| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— А те чо с того, дохляк!
— Тут переходы узкие. Перегородил мне дорогу, что та баба у колодца коромыслом.
— Тебя, фитиль, не спросили! — толкнул его вертухай прикладом в раскрытую дверь и отрапортовал: — Спецпоселенец-богаделец ?713-456 по вашему приказанию доставлен!
— В наше время с оружием честь не отдавали, — и тут напоследок съёрничал Шумахер.
— Не дыми ты, окурок! — ещё раз толкнул его сзади вертухай. — А то валенком затушу.
— Вы свободны, сержант! — раздался бархатистый артистический баритон из-за раскидистой пальмы.
* * *
В комнате именинника действительно пахло, как в артистической уборной — дорогим мужским одеколоном, особым кремом для бритья и гелем для укладки волос. Сложное сочетание ароматов тщательно ухоженного мужчины, которое так любят женщины из великосветской тусов-ки.
— Добро пожаловать, Ефим Петрович!
Из кресла за раскидистой пальмой поднялся капитан в настоящей парадной форме, а не в лишаястом камуфляже, столь модном сегодня. Причём мундир был из самого дорогого сукна безо всякой примеси синтетики. Такие носят только офицеры и солдаты роты почётного караула в Кремле и актёры, играющие сталинских маршалов.
— Прям как в старом кино.
— Да-да, вы правильно поняли, я — из самого Центра, — показал ему капитан настоящую 'корочку' — развёрнутый документ, а не пластиковую карточку, как принято на низах.
Как-то так вышло, что Шумахеру довелось за всю жизнь всего трижды побывать на 'профилактической беседе' с глазу на глаз у особиста. Все эти встречи заканчивались стереотипно: письменным заверением в горячей любви к правящему режиму и подпиской о неразглашении темы. Поразило его совсем иное — все без исключения его собеседники-особисты были западными украинцами по внешности. Жгучие чёрные очи, орлиные носы, волосы цвета воронова крыла. Не хватало только усов, как у гуцульских гайдуков в исторических кинолентах, перед которыми трепетали польские, венгерские и словацкие паны, а также молдавские бояре. И ещё поражали дружелюбные улыбки и неподдельно сочувствующие взгляды пронзительно чёрных глаз.
Шумахер объяснял себе их поведение так. Учебники и практические пособия по актёрскому мастерству у особистов не менялись ещё со времён Высших школ КГБ при Андропове, который требовал от чекистов особого обращения с 'клиентами'.
Ароматный особист вежливо поздоровался и, не отпуская руки Шумахера, по-дружески сказал, ласково заглядывая в глаза:
— Но ведь с каждым может случиться, каждый может оступиться. И бывает так, что человек не удержится, когда перед ним свободная клавиатура включённого компьютера. Она будто бы сама просит, чтобы кто-то коснулся её клавишей.
— Виноват, так оно и было, ну, будто бы чёрт попутал.
— А может, вам кто-то из охраны разрешил воспользоваться компьютером по доброте душевной?
— Нет, в комнате воспитателей никого не было, когда я там мыл полы.
— А куда все они ушли?
— Была только одна воспитательница-психологичка в тот день. Наверное, в туалет ей захотелось.
— Как её фамилия?
— Откуда мне знать!
— Мы всё равно узнаем по графику дежурства.
— Ну, ладно, это была Наталочка Семёновна.
— То есть старший лейтенант Назаренко... Ну и давно она делает вам такие поблажки?
— Ни разу! Она очень строгий воспитатель и психолог.
— Может быть, она сочувствовала вам? Бумагу и карандашики не предлагала? Эти бывшие студентки факультетов психологии любят опекать своих старых профессоров.
— Нет, она училась не в московском вузе. Мы не могли с ней встречаться на воле.
— Но это всё лишь прелюдия к раскрытию темы... Вот старший лейтенант Назаренко сказала вам, что отлучится всего на пару минут. Кстати, женский туалет — напротив. И вы ринулись к компьютеру, чтобы по ленте новостей узнать, что твориться в мире. Я вас не осуждаю. Человеку трудно без информации. А у вас в лагере по радио только программа 'Как молоды мы были', а по телевизору только канал 'Когда мы были молодые'. Внутренняя компьютерная сеть сообщает только о событиях тюленегорской сенильной зоны богадельного режима.
— Нет, я сразу вышел в компьютерную почту.
— И кому вы написали письмо?
— Вы сами знаете, иначе бы вас не послали в нашу глухомань из Москвы с штабного паркета.
— О, какая опытность в общении со спецслужбами!.. Дорогой мой Ефим Петрович, наш разговор, как вы сами понимаете, фиксируется на все виды носителей информации для отчётности... Итак, ваш адресат?
— Вольфганг Шульце. Академик. Германия.
— Вы давно с ним знакомы?
— Мы жили с Вольфом в одной комнате общежития МГУ.
— У вас был ещё один адресат — Жак Фризе.
— Жак Фризёр, если точнее. Тоже академик. Франция. В общежитии он жил в соседней комнате.
— И что же вы написали друзьям молодости?
— Простите великодушно старика. Вы можете прочитать моё письмо на мониторе, но, не обижайтесь, вы в нём ничего не поймёте — там не слова, а одни формулы.
— А может, и пойму.
— Простите, классные специалисты по квантовой механике, сильным воздействиям внутри атомного ядра и гравитонике не пойдут служить в вашу, простите, 'контору'.
— И чем наша контора плоха?
— Я этого не сказал. Просто денежное содержание особиста на порядок ниже заработка физика-гравитонщика.
— Тогда объясните мне, недоумку, на пальцах, что может дать миру ваше открытие?
— Навсегда уйдут в прошлое опасные для жизни космические корабли на жидкостных и твёрдотопливных двигателях. Исчезнут навсегда пассажирские самолёты на опасных реактивных и турбореактивных двигателях. Автомобиль с двигателем внутреннего сгорания забудется, как кошмарное прошлое, убивающее всё живое вокруг выхлопными газами и дающее за год людские потери, совместимые с гибелью солдат на войне. Сбудется пророчество Менделеева: 'Нефть — не топливо. Топить можно и ассигнациями'.
— Да, мне примерно так и говорили эксперты в нашем техническом управлении. Ваши заслуги перед человечеством просто бесценны. Поэтому я закрываю глаза на ваше нарушение внутреннего распорядка лагеря. Я попробую составить рапорт о переводе вас в сенильный лагерь богадельного режима для сеньёров из контингента бывших сотрудников администрации президента Российской Федерации. Кисловодск вас устроит?
— Дай Бог вам здоровья за заботу о старике! — аж прослезился Шумахер.
— Тогда после подписания необходимых формальностей будем считать наше общение плодотворным и обоюдно приятным.
* * *
— Товарищ полковник, можете зайти! — крикнул капитан-особист в спрятанные в стенах микрофоны.
Но полковник Коваленко словно не поверил ушам своим. Приоткрыл дверь и переспросил:
— Можно войти, товарищ капитан госбезопасности?
— Входите. Вы тут пока проводите своё мероприятие, а мне ещё нужно переговорить со старшим лейтенантом Назаренко.
— Наташа уже ждёт вас в моём кабинете, — заискивающе улыбнулся начальник лагеря майор Лазарев.
— Кто?
— Наталья Семёновна, старший лейтенант психологической службы.
— А... никак не привыкну к вашему лагерному панибратству. Майор, вы помните о моём поручении?
— Так точно, товарищ капитан! — в струнку вытянулся Лазарев. — Только вот...
— Что — вот?
— Пытки и расстрелы спецбогадельцев заперещены.
— Обойдёмся без расстрела, — со смешком вышел капитан-особист и уже в дверях доавил. — Товарищ полковник, прошу, чтобы вы поторопились с завершением процедуры. Метеорологи пообещали окно в сплошной облачности. Так что если мы вовремя вернёмся в Тюленегорск, я смогу до 22:00 улететь с военного аэродрома.
* * *
— Лазарев, — заноси сумки! — распорядился полковник Коваленко. — А ты, Ефим Петрович, садись за стол.
Начальник лагеря майор Лазарев, как опытный торгаш на рынке, начал выкладывать из сумок носильные вещи на журнальный столик у зарешеченного окошка. Меховые варежки. Жилетку на меху. Мохеровый шарф. Пыжиковую шапку. Офицерское нижнее термобельё. Две пары носков из верблюжьей шерсти. Офицерский полушубок. Штаны на меху. Валенки с начёсом поверх голенищ и на полихлорвиниловой подошве.
— Чего ты стоишь, Шумахер?
— Так нельзя же зэку сидеть в присутствии начальства.
— Ладно, кхм, — тяжело отхмыкался полковник, прочищая горло. — Лазарев, по-быстрому отчитай своего зэка за нарушение внутреннего режима, а то время действительно поджимает. Потом перейдём к торжественной части.
— Содержанец-богаделец Шумахер! — рявкнул майор.
— Есть! Номер 713-456 по вашему приказу прибыл! — вытянулся в струнку Шумахер.
— За несанкционированный доступ к интернету накладываю на вас взыскание — целый месяц после смены по четыре часа работать по уборке цеха.
— Есть работать по уборке цеха!
Полковник похлопал по сутулой спине Шумахера:
— Итак, официальную часть можно считать законченной, переходим к торжественной... Таня!.. Танюша! Неси угощение. А ты, Ефим Петрович, садись, — надавил ему на плечо полковник. — Пришло указание из самой Москвы поощрить тебя праздничным обедом за производственные достижения.
— Хороши достижения! — возмутился начальник лагеря майор Лазарев. — Видели бы вы, товарищ полковник, какие он корявые коммутационные жгуты для электронных устройств плетёт! И нормы никогда не выполняет.
Открылась потайная дверь — вошла буфетчица в белоснежном передничке и с накрахмаленной коронкой на голове. Она выставила на стол два пирожных, вазочку с шоколадными конфетами и полулитровую бутылку с газированным напитком.
— Приятного аппетита, Ефим Петрович, — пожелал ему полковник. — Угощайся! Государство велело тебя поощрить. Это тебе вроде бы как премия, хоть я и сам не знаю за что.
— Товарищ полковник, если российское государство меня так высоко ценит, то можно ли перевестись мне в цех сборки выключателей и розеток. Ну, не получается у меня эти коммутационные жгуты плести! Пальцы артритные.
— Ну, ты, огарок, вообще охамел! В цеху сборки выключателей работают содержанцы-богадельцы, которым дозволено получать денежные переводы и продуктовые посылки. Это бывшие высшие чиновники областного уровня, а ты обыкновенный профессор математики, — наотрез отказал майор Лазарев.
— Я как старший по званию, — добродушно рыкнул полковник Коноваленко, — приказываю вам перевести Шумахера в цех сборки выключателей.
— Есть, товарищ полковник!
— То-то же! Надо показать людям, что российское государство умеет ценить человека, даже лишенного дееспособности. Человечней надо быть, Лазарев. Господь велел нам возлюбить ближнего.
— Я больше вам не нужна, товарищ полковник? — присела в книксене буфетчица.
— Иди Танюша. Тем более что герой дня сейчас будет переоде-ваться во всё новое... А мы отвернёмся, если ты, Ефим Петрович, стесняешься.
Когда Шумахер переоделся, полковнику с майором не удалось удержаться от смеха. Перед ними стоял не лагерник, а зажиточный турист из какой-нибудь жаркой страны Магриба или Сахеля, который взял путёвку, чтоб хоть один раз в жизни увидать заснеженные просторы приполярной зоны.
— Может, на прощание какое-нибудь заветное пожелание выскажешь?
— А можно мне, товарищ полковник, получить обыкновенную общую тетрадку и карандашик?
— Формулы записывать? Запросто! Майор, выдай ему прошитую рабочую тетрадь с пронумерованными листками и печатью. Только смотри, если кто у тебя хоть один лист на сортир выдерет, всем лагерем будете в говне копаться, пока не найдёте. Это ж секретные материалы!
После отбоя Шумахер впервые засыпал счастливый, поглаживая тетрадку на груди. И зэковская зона уже не казалась фашистским концлагерем. Ему ещё хватит времени дожития, чтобы до конца изложить свою теорию, которая изменит мир, сделает его безопасным и дружественным для человека. Не будет больше войн и легализированного насилия со стороны карательных органов государства. Да и самого государства больше не будет. В школе о нём будут учителя вспоминать как о пережитке первобытнообщинного строя...
* * *
— Я распорядился вам в армейский 'козлик' печурку корейскую на солярке поставить, товарищ полковник, чтоб не замёрзли по пути.
— Оставь 'козлика' особисту, майор! Я поеду в вездеходе и примощусь рядом с двигателем. Там тепло, даже жарко.
— Но от грохоту оглохнуть можно да и шишек набить на ухабах.
— У меня есть танкистский шлем... Слушай, у тебя на зоне отморозки есть?
— Как не быть! Под одну гребёнку всех на пенсию метём — даже серийных убийц с пожизненными сроками.
— А бывают смертельные случаи от насильственных деяний?
— Иногда два-три трупика не поднимаются с коек не перекличку.
— Ну и голова этот капитан-особист! Значит, и завтра у тебя будет по крайней мере один. Ничего не бойся — для следаков отмазка стопроцентная: пыжиковая шапка, меховые варежки, мохеровый шарф, двойные носки из верблюжьей шерсти, меховая душегрейка с потайным карманом, где упакована немалая сумма денег. И всё такое прочее. Сразу, как дежурный офицер доложит об обнаружении 'холодного', отправляй шифровку не в Ельцинград или Гайдарполь, где одни мудаки сидят, а прямо в штаб ГУЛАГа. Если станут возбухать по инстанции, вали на меня, как на мёртвого. При моих связях в Генштабе — с меня как с гуся вода. Только никогда и никому не упоминай, что это был устный приказ капитана-особиста из Москвы.
— А-а мои дела? — неуверенно протянул майор.
— Не боись. Русские своих не сдают, как сказал наш вождь и учитель. Твой рапорт о переводе на службу в Мордовский кластер сенильных лагерей богадельного режима я положу на стол самому маршалу. Штанов с лампасами не обещаю, но погоны полковника к пенсии получишь. Ты парень надёжный. Но староват для продвижения. Для тебя этот придурок Шумахер последняя возможность добиться повышения, если сделаешь всё чики-чики, как тебе наказали.
— Премного благодарен, ваше высокоблагородие товарищ полковник!
— Благодари уж лучше того учёного жмурика, который спалился с интернетом, хоть и не знаю, на кой ему всё это счастье. А то бы про Тюленегорские лагеря век бы ещё никто не вспомнил.
КОНЕЦ__
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
