Хлебосолов пригнал машину домой, поставил ее напротив своего окна (он жил на первом этаже и был готов по малейшему поводу выскочить и убить любого, кто покусится на его "ласточку"), вскипятил воду для чая, закурил и стал думать, как бы поскорее продать эту несчастливую тачку.

В голову ничего не лезло, и Хлебосолов решил сначала хорошо выспаться, ведь понервничал за последние дни он изрядно — до сих пор дрожали руки, хотя не пил ничего крепче кефира уже целый месяц.

Разбудил его звонок в дверь, но бредя открывать замок, он успел мельком бросить взгляд в окно: машина так и стояла, сверкающая, только на капоте и лобовом стекле появились капли от скупого дождя.

Звонила соседка — Дашка. Они никогда не были близкими знакомыми, но знали друг друга, кажется, всю жизнь.

— Привет, Виталь, — она зачем-то помахала ему рукой. — Там это... в общем, не очень сильно, баксов на восемьсот, может, чуть больше...

— Что? — спросонья Хлебосолов никак не мог взять в толк о чем ему говорят.

— Ну, понимаешь, Виталь, я парковалась сейчас. Педальки перепутала. Случайно. Я правда не хотела.

Холодная волна окатила Хлебосолова, смутная догадка швырнула в кровь адреналин, но он все еще не мог сказать ничего умного, поэтому снова спросил:

— Что?

— Я твою машинку в попу стукнула.

Хлебосолов оперся спиной на беленую стену и сполз по ней, усаживаясь на корточки.

— Там не сильно, Виталь, — оправдывалась Дашка где-то наверху. — Бампер лопнул, крыло порвалось и багажник нужно будет поменять. Только у меня сейчас денег нет. Подождешь недельку?

Через две недели, когда Дашка попросила отсрочку еще на десять дней, Хлебосолов решил повеситься, потому что не видел никаких перспектив в своей никчемной жизни. Он обладал разбитой машиной, кучей долгов, слабым покладистым характером и очень средним образованием — ждать милостей от природы было уже невозможно. Пока искал прочную веревку, передумал. Утопиться показалось ему вернее и безболезненней.

Он уже приготовился прыгнуть с моста в холодную апрельскую воду, где еще плавали куски льда, когда почувствовал легкое прикосновение:

— По-моему, вы торопитесь, — произнес бородатый мужик, невесть откуда появившийся на мосту. — Попробуйте сначала вот это.

Он протянул белую картонку размером с обычную визитную карточку.

По бежевому полю лицевой стороны карточки сплетались буквы золотой вязи: "Клуб неудачников. Никто не уйдет без помощи".

Глава 2. Машечка.

К двадцати двум годам у Машечки было все, о чем может мечтать среднестатистическая красотка — новенькая машина, зачетная книжка студентки вечернего отделения очень престижного ВУЗа, попасть в который "с улицы" было практически невозможно, пластиковая карточка от мамы и наличка от папы, обучавшихся в свое время в том же самом ВУЗе. Она последовательно поменяла все модели айфонов — от самого первого, до самого пятого, обретая новый подчас раньше, чем он становился доступным в AppStore. Машечка уже к двадцати годам объездила все западные и южные окрестности России, побывала везде — от надоевших "финки" и "турляндии" до вполне экзотических Гоа с Таем и романтических Парижей с Миланами.

Машечке было где жить, но она предпочитала не задерживаться подолгу на одном месте и разъезжала на своей хорошенькой машинке между квартирами разведенных родителей, между домом тетки и теткиной дачей. Иногда останавливалась переночевать у добрых подружек. Так было легче всем нравиться и никому не быть особенно обязанной и все ее любили. К тому же образ жизни — по преимуществу ночной, который вела Машечка, раскатываясь между клубами, универом и многочисленными кафешечками, никак не предполагал какой-либо ответственности.

А с недавних пор у нее появился поклонник, такой же обладатель новенькой машины, зачетки, айфона, папы с мамой на неслабых должностях, но еще, к тому же, новенькой квартирки в приличном районе, где Машечка тоже иногда останавливалась.

Машечка (Масюня, как называла ее мама) терпеть не могла, когда ее называли дурой. Она и вправду ею не была — быстро соображала, легко обучалась и всегда "подавала надежды". Она не была дурой, но и рассудительной ее было сложно назвать. Она часто поддавалась порывам, настроениям и не всегда контролировала ситуацию, доверяясь больше обманчивой интуиции, чем разуму. Впрочем, когда в молодой крови бушуют гормональные штормы, попробуйте остаться рассудительными!

Но больше, чем сложные отношения с разумом Машечку беспокоила ее безотказность. Не в смысле доступности для половозрелых самцов, а в том смысле, что она никогда не могла сказать "нет", если ее просили кому-то в чем-то помочь. Подвезти тетку, ссудить деньгами подружку, дать поносить другой подружке мамину песцовую шубку — Машечка была готова на все, лишь бы ее любили. И только самым близким она легко говорила "нет" — ведь они уже совсем близкие, никуда не денутся и с благодарностью примут любой отказ. Так что это был верный идентификатор: если Машечка сказала вам "нет", то вы попали в ее самый ближний круг. А уж на самых близких Машечка при случае могла и наорать. А что делать? Тяжелый козерожий характер — клятая астрология! и ни грамма вины самой Машечки! И это постепенно становилось небольшой проблемой, а поскольку она и в самом деле была девочкой умной, то иногда об этом вспоминала.

Машечка была одновременно сантиментальна, пуглива, дерзка, смешлива, грустна, смела и труслива, она переживала сразу десятки эмоций — подчас она и сама не могла бы предсказать свою реакцию на то или иное событие. Она могла расплакаться от того, что в магазине не нашлось туфель нужного размера, а часом позже она уже торопилась прижать к обочине и обложить матом неуклюжего "чайника" на дороге. И если остановившийся для разборок "чайник" оказывался огроменным мордоворотом с парой таких же дружков — тем для них было хуже, Машечку это только раззадоривало и доставалось всем, кто попадал под руку. Она была способна смеяться неделями над сном, в котором пряталась в чулане от инопланетян и смотреть полными скорби глазами самую смешную комедию.

Она всюду торопилась, везде все забывала и теряла, и постоянно опаздывала независимо от своего старания — такая уж черта характера, изредка сильно выручавшая, но чаще, почти всегда, подставлявшая невинную Машечку под упреки друзей и близких.

Машечка легко вспыхивала по незначительным поводам, часто сама себе придумывала обиды — потому что ей казалось, что над ней пытаются шутить или откровенно издеваются. Впрочем, обиды эти, порожденные самим характером Маши, никогда не продолжались долго — неделя, другая и все отходило на второй план, отношения с обидчиком возобновлялись. И все же, справедливости ради стоит сказать — ничто не забывалось. Все это копилось-копилось-копилось в порывистой душе Машечки, чтобы однажды лопнуть с фейерверком, но по причине юного возраста, еще ни разу не достигло назначенного предела. Некоторые знакомые считали ее капризной, но сама она полагала, что поступает единственно правильным образом, давая понять невнимательным людям, что с нею стоит считаться.

Кому-то со стороны Машечка могла показаться набором противоречий: она боялась открыть дверь своей квартиры какому-нибудь нежданному визитеру днем и вместе с тем легко возвращалась домой из клуба или кафешечки часа в три-четыре утра, когда все добрые люди давно уже спят. Она могла написать курсовую работу за пару ночей и отчаянно тупить на семинаре по этой же теме; в ее обыкновении было принести домой бездомную собаку, проплакать над судьбой несчастной сиротинки весь вечер и спихнуть уход за питомцем на маму.

— Ну, это Машечка, — едва ли не ежедневно разводила руками мама, не находя в себе силы осудить дочь.

— Нет, это мамочка! — со смехом отвечала ей дочка. — Мамочкины гены, нечего на невинного ребенка пенять!

Выглядела Машечка просто замечательно, даже потрясающе: симпатичная ухоженная мордашка, совсем не типичная для Центральной России (наследство от обильного смешения кровей предков), прямые темно-русые волосы, брови — двумя разлетающимися стрелками, смуглая гладкая кожа, милые ямочки на круглых щечках, пухлые губки, прямой ровный носик. Она выросла такой обаятельной няшкой, что невольно сама себе улыбалась, когда смотрелась в зеркало. Правда, если требовалось разместить новую фотку в Instagram, она обязательно надувала свои прелестные губки, становясь немного похожей на Мак-Дака, но это была всего лишь мода — все так делали. К мордашке прилагалась немаленькая грудь, попка, ножки — все сильно лучше средних по стране показателей. В общем, было, чем похвастать и Машечка часто этим обстоятельством пользовалась в своих корыстных интересах. Точнее — мелкокорыстных, ну откуда у двадцатилетней прилично упакованной девицы настоящая корысть, кроме желания иметь столько романтики, что не унести в обеих руках?

И все было бы в ее жизни отлично и замечательно, если бы не некоторые тревожные симптомы, на которые она, как умная девочка, не могла не обращать внимания.

Во-первых, наследственность. Знаете, когда одна ваша бабка умирает, предварительно наградив всех окружающих заботой о слабоумной — стоит задуматься. Когда у второй бабки обнаруживают рак, и она, еще совсем не старая тетка, угасает буквально за какие-то пару лет — это звенит звонок! Но когда у мамы находится тяжелейшее заболевание нервной системы и за год, последовавший после развода родителей, она, молодая, красивая мама, превращается в инвалида первой группы, с трудом добирающимся от кровати до кухни — это гремит набат.

Машечка переносила все эти звуковые эффекты со стойкостью древнего спартанца, резонно считая, что никак не властна над своими генами и что будет — то будет. К тому же медицина не стоит на месте и рано или поздно всех вылечат. Да и то верно: кто помнит о наследственности в двадцать лет? Ни один человек. Каждому кажется, что уж его-то жизнь будет избавлена от всего плохого. Ведь мы всегда ждем только приятных новостей и старательно избегаем плохих.

И все же после смерти бабок и болезни матери устроенная, казалось, жизнь полетела кувырком — денег стало катастрофически не хватать ни на что. О регулярном отдыхе в пятизвездочных отелях пришлось забыть. Пришлось урезать расходы в клубах. И, как назло, у отца на работе начались проблемы. Он даже запил. Беда ведь не приходит одна.

Еще иногда стали случаться досадные недоразумения, объяснения которым Машечка найти не могла, как ни старалась: то уронит подаренное бабкой золотое колечко граммов в пятнадцать весом, в виде змейки, кусающей себя за хвост, в слив раковины и пока дождется сантехника, колечко бесследно исчезнет. Красивая такая змейка, с брюликами по полкарата каждый на месте крохотных глазок. То из кармана вытащат деньги, предназначенные для оплаты за университет и потом приходится бегать, перезанимать, копить и клянчить. То потеряет в среде подружек концы, с которыми пропадет мамино платье или шубейка — бывало и такое.

Но это еще не все. Это переживаемо, ведь не всем постоянно везет по жизни? Гораздо проблемнее выгледело другое: отношение с Сашкой. Машечка не понимала, что происходит и почему в последние полгода Сашка, которого она окручивала со всем возможным старанием, который был для нее единственным авторитетом и светом в оконце, вдруг стал противным, бесхребетным мямлей.

Она вспоминала дни, когда у них только еще все завязывалось и снова и снова убеждалась, что тогда он был настоящим мужчиной — твердым, со своими мыслями, требованиями и желаниями. А нынче он выполнял все ее хотелки по первому слову и стало совсем неинтересно. Куда-то пропал, рассосался его авторитет. И чем трепетнее он к ней относился, тем большее вызывал раздражение. Парень попал в "ближний круг" и она ничего не могла с этим поделать. Он дарил цветы — она их выбрасывала, он назначал встречи, она предпочитала навестить Светку или Наташку и знала, что он ей простит пренебрежение. Он признавался в очередной раз в неповторимой любви, она только цинично хмыкала или даже орала на него, чтобы не занимался глупостями! Когда на какую-нибудь вечеринку требовалось привести спутника — она всегда знала, что он ей не откажет. Последние пару месяцев она даже не разрешала себя целовать! — куда уж тем вольностям, что были в самом начале. Она подавила его, подчинила, прогнула и Сашка стал ей неинтересен. Все, что он скажет, она знала наперед, а если не знала, то и знать не хотела.

В конце концов, она предложила расстаться. Настояла на своем и этим совершила непоправимую ошибку: Сашка сразу выскользнул из "ближнего круга" — теперь она не могла на него наорать, не имела права на капризы, теперь он не обязан был отчитываться и в его лексиконе появилось слово "нет". Хуже того, он стал говорить "нет" ей! Пока еще очень редко, но лиха беда начало! И если на первых порах она этой потери не заметила, то уже через месяц после "расставания" она вдруг ощутила, что вокруг нее образовалась какая-то непривычная пустота. И тогда сама Машечка стала вновь искать встречи с Сашкой.

Будь Сашка чуть поопытнее — он послал бы ее в далекое пешеходное путешествие, нашел бы какие-нибудь слова о том, что бабского населения на Земле три с половиной миллиарда, есть из чего выбрать вместо того, чтобы носиться с одной взбалмошной девицей. Но Сашка был молод, в определенном смысле глуп, на самом деле любил Машечку (или желал так думать) и легко повелся на "примирение". Так и тянулся этот роман-не роман, не пойми что. Сашка считал, что у него есть постоянная подружка, Машечка же полагала, что абсолютно свободна. И бедняга прощал ей это заблуждение, как уже привык прощать все подряд.

Нет, ее пока совсем не тянуло к другим мужчинам — требовалось время на переосмысления первого опыта более-менее серьезных отношений. А Сашка так и ходил за ней послушной овечкой, согласной на все, лишь бы его не отталкивали.

И это было бы неплохо, если бы Машечке однажды в голову не пришла мысль о необходимости иметь финансовую независимость от родителей. Было лестно думать, что она настолько взрослая, что может содержать себя сама, мысль, внушенная кем-то из близких, настолько поглотила Машечку, что она пустилась искать работу.

Кто ищет, тот всегда найдет, нашла и Машечка. Она была немного авантюристкой и не желала теплого места в офисе. Ей нравилось ездить повсюду, ощущать под собою табун лошадиных сил, нестись вперед по кольцевой, в общем, работу она нашла отнюдь не девичью — доставка пиццы и суши. Да, бывает и так. Ее не очень страшили темные подъезды и пьяные клиенты, вернее, она не задумывалась об этой стороне работы, когда соглашалась на предложение.

И, разумеется, Машечка сразу же попала в сугубо мужской коллектив водителей, который при лицезрении ее няшности сразу принял решение опекать красавицу в меру своих сил и сверх них тоже. Ей доставались самые простенькие и недалекие адреса, ее никогда не посылали на пьяные голоса, ее берегли со всем возможным старанием.

Девчонки-диспетчеры первый же выход бросились выяснять, что делает эта почти гламурная киса в их коллективе, но Машечка отшучивалась, не желая признавать, что ошиблась с выбором работы.