И На Старой Смоленской Дороге

— В другое время я бы не прочь, батя, хоть на пяти сразу, но мы стоим на старой смоленской дороге.

— И что с того? Её, дороги этой, почитай что тридцать лет как нет. Некому шастать, места глухие, всё после войны запустело.

— Так-то оно так, дед. Только ведь сколько раз говорил тебе, что собираются наши заморские хозяева прокладывать трансантлантическую магистраль 'Пасифик-Атлантик'.

— А куда это и откудова?

— От Бреста Французского через Брест Литовский до Владивостока.

— Ну и пусть себе ветку тянут, мне-то что.

— В эту магистраль вольётся и давно заросшая старая смоленская дорога, рядом с которой мы сейчас находимся.

— Ну и что?

— А то, что туристы в эти края навострят лыжи. Охотники всякие.

— Ну и пусть, зверьё у нас непуганое. От медведей в лесу уже продыху нет, как мы с тобой кабанов диких расплодили. Ещё и подзаработаем с туристами по егерской части. Только не верится мне, что в нашу глушь хоть кто-то заберётся.

— Доберутся до нас, дед, вот увидишь. И не туристы это будут — чистое зверьё, пожаднее медведя. Уходить нам всем отсюда нужно, вот что. Сколько раз тебе уже говорил.

— Говорил, — крякнул дед с досадой. — Только мне не верится.

— А зря!

Хозяин с подозрительной хитрецой прищурил глаза:

— Ты, что ли, для этого, паря, трёх лосят годовалых объездил и сёдла им пошил? Думаешь, бежать куда глаза глядят придётся?

— От беды, старик, не зарекайся.

— Кто тебе эту глупость в уши вдул? Я по своей родне с бабкой ездил, никто ни про какую магистраль и слыхом не слыхивал.

— Думай сам, дед, только нужно от свиней на всякий случай ещё до зимы избавиться.

— Кто в августе кабанчиков забивает? Сейчас для них самые тыквы пошли, лубен опять же созрел.

— Не захочешь того люпина, когда тебя вражины за задницу возьмут.

— Ну ты, паря и загнул! Уж пять лет как санаторы зачисток в волости не проводили. Они же теперь цивилизованные, вежливые то ись.

* * *

— Матка, шнель! Куры, млеко, яйки!

Турист в камуфляже наставил на бабу охотничий карабин с оптическим прицелом и начал что-то громко лопотать по-своему, словно ругался с ней.

— Он говорит, — перевёл деду работник, — что у русских исторический долг перед великой Германией. Мы когда-то их великого фюрера до самоубийства довели, два миллиона немок изнасиловали и тысячелетний рейх со столицей в Воронеже им на нашей земле построить не позволили. Говорит, исторический должок за нами.

Немцы-туристы почти что и не набедокурили, как деду показалось. Выпили молока и сырых яиц. Постреляли кур, уток и гусей, хлебнули шнапсу и укатили восвояси на диковинном болотоходе с огромными дутыми колёсами.

— Значит-ка, восстановили-таки немцы старую смоленскую дорогу, — почесал дед затылок под картузом.

— Говорил же тебе, что уходить пора, — ответил работник. — Ещё и сегодня не поздно. Собирайся!

— Давно ты у меня, парень, на дворе хозяином стал? — гаркнул на него дед. — Подумаешь, случайно раз в сто лет занесла нелёгкая к нам незваных гостей! Чего паниковать раньше времени?

* * *

Следующий туристский десант прикатил на дорогих внедорожниках оливкового цвета. Одеты туристы были во всё-тот же охотничий камуфляж, только куртки с запахом налево. А у бородатого главаря на высокой бараньей шапке была намотала белая шёлковая материя.

— А чего этот немец намотал себе на шапку занавеску? — шепнул хозяин на ухо работнику

— Это не немец, а турок или араб, и не занавеска это, а чалма.

— А на кой она ему?

— Для спасения души, чтобы в рай к девкам-гуриям после смерти попасть.

— Ну и пусть в свой рай летит, а у нас басурманину что надо?

— Он говорит, что за русскими должок. Им должны были по исторической справедливости отойти земли татаро-монгольской Орды — Казанского, Астраханского, Крымского, Ногайского и Тобольского ханств, Рязанская и Тверская области, а также весь Кавказ. А мы, русские, им помешали великий тюрский каганат восстановить. Теперь вот мы должны расплачиваться за грехи прадедов.

— Чем?

— Мусульмане любят баранину.

— Да пусть хоть всех моих овец перестреляют. И козу с козлятами и козлом в придачу. Лишь поскорей бы к себе умотали, так и скажи.

* * *

И двух дней не прошло после визита басурман, как из леса, давя гусеницами мокрую землю, выполз грозовой вездеход с белыми орлами на бортах.

Щеголеватый охотник с ружьём под мышкой насмешливо натянул деду картуз на глаза:

— СмОленьск — то есть польска земя.

— Так Смоленска уже полвека как нет. Вы же сами его и снесли на войне.

Молодой охотник хорошо говорил по-русски:

— Ты егерь? Устрой нам засадные вышки в лесу.

— Так стоят уже, пан!

— Мы заберёмся наверх, а ты подгони к нам под выстрел лосей и польных коров.

— Зубров, что ли? Дык немцы с турками ещё допрежь этого их далеко в лес загнали. Они, поди, уже в брянских дебрях.

— Тогда выгонишь нам под выстрел своих коров и телят.

— Сколько?

— Всех!

Когда туристы ломанулись назад через лес на своём гусеничном вездеходе, дед с работником сели перекурить. Руки ещё дрожали после погрузки в кузов тяжеленых коровьих туш.

— А что, в Смоленске и вправду поляки жили когда-то?

— Ага, оттяпали у русских и владели века с три.

— Ох, господи, кому мы ещё должны?

— Ты бы, дед, не охал, а снялся бы с места и укатил всей семьёй от греха подальше.

—

— Вот заладил! Скотина — дело наживное, главное — у нас все живы и здоровы. А там, дай бог, к холодам туристы уймутся. Иноземец мороза боится.

* * *

Элегантный серебристый дирижабль водило под лёгким ветерком на якоре, как малька-живца на крючке в тихой речке.

Работник нарубил дров, погрузил их на тележку и подвёз их к бане. У входа в баньку на приступках сидел хозяин. Руки его тряслись, неподвижные глаза подрагивали, а лицо было ярко-красного цвета.

— Что, отец, охотники тебя подпоили?

Старик ответил отрешённым голоском, каким говорят смертельно больные, отходящие в мир иной:

— Французы моих девок к себе в баню затащили.

— Силком?

— Не, девки сами к ним охоткой прыгнули.

— Ну-ка, пошли, старый! Тебе в таком состоянии тут опасно сидеть, да ещё топор у тебя под рукой.

Дед прошёл пару шагов, потом вырвался из рук чужака:

— Баню подпалю!

— Тиш-ш-ш! А то будет нам, как пять лет назад в Иваньковичах. Прости, старик, я тебя в подпол на время закрою. Для твоей же безопасности. Ты там выкушай литру самогонки и поспи. Пусть туристы улетят подобру-поздорову. А с девок какой спрос? Прости ты их по-отцовски, они ж у тебя до сих пор необгуленные.

— Не, баню всё равно подпалю! Хай мои девки вместе с французами сгорят!

— Кинь дурное дело! Не по-божески так... Французы — народ незамысловатый. Они тоже считают, что исторический должок остался за русскими. Мы их императора Наполеона на дикий остров в океане загнали, а лучшую в мире французскую гвардию перебили. Они по простоте своей считают, что когда-то несли нам свободу. Думают, если б не Кутузов, то демократическая Европа соединилась бы с демократической Азией под французским вертикальным триколором.

— А что это такое?

— Ну, флаг России, только вверх тормашками.

* * *

На следующее утро дед был ни в одном глазу даже после литры самогонки. И сила в нём проснулась недюжинная. Запыхавшийся работник едва успел повалить деда на землю. Выстрел жаканами из обоих стволов пришёлся в поленницу, а не попал в отлетающий дирижабль.

— С ума сошёл, старый идиот! А если бы в свою старуху попал?

Весёлые девчонки махали на прощание родителям платочками из открытой гондолы поднимающегося дирижабля, а бабка висела на выкидной лестнице и визжала из всех сил:

— Вернитесь, дочушки родненькие!

Работник силой развернул хозяина к себе и прижал его лицо к своей груди. Пальцы старухи занемели и она с высоты ста метров рухнула на родной двор.

* * *

Хуторское хозяйство осиротело и запустело. Ни мычания, ни хрюканья, ни кудахтанья не услышишь, только собачий брех. Совершенно седой старик с трясущимися руками часами сидел на крыльце и разговаривал сам с собой. Он даже и не заметил, как на выгон за домом опустился чёрный вертолёт с жёлтыми иероглифами.

Работник подошёл, потормошил его за плечо и указал на приближающихся охотников.

— Японцы? — вяло и отрешённо спросил старик.

— Китайцы.

— А на кого они охотятся?

— На всё, от дождевых червей, до болотных крыс и диких котов.

Здоровущий охотник, два метра роста на полтора центнера веса, что-то весело крикнул им на английском.

— Что он говорит?

— Он говорит, что Китаю принадлежит любая земля, которой касалось копыта лошади потомка Чингисхана.

— А смоленской земли чингисханово копыто касалось?

— Касалось, дед, — вздохнул работник. — Так нам русские историки втюхивают в мозг.

— Тогда скажи им, пусть берут с этой земли всё, что им заблагорассудится, — безучастно ответил бывший хозяин своей земли.

Китайцы оказались самыми культурными и обходительными из всех туристов. Они ничего не тронули, не изгадили, только постреляли всех собак и котов. Сфотографировались с трофеями. Ободрали дичь и даже оставили шкуры хозяину на шапки. Щедро расплатились юанями и улетели, приветливо улыбаясь в иллюминаторы.

* * *

Хозяин как изваяние неподвижно стоял посреди двора. Работник молча подошёл к нему и взял деда за руку:

— Ну, старик, пора нам трогаться. Тут нам жизни не дадут.

Дед поклонился могилке с крестом во дворе и неумело перекрестился.

— Прощай, бабка, не довелось нам с тобой повнучковаться.

На дворе догорал костёр из грубой деревенской мебели, одежды и всякой деревянной утвари. Чужак вытащил горящую головню из огня, поднёс к соломенной крыше и вопросительно посмотрел на деда.

Дед отрешено кивнул:

— Давай, чего уж там жалеть. Хай новым хозяйвам ничего не достанется.

Оба забрались на заранее осёдланных лосей.

— Куда тебя отвезти? — спросил работник.

— Теперь один путь — в лес.

— А говорил, дед, что не партизанил.

— Не твоё дело это знать.

Когда доехали до кромки леса, старик остановил своего лося, обернулся на пылающую усадьбу и вздохнул:

— Патронов на зиму не хватит, паря.

— Можно позаимствовать на чек-пойнте 'Змеище'.

— А что такое чек-пойнт?

— Это у новых хозяев земли русской так контрольно-пропускной пункт называется.

— А кто там сидит?

— Турки.

— Это бандюки, а не вояки. Их можно взять лёгка. Только вот у них автоматы и пулемёты калибра 5.45. В лесу не годится. Нужно 7.62.

— А говоришь, что не воевал дед, — усмехнулся работник.

— Тебе этого знать не надо. Где ещё военные с оружием стоят?

— Есть блок-пост в Хмелёвке. Но он с пулемётной вышкой. Нужен подствольный гранатомёт.

— У меня пять выстрелов к нему есть в тороках на седле.

— Хватит с избытком.

— А кто там засел?

— Раньше были немцы и, по-моему, латыши или голландцы. Сейчас, кажется, эстонцы.

— Не пойдёт, у них старые винтовки М-16, — сказал дед. — В лесу не морозе эти пукалки не стреляют.

Работник призадумался, прокладывая в уме маршрут. Потом оживился:

— Знаю, батя, где бандеровцы со старыми 'калашами' торчат.

— Где?

— В Петровичах на мосту.

— Вот там и запасёмся патронами на всю зиму. Потом безопасней всего идти прямо на Сураж, там в лесах нас никто не достанет.

— Спятил, дед? Там зондер-команда карателей 'Кастусь Калиновский' по всей округе свирепствует.

— Ляхи?

— Нет, полуляхи и недоляшки. От них живым не вырвешься. Зубами нас будут рвать.

— Тогда на полпути зимовье срубим, чтобы до весны продержаться.

— Ладно, дед. Пофантазировал и хватит. Никуда я тебя от себя уже не отпущу. Нам бы до места назначения ещё до морозов дойти бы, а там я тебя к делу приставлю.

— А куда?

— Чернолесьем и болотами мимо Орши до Крупок, а там уже бойцы бригады имени Константина Заслонова нас встретят.

Старик понурил голову и вздохнул:

— Вот уже не думал, что на старости лет снова партизанить придётся.

— Воевать нам с тобой, дед, как раз-то и не придётся.

— А на кой мы идём в лес?

— Будем ставить лесные свинофермы и обустраивать охотничьи делянки с дикими кабанами, чтоб партизан кормить. А ты будешь молодёжь учить этой хитрой науке.

— Без баб за поросятами ходить трудно.

— Баб нам найдут. Будем полоски ячменя сеять и жать да драть зерно на круподёрке. И свиней годовать.

— Только на сало?

— Партизанам зимой в лесу без сала не выжить.

— Согласен, сынок.

— Ну, какой я тебе сынок?

— Так ты ж у меня один родной остался, — смахнул слезу дед. — Ты только доживи до победы. Мне не удастся, старый уже.

— Да, батя, партизанские войны не на один десяток лет растягиваются.

— Понятно, это ж такую землю от Бреста аж до самого Владивостока от вражин ослобонить... Но, пошёл, леший!

И в лесной тишине по болотистой почве зачмокали клешнятые копыта двух верховых лосей с молчаливыми всадниками в сёдлах. Третий лось шёл за ними на привязи с поклажей.

КОНЕЦ__