийской энергии Старого Света, к подлинным закромам, которые начали формировать ещё при выкапывании Чёрного моря сами протоукры — величавые чубастые титаны духа и тела. Во всяком случае, такова была легенда.

Видя нестерпимый ажурный свет, исходящий от «трусиков», вражеский лик морщился и исчезал. Так случалось обычно.

Сегодня лик даже не дёрнулся.

— Спецотдел ФСБ «Ч» разработал защиту от твоих трусиков, Петя, — заявил враг, и к инфернальному ужасу Петра Першего, кроме лика перед ним материализовалось туловище.

То было не знакомое всем по новостям человеческое обличье врага, а, как виделось Петру, подлинное тулово адской русской угрозы, которое в суровом прозрении рисовали карикатуристы прошлого — огромный осьминог, грозящий опутать своими азиатскими щупальцами всю просвещённую Европу.

Ни в коем случае нельзя было пустить эти склизкие, мерзкие, снабжённые огромными присосками щупальца в ЕС! Хотя, как выразилась Виктория Нуланд, fuck to EU! Сейчас щупальца тянулись к рукам и шее самого Петра Першего.

В вязком мыслительном ступоре он попробовал соорудить пальцами мощнейшую руну «ПТН ПНХ», но холодные конечности русской угрозы уже сковали его руки и обернулись вокруг шеи.

Давление щупалец возрастало, Петро с ужасом почувствовал, как присоски вытягивают из него кровь и энергетическую структуру, которую принято называть душой. Холодный пот прошиб лидера украинской нации. Он закричал:

— Нет!!!

И упал с кровати.

«Это просто сон, просто сон», — било в его висках вместе с участившимся донельзя пульсом, только самая глубокая чуйка шептала: «Не совсем, ты же знаешь...»

Он отдышался, с трудом поднялся на колени и включил прикроватную лампу. Посмотрел в зеркало, стоявшее рядом.

На шее виднелись круглые лиловые пятна.

— Дотянулся кровавый, — прошептал Петро Перший на языке оккупантов.

Следовало срочно посетить бункер, где располагалась УПА.

● ● ●

Глава 18

Увиденное накануне выбило Савелия из колеи. Он не смог спать, снова и снова вспоминая подробности вчерашнего обряда. Лучше бы он не слушал Вику. Лучше бы не брался на слабо.

Маша, как назло, уехала в Екатеринбург — встретиться с коллегами по сопротивлению и посетить Ельцин-центр. Маши реально не хватало. Савелий забрёл в экзистенциальный тупик и там приуныл.

Наконец, он решил прибегнуть к традиционному русскому средству — напиться до поросячьего визга. В три утра идти было некуда, кроме как в квартиру, где зависали соратники по ячейке.

Альберт по своему обычаю сидел на кухне в окружении пустых бутылок из-под алкоголя разной крепости и престижа. Жёлтый от времени холодильник с самопальной надписью «Магадан» успокаивающе урчал, на грязном полу среди окурков и клочков упаковки от всяких «дошираков» валялась гитара с порванной третьей струной.

— А, Сав-велиус... — пробормотал Альберт. — Заходи, друг сердечный... Друзья, Отчизне посвятим, ик!..

— ...души прекрасные порывы, — закончил Савелий.

— Чтобы я душил порывы?!.. — Альберта буквально извернуло в пьяном актёрстве. — Не на того напал!

— Завтра в пикет, — напомнил Савелий.

— Не бойся, просплюсь. Умный проспится, дурак никогда. Выпить есть?

— Нет.

Савелий поискал глазами, куда бы сесть, и выбрал самую негрязную табуретку из трёх, скинув с неё пустой лоток из-под «Доширака».

— А ты в курсе, что по-настоящему «Доширак» называется «Досираком»? — спросил Альберт. — Только у нас под настоящим именем хреново продавалось почему-то. Наверное, ик, из-за слишком высокой правдивости названия, хе-хе...

Савелий оставил микролекцию без комментариев, благо, что слышал её в сотый раз.

Альберт утвердил голову на ладони, упершись локтем в стол. Пронзил Савелия мутным взором.

— Вот ты сколько уже в прогрессивной оппозиции постылому режиму? — почти не запинаясь, спросил Альберт.

— Два года.

— Два года... А я — с 1989! Я даже на танки с голой... — Он закашлялся, роняя со стола пустые бутылки.

Ни одна не разбилась.

Савелию показалось, что это обстоятельство раздосадовало Альберта. Почти до боли. Странный он.

— Вот, такие дела, — пробормотал Альберт. — Будто живёшь в каком-то искусственном пространстве, где даже бутылки... Да. И будто я — не я. Бывает у тебя такое?

— Ну... Наверное... — Савелий смутился: вряд ли пьяный соратник имел в виду что-то серьёзное, но невольно вытянул из памяти ощущение пластмассовости бытия, которое всё чаще накатывало на Савелия.

— Савелиус, ты типичный герой фильма «Стиляги»! — Заплетающийся язык очень мешал, но Альберт пока справлялся.

— Поясни, — хмуро велел Савелий.

— Да лех... кхе... Да легко! — Альберт ткнул указательным пальцем в сторону соратника. — Ты. Рабоче-крестьянское дитя, которое восприняло движение стиляг. Близко, ик, к сердцу. Простота хуже воровства, Савелиус. Ты кино-то само смотрел?

— Угу.

— Вот там все повзрослели, а герой так и остался дурнем с саксофоном. Это кино про наш так называемый народ. Народ — ребёнок. И ты — ребёнок. Сечёшь?

Савелий промолчал. Альберт неуклюже закурил и продолжил:

— Профессиональных диссидентов мало. Как у Высоцкого. «Настоящих буйных», хе-хе... Ты хочешь повторить судьбу Валерии... Ик! ... льиничны? Тебе сейчас двадцать пять. Пора уже задуматься, нужно ли тусовать с плакатиками по углам.

— А ты? — Савелию стало смешно: Альберту под полтинник, а он лечит.

— А что я? — озадачился пьяный соратник. — А, вот ты о чём! «Доктор, излечи себя сам»... Справедливо.

Альберт так энергично кивнул, что уронил голову на руки, сложенные на столе.

Савелий подождал, надеясь, что воспоследует объяснение. Не воспоследовало.

Зазвучало сопение. Некоторые вопросы обречены оставаться безответными.

Покинув кухоньку, Савелий заглянул в единственную комнату. Там царил тот же раздрай, разве что бутылок было меньше. Свет пары ночников не позволял рассмотреть детали, и Савелий не сразу заметил Стива, лежавшего на диване. Диван покрывал классический ковёр, Стив был разодет растаманом, поэтому идеально сливался с фоном.

«Хамелеон грёбаный», — подумал Савелий.

Стив слушал какую-то музыку. Его уши были заткнуты маленькими наушниками, провода тянулись к плееру, лежавшему на пузе меломана.

Савелий включил свет, привлекая внимание Стива. Тот зажмурился, загундел капризно на своём заморском языке, выдернул наушники из ушей.

— Не серчай, Стив, — примирительно сказал Савелий. — Мне бы выпить, да Альберт спёкся. Выпьем?

— Что за варварская страна? — на ужасном русском возопил Стив, извлекая из-под дивана заначенный пузырь. — Наливай!

Спустя час они уже отчаянно спорили о главной мировой проблеме.

— Ни хрена он не сверхчеловек, не супероборотень и не верховный упырь всея Руси! — в пятый раз упрямо повторил Савелий, сверля Стива тяжёлым взором из-под бровей.

Забавное дело: когда Савелий напивался, он словно бы видел себя со стороны. Сейчас он до смеха напомнил себе Бориса Николаевича Ельцина. Нарочито чёткая речь, которая на самом деле звучала, как сквозь кашу во рту, хмурый тяжёлый взгляд исподлобья, растягивающиеся гласные... Жуть какая-то. Пародия.

Стив ничего такого не замечал, ведь он был полностью захвачен спором:

— Don’t you see?! — ярился он. — Так бить не может, чтобы один... другой... э... любой человек фокусировал на себе всё внимание мирное... Мировое!

— Чушь это всё и СМИ, — отмахнулся Савелий.

— А что, если я тебе скажу следующее? — тихо и почти без акцента проговорил Стив. — Представь себе, что в недрах кей джи би вырос очень способный визард... ну, shit! Колдун. Маг. И его поздно распознали наши демократические силы.

— Ага, джедаи светлой стороны. Ты, помнится, рассказывал, — подтрунил Савелий.

Хмельной американец явно поплыл от алкоголя, выпитого на старые дрожжи, но кто-то в его сумрачном уме забил в рынду, мол, внимание, тревога, не много ли ты болтаешь!.. Савелий понял смятение Стива по-другому: вот несёт-то чувака, аж самому стало жутко.