На Кладбище Ветер Свищет

4

Бронебойная справка об умопомешательстве на сексуальной почве со склонностью к перверсиям — надёжный пропуск в радужный мир девочек и мальчиков нетрадиционной ориентации, потому что каждый из "эдаких таких-сяких, да не таких прочих" в душе осознает, что ещё в прошлом веке он или она обязательно получили бы подобную справку. Причём в довесок к ней: он (оно) — отсидку по статье, она (оно) — принудительное лечение электрошоком в психушке.

Аза-Азела хоть и не была "оно", но любила отдохнуть от тяжёлой и грязной работы в должности смотрящей за вымоганием денег на человеческой жалости в массажном салоне "Лесгей".

Там она была постоянным особо важным клиентом этого подпольного ночного клуба. Под другим именем и иным гримом, разумеется, так уж в её жизни повелось. Лишь только в этом уютном подвальчике с отделкой класса люкс ей нравилось забыться и расслабиться после всех тягот, связанных с двойной жизнью, которая грозит рано или поздно обернуться раздвоением сознания, то есть банальной шизофренией. Подпольный массажный салон обеспечивал ей полноценную психотерапию и... анонимность.

* * *

Когда Азела разделась в своём персональном кабинетике с круглогодичным абонементом и, подобно царице Клеопатре, возлегла на кушетку, то из заветной дверцы служебного хода почему-то не вышел мужественной поступью её персональный чернокожий мачо-массажист, а вломились двое одетых в камуфляж качков-мордоворотов в чёрных масках и дохлый коротышка в широкополой шляпе, которая делала его чуточку повыше.

— Рано расслабилась, Азела!

— Первый раз слышу эту кликуху, начальник.

— Ну что ты ломаешься, Аза Ильинична Никитенкова!

— Фу, от вас несёт, как от грубых мужиков! Даже натуралов.

— Ты не ошиблась, хотя наша сексуальная ориентация тут ни при чём. Мы — не полиция нравов.

— Я вызову охрану!

— Эти двое за моей спиной теперь и есть твоя надёжная охрана, — сказал коротышка. — Поднимайся и пошли.

— Я же раздета.

— Нагими мы в этот мир пришли, нагими и уйдём.

Ей залепили рот пластырем, скрутили руки, вытолкали в тёмный коридор, провели по лабиринту ходов, вытолкали из дверей подвала на какие-то задворки, усадили в машину, голую, и повезли по самым непроглядным улицам за город. Она пыталась мычать залепленным ртом и дёргаться связанными руками и ногами, но её похитители в дороге не проронили ни единого слова. Как будто бы везли не обездвиженную девушку, а связанного кабанчика, купленного по дешёвке в деревне для загородного пикника по случаю грандиозной встречи бывших одноклассников по вечерней школе в исправительном лагере.

* * *

На заброшенном деревенском кладбище Азелу вытолкали из машины, развязали руки и ноги, освободили рот. После ночного дождя тут было неприютно и неприглядно. Из мокрых кустов с просевших могилок поднимался туман, от которого кидало в озноб.

У свежевыкопанной ямы за покосившейся кладбищенской оградкой в призрачном сиянии полноликой луны торчал свежеошкуренный заострённый осиновый кол, прочно вбитый в землю.

— Кто на меня наехал? — прохрипела Азела со всей злостью, когда онемевший язык стал слушаться её.

— Тебе от этого полегчает? — усмехнулся коротышка в шляпе, подталкивая носком туфли комок земли в глубокую яму.

В полночь на заброшенном кладбище Азеле, совершенно голой, было так жутко и холодно, что её колотил настоящий цыганский пот. За лесочком в деревне выла на луну собака. Ей вторил, выматывая душу, лупоглазый сыч.

— Чо надо от меня?

— Долг платежом красен, — спокойно прикурил дохлый коротышка. Руки у него не дрожали, как у его жертвы.

— Никакого долга на мне нету. Я всем проплачиваю вовремя.

— Долг нищелюбия, сестра моя, извечно обременяет каждого православного до скончания его скоротечных дней.

— Ничего никому не должна!

— Мы все должны по гроб жизни любить страждущих и обездоленных, а ты до сих пор и копейки не пожертвовала на помощь нуждающимся и обременённым, сестра моя во Христе. Ведь ты крещёная?

— Ха! Я сама побираюсь.

— Но притом не бедствуешь, а содержишь бренное тело в неге и холе, а господь наш босой да в рубище ходил.

— Чем чужие деньги считать, лучше своих вшей гонять, недомерок!

— Вошь — бич божий, данный для напоминания нам, что не всегда человек ест других, но и его самого рано или поздно съедят иные, то бишь черви.

— Не читай мне проповеди, святоша. Я своего горюшка хлебнула.

— Хлебнула, отплевалась и о ближних позабыла.

— Кто вы такие, чтобы на меня грехи вешать?

— Можно сказать, твои коллеги — юродивые Христа ради.

— Тоже с нищенской сумой да протянутой рукой ходите?

— Это ты правильно угадала, фигурально выражаясь. С протянутой рукой перед сильными мира сего.

— И чо те, христосик?

— Ты, возможно, по простоте душевной и не знаешь, что весь мир просящих подаяния скрепляют воедино христианские нищенствующие ордены.

— Идиоты дурью маются?

— Нет, они заняты проповедью слова божия и помощью беднякам. У католиков это нищенствующие минориты, кармелиты, доминиканцы, августинцы и даже тамплиеры когда-то были такими.

— Мне на католиков срать и мазать!

— Не возражаю, но у православных тоже есть свой тайный орден — нищенствующие братья-феодориты.

— Что ещё за банда?

— Как свидетельствуют тайные писания и предания, в 1825 году "Старец Феодор Кузьмич" утвердил нерушимое братство нищих всея Руси.

— Никакого такого Фёдора не знаю!

— В миру это был царь Александр I, император всероссийский, старший сын императора Павла Петровича и императрицы Марии Фёдоровны. Его ещё прозвали "незримый путешественник" за тайное стремление к двойной жизни. Он с младых ногтей мечтал раствориться в безвестности, уйти странником в глушь и творить милостыню беднякам. Представь себе, гуляя просто так по городу в невзрачной одежде, император и царь всея Руси мог запросто беседовать с бродягами и нищими.

— Так я вам и поверила!

— И многие не поверили его смерти, а полагали, что он таинственно растворился на Русских просторах, перевоплотившись в нищего странника. В этом и вся истина.

— Это было при царе горохе, а всех монахов, хоть нищенствующих, хоть роскошествующих, выбили после революции.

— Ошибаешься, не всех. Наш тайный орден сохранился и до сего дня. Тот самый Юрий Деточкин, который воровал машины в старинном фильме "Берегись автомобиля!" и переводил вырученные за них деньги в детские дома, имел реального двойника в жизни. Тот был членом нашего тайного братства феодоритов.

— То-то что братства, а я-то ведь женщина. Как вы меня в мужской монастырь затащите?

— У нас есть и тайное православное сестричество феодориток, мимо которого ты так неблагоразумно прошла.

— Я не православная, не баптистка и не католичка. И вообще богомолица из меня никакая.

— Старец Феодор Кузьмич ласково привечал любые верования и толки вплоть до хлыстов, не отталкивал даже неверов, — елейным голоском пропел коротышка в шляпе и потёр крохотные ладошки, чтобы согреть пальцы.

Даже двое качков в камуфляже за её спиной поёживались от ночной прохлады, а уж голая Азела стояла под лунным светом, прямо-таки как курица из холодильника, — вся синяя и в пупырышках. Зубы её стучали от холода.

— Ч-ч-чего вы от меня хот-т-тите, суки?

— Искупительной жертвы.

— Так бы сразу и сказал — мол, хочу наехать и обобрать.

В мире беспощадных хищников редко встретишь благоразумие. Кровожадное чудовище-добытчик до конца цепляется за добычу, когда хищники-паразиты её хотят вырвать у него из когтей. Иногда вырвать кусок мяса из пасти можно только ценой гибели добытчика.

— Ладно! Согласна платить вашему тайному братству церковную десятину, только отвяжитесь.

— Деньги — персть земная. Цена искупительной жертвы — жизнь грешницы. Только так можно спасти твою заблудшую душу.

Азела глянула на свежеошкуренный осиновый кол, который как бы светился в неверном лунном свете. Пошатнулась, театрально бухнулась в грязную лужу, распластавшись у ног коротышки. Потом её замутило, она вырвала. Сразу полегчало. Унялась дрожь, пропал страх. Поднялась на ноги и злобно оскалилась.

— С чего это ты сблеванула? — брезгливо посторонился дохлый коротышка.

— Меня от вас тошнит, шакалюги.

— У нас есть лекарство от тошноты — осиновый кол.

— В зад?

— В самый передок по завету пророков: 'Да затворено буди лоно твое, Вавилоння Дщирь!' Кол — фаллический символ древнего язычества.

— Вы же православные, а не язычники. Или прикидываетесь?

— На кол и православные сажали.

Азела распрямила плечи, вскинула голову и широко раскрыла глаза, вспыхнувшие дьявольским огнём. Она уже не искусно исполняла роль беспощадной хищницы, а все её лицо само по себе превратилось в кровожадный оскал. Коротышка отшатнулся, а качки в масках вздрогнули. Азела зарычала по-звериному и зубами, ногтями, локтями, коленями, пятками напала на хиляка в шляпе. Никогда не становитесь на пути у загнанной в угол крысы. Зубы у неё слишком острые, а на них — чума.

Если бы не качки в масках, девка свалила бы дохляка в свежевырытую яму и там перегрызла горло.

* * *

Высокий господин с военной выправкой, в длиннополом плаще, смерил дохлого коротышку в шляпе снисходительным, но злым взглядом, который не сочетался с добродушными словами:

— Пойдём, я тебя соком напою. Какой предпочитаешь?

— Я бы... — кивнул тот в сторону витрины с крепкими напитками.

— Мы на службе при исполнении, — напомнил ему высокий еле слышно, одними губами.

— Ну, сок так сок. И за это спасибо, — согласился коротышка и отхлебнул противно-тепловатого сока. Угодливо улыбнулся и робко заглянул в глаза высокого.

Колючие начальствующие очи вспыхнули холодными бенгальскими огнями:

— Опять меня подставили, недоумки!!!

— Как это? — оторопел коротышка.

— Тебе велели легонько поучить барона таджикских цыган Бахти Гозело, а ты насадил на кол русскую шалаву Азелу.

— Да я... я просто ослышался, так уж получилось не по моей вине. По мобиле помехи шли. И притом говорили-то со мной не по-нашенски, а на памирской тарабарщине.

— Это для конспирации против прослушки, чтобы никто оперативно не расшифровал. Как ты только закончил институт глобальной безопасности имени генерала Калугина? На месте профессора персидской филологии Низамова я бы тебя после первого семестра отчислил, так хорошо ты воспринимаешь на слух слова на фарси.

— Да правильно я всё расслышал! — вырвалось у коротышки невольное признание. — Просто у меня и в голове не укладывалось, как так можно запросто трясти таджикских цыган? Нас в институте учили русских гнобить, а не мигрантов.

— Но перепутать Газело с Азелой!

— У меня произошла непроизвольная когнитивная коррекция сообщения. Зная генеральную линию президента, правительства и неправительственных объединений на поощрение скрытой миграции таджиков и ихних цыган, мой мозг и представить себе не мог, что нужно прищучить именно криминального авторитета Гозело. И я сам себя подсознательно убедил, что ослышался, а убрать нужно липовую цыганку Азелу. Это всё на бессознательном уровне.

— Фантазия разыгралась? Твой дед, заслуженный сексот, и представить себе не мог, что у него в роду появится такой тупой выродок, а не достойный продолжатель славных традиций нашего дела. Чего примолк?

— Я больше так не бу... — коротышка уткнулся взглядом в пол.

— ...ду! — с презрительной насмешкой продолжил за него строгий начальник.

— Только не уби...

— Никто тебя "уби" пока не собирается, а вот по шее получишь. Ещё один прокол, и дедушкин портрет на стене в музее боевой славы тебе не поможет.

Высокий начальник расплатился за сок и нехотя склонился над коротышкой, прошептав:

— Я пойду, а ты ещё минут двадцать цеди свой сок, пока пот на висках не просохнет и дыхалка выровняется. Да и румянец на щеках в нашей профессии ни к чему. Не девица красная.

— Есть, господин полковник! — ещё тише прошептал провинившийся агент.

— Хватит играть в супергероя! Тут тебе не контрразведка, а служба глобальной безопасности. У нас цена провала операции — не отставка, а жизнь.

— Готов жизнь отдать за победу глобализации!

— Вот это другое дело, сынок-сосунок.

Конец_