— Всё у нас прекрасно! Надеюсь это не сочинение оперы на два часа, как в прошлом году? Если да, то можешь не стараться, даже слушать не хочу, тем более Вовчику рассказывать не буду. Его в мае вызывали в партком. Всё после той репетиции, будь она не ладна! Представляешь? Какая-то сука донесла. Угрожали, что первых партий ему по гроб жизни не видать. Напугали Вову, и решил он больше этим направлением не заниматься. Хорошо, что хотя бы одну нормальную запись сделали. Шоу действительно мощное получилось, жалко было бы, если бы пропало совсем. Ладно! Говори уже, что хочешь.

— Никаких новых идей. Всё куда проще. Помнишь, у Высоцкого есть песня 'Охота на волков'?

— Конечно, это же у 'Волков4' программная вещь.

— Дело в том, что я вспомнил песню продолжение, которую Высоцкий сочинит в будущем году. Песня не менее, а может быть даже и более энергичная. С нотками трагизма и послевкусия стратегического поражения. Но наш народ любит именно такое творчество.

— Это ты точно заметил. Все народные песни, особенно самые популярные, имеют трагический финал. И 'Чёрный ворон', и 'Варяг', и 'По диким степям Забайкалья'. Какая-то национальная тоска по смерти и поражению.

— Ага! Ты тоже это уловила. Я всегда знал, что ты умна, несмотря на половую принадлежность. — Я не успеваю докончить мысль, как мне под рёбра знакомо всаживается кулачёк.

— Чтобы я этого не слышала больше!

— Чего не слышала? Что ты умна?

— Ещё что-нибудь подобное скажешь, то получишь в глаз без вариантов! Завязывай уже прикалываться.

— Ладно, птичка моя, не буду больше, пожалей, не губи.

Так мило, как в старые добрые времена, подкалывая друг дружку, мы болтаемся по окрестностям до полуночи. Текст песни я Ленке передаю и вытягиваю у неё обещание обязательно передать мужу. Даже пробую напеть ей мелодию, чем привожу её просто в дикий восторг. Отсмеявшись, она заявляет:

— Нет, Борюсик, давай уж без вокализов, как-нибудь сами разберёмся, всё-таки два профессиональных музыканта. Всё давай я тебя поцелую на прощанье и по домам. Не надейся только в носик.

Не тут-то было! Стоило ей приблизить свои губы к моему лицу, я притянул её к себе. Что интересно, вырваться Леночка не пыталась. Какое-то время мы с чувством, толком, расстановкой ныряем в эротические воспоминания... Похоже, у меня есть шанс на нечто большее, — пришла мне в голову неожиданная мысль.

ГЛАВА 2.ПЕРВАЯ ПРЕМИЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Новосибирск. Сибстрин. Павел Самарович. 10 октября.

Под резкими порывами холодного октябрьского ветра Самарович едва удерживался на ногах. Дело было даже не столько в силе этих пробирающих до самых костей порывов, сколько в поклаже, которую он сегодня тащил в институт. Вчера Павел договорился с народом из родной тринадцатой группы, что он угостит пироженками девочек и пивом мальчиков, а в отместку эти девочки и мальчики будут дружно изображать творческую молодёжь страны советов, полную великих замыслов и мечт. Всё это для призового снимка в журнале 'Смена'.

В оттягивающей плечо, большой спортивной сумке были аккуратно упакованы все необходимые для профессиональной съёмки инструменты. Во-первых, классный зеркальный аппарат 'Зенит-Е', купленный вместе с объективом 'Гелиос' всего за 100 рублей. Во-вторых, ширик5 'Мир 24М' отличная штука, но ни разу не опробованная. Пишут, что у этого объектива просветлённая оптика или многослойное просветление. Крутая штука. Ну а в-третьих, по мелочи, экспонометр, пыха6, штатив ФШУ-7 и двойной софит. Каждый прибамбас весил вроде бы немного, но вместе получилось килограмм десять не меньше. Тащить против ветра всё это добро было утомительно, но были у Паши несколько интересных идей, которые стоили того, чтобы немного помучиться.

Накануне он договорился с Валерой Блинковым, который с прошлого года был назначен куратором группы, что оставит своё оборудование на кафедре. Валеры он почему-то утром не обнаружил, тот, как обычно, опаздывал, но присутствовавший в тот момент Владимир Матвеевич Пивкин возражать не стал.

— Конечно, в угол поставь за шкаф. Чужие тут не ходят, а свои в присвоении чужого добра не замечены. Верочка у нас до шести работает, а потом всё закрывает и сдаёт ключ на вахту, поэтому будь любезен до шести забрать.

В половине четвертого сразу после окончания четвёртой пары, 213 группа попыталась было разбежаться. Большинству Пашина идея фотосессии сразу не казалась сколько-нибудь стоящей. Тем не менее, добрая половина группы собралась в 316 аудитории, среди мольбертов, софитов, подрамников и прочей утвари, необходимой в академическом рисунке.

— Самарович, — первой начала возмущаться Инка Ромашкина, — ты нас уболтал, мы пошли тебе навстречу, пришли, сидим тут голодные и холодные, а ты не готов. Где штативы? Где аппараты? В конце концов, где обещанные плюшки и чай?

— Павлик, — поддерживает её Нелька Минерт, отличница и дочка профессора Карла Людвиговича Минерта, благодаря ей нас пустили в кабинет — у тебя осталось всего 45 минут. Время пошло.

— Девочки, милые, ну имейте совесть! — я пулей сбегаю на кафедру, заберу оборудование и через минуту начнём. А пока вот, нарежьте, я тут два сметанника купил. Неля, а ты не знаешь, есть на кафедре рисунка чайник, или надо в буфете просить?

— По-моему, нету, по крайней мере, я не знаю — тряхнув чёлкой, отвечает Минерт, не задумываясь.

— Борька, не в службу, а в дружбу, сгоняй за чайником и водой.

Рогов, не вступая в пререкания, скачет в буфет. Надо же успеть, пока он не закрылся. По пути он вспоминает, что ещё и посуду прихватить придётся, чай да сахар.

— Наталья Петровна, милая, выручайте бедных голодный студентов, — с мольбой в голосе обращается он к буфетчице, монументально возвышающейся над пустой витриной.

Та сначала отказывается, но через минуту мне всё-таки удаётся уговорить добрую женщину. Водружаю на поднос десяток обычных гранёных стаканов, чайник с горячей водой, полкоробки рафинада и пакет грузинского чая. Хорошо, что Пашка додумался купить манник на прошлом перерыве, а то бы сейчас голодали. Как заправский халдей с этим подносом в руках я почти скачками несусь по лестнице на третий этаж.

В триста шестнадцатой уже царит веселье и смех. Паша расставляет девочек в ряд, подсвечивает их мощными софитами с одной стороны, и принесёнными из дома фотолампами с другой. Парней пока ещё расставил не до конца, но Ваньку с Гулей уже расположил по флангам. В момент, когда я появляюсь с чайником, он как раз пытается впихнуть Петьку в центр композиции, но что-то ему в этом не нравится.

— А вот кому горячий чай, подходи-налетай. Торопись-незевай, в чашки чай наливай! — ору я, чтобы привлечь внимание.

— Стоять! — Орёт Паша. — Борька, идиот! Ты мне сейчас всю малину испортишь со своим чаем. Ничего ни с кем не случится, если чаепитие будет через пять или даже десять минут.

— Ладно, ладно, не кипишуй7, скажи лучше, куда мне встать? Я же тоже хочу оказаться в гениальном шедевре...

— Отойди, лысая башка! Блики от твоей плеши мне всю фотографию испортят. И вообще, ты совершенно выпадаешь из общего контекста.

Наконец все расставлены, Павел начинает колдовать с экспонометром, двигать штатив, лампы, отражатели. Через десять минут наступает очередь аппарата. Бархатно скрипит взводимый затвор — щщщ-щолк, тут же щелчок переставленной диафрагмы — щщщ-щолк, щщщ-щолк, щщщ-щолк...

Паша с этой постановки полплёнки уже отснял и объявил перерыв.

— Представляете, как бы было здорово, если бы можно было ещё до проявки увидеть что снято. — Говорит Ромашкина, разливая остывшую воду по стаканам. — А то столько трудов, и полная неизвестность, что там получилось. Всё только на интуиции и опыте.

— Я вам точно говорю, что такой аппарат обязательно появится и довольно скоро. Пишут, что через двадцать лет япошки разработают первую любительскую камеру с наружным дисплеем. Очень несовершенную, маленького формата и с непонятной системой фиксирования. Зато видно будет что отснято и даже в цвете.

— Врёшь, Рогов. Этого не может быть, — подаёт голос Шалмин. Забыл что ли, как устроен фотоаппарат? Там же чтобы появилось какое-то изображение, должна пройти химическая реакция проявки в эмульсионном слое плёнки. А для этого надо на плёнку проявитель налить.

— Это будет фотография на совершенно другом физическом принципе. Никакого серебра, никакого проявления. Светочувствительные микродиоды реагирующие на свет и никакой химии. Поэтому изображение получается моментально, а значит, его можно будет посмотреть.

— Сказки это всё! Чтобы фотку получить надо же как-то изображение зафиксировать, никаких светодиодов не напасёшься.

Пока мы с Шалминым дискутируем о будущем фотографии, Пашка бегает вокруг с аппаратом и снимает всё подряд.

Паш, — говорю я ему, — кончай мельтешить. Ты так ничего путного не снимешь, только всех раздражаешь этой суетой. Давай лучше так сделаем: ты притаишься с аппаратом наизготовку, а я попробую народ вывести на эмоции. Как ругаться девочки начнут, ты не зевай, снимай.

Я обращаюсь к друзьям, — народ, давайте уже закругляться, у всех дел полно, а мы тут сидим, время теряем. Пока Павлуша с техникой возится, давайте я вас расставлять буду. Сейчас будем изображать великих проектантов в порыве творческих мук.

— Ты кто такой вообще? Ещё от горшка два вершка, а уже командовать берёшься. Комсорг нашёлся, — народ недовольно заворчал. После чая надо покурить, без перекура никакая работа не пойдёт. Ты же не куришь, поэтому нифига не понимаешь.

— Курить — здоровью вредить! Давайте быстренько закончим, а потом курите хоть до посинения. Это же вам сейчас в курилку переться, потом обратно.

— Нам не трудно. Паша может с нами пойти, сделать несколько кадров, может это будут как раз самые лучшие кадры?

— Мальчики, мне кажется, Боря всё-таки прав, — вступает в нашу перепалку Минерт. Быстро отсняли последнюю постановку, быстро разбежались.

— Неля, ты плохой товарищ, ты не поддерживаешь коллектив, — отчитывает девушку Шалмин. — Я вот сейчас настучу этому лысому комсоргу по кумполу, он и отвянет.

— Ваня, ты не прав, я сейчас обижусь на тебя и буду тебе мстить... Слушайте! Паша, кончай там ерундой заниматься, давай сюда. У меня гениальная идея созрела.

— Ну, какая гениальная идея может быть у женщины? — Я подливаю масла в огонь. — Давай, рассказывай, что там за идея такая.

К счастью, Неля пропускает мимо ушей мой подкол про женщин.

— Сейчас я сбегаю на кафедру, у отца там должны быть какие-нибудь старые чертежи. Мы бросим несколько листов на пол, сами соберемся вокруг, а Пашка влезет на стол и сделает несколько фоток сверху. Если еще свет на лица направит, получится очень эффектно.

— Неля, беги тогда за чертежами, а мы пока тут ещё поупражняемся, — Я беру управление в свои руки. — Так Марина, Инна встаньте вот туда, Вань ты за Марину зайди, Серёга, ты самый высокий, наклонись и сделай ручкой указующий жест, как будто, ты тут самый главный.

— Рогов, а чего это ты тут раскомандовался, — Инка Ромашкина внезапно начинает возмущаться. При этом она театрально закатывает глаза и эмоционально всплёскивает руками. Жаль, если Паша не успеет среагировать на этот спектакль. Она девушка резкая, настроение у неё меняется каждую секунду.

— Инна, ты не выступай, нам сейчас поскорее надо с этим делом закончить, раз уж мы взялись Паше помочь. Давай сделаем, как Борька говорит, а Пашка подойдёт и ему останется только фоткать.

Пока мы располагались для очередной композиции, прибежала Нелька с целой охапкой чертежей.

Смотрите, народ, какие клеевые чертёжики! — Радостным возгласом она обращает на себя наше внимание. — Вы пока свою постановку завершайте, а я, чтобы времени не терять, начну композицию из них тут раскладывать.

Ещё час и мы всё-таки закончили этот увлекательный процесс. Все уже разбежались, только Самарович в холле третьего этажа старательно и аккуратно складывал в сумку оборудование. Я сижу на подоконнике и наблюдаю и жду, когда он закончит.

— Как считаешь, будут хорошие кадры?

— Мне кажется, не меньше трёх. Нелькин с верхним ракурсом, это раз. С шеренгой, помнишь, ты так забавно снизу подсветил, это два. Ну и наверняка ещё какой-нибудь кадр выцепишь.

— Мне кажется, тот с Ромашкиной, когда она руками махала, тоже ничего должен получиться.

— Прямо сегодня прояви все плёнки. Завтра они как раз высохнут. Принесёшь, посмотрим в первом приближении. Завтра же и напечатаешь пару десятков в размере пробника. Как считаешь, десять на пятнадцать хватит?

— Даже девять на двенадцать хватит. Поздно уже, не знаю, успею ли сегодня проявить. Тут целых три катушки.

— Десять минут в проявителе, двадцать в закрепителе пока одна проявляется, ты следующую заряжаешь. Полтора часа и всё.

— У меня бачок только один и сейчас уже вечер не купить. Дашь мне свой на время?

— Базару нет! Пару пачек бумаги могу подарить, всё равно пропадает. Я что-то забросил это дело. Некогда.

Новосибирск. Аэропорт 'Толмачёво' Самарович. 15 октября

Последний день приёма фотографий на конкурс выпал на субботу, уже во второй половине дня в аэропорту 'Толмачёво' Павел метался в зале вылета в поисках невинной жертвы. В руках он сжимал аккуратную папку двенадцатого формата, обёрнутую в коричневую бумагу. Ему необходимо было успеть именно на этот самолёт, потому что в этот день в шесть часов пополудни в стенах редакции журнала 'Смена' заканчивался приём работ на фотоконкурс.

Он не спал предыдущую ночь и пропустил целый день в институте, чтобы успеть напечатать пять настоящих фотошедевров. Напечатал он на самом деле целых пятнадцать одиннадцатого формата, но после мучительного выбора упаковал только пять. Таково было условие конкурса.

Наконец Павел заметил миловидную брюнетку лет тридцати в синей курточке и синем же брючном костюмчике. Судя по тому, что женщина несла на плече дорожную сумку, летела она одна.

— Извините, пожалуйста, — Павел был сама любезность, — вы в Москву летите?

— В Москву, а что? — приветливо улыбнулась девушка в ответ.

— Мне очень нужно именно сегодня передать в редакцию вот этот вот материал, — Павел приподнял вверх пакет с фотографиями. Я подготовил фотографии на конкурс, но немного затянул, а сегодня в шесть последний срок приёма работ.

— Ну, я даже не знаю. В принципе, у меня сегодня в Москве срочных дел нет. Муж обещал встретить в Шарике и домой отвезти. Он у меня очень строгий. Если только редакция по пути окажется. Какой адрес?

— Бумажный проезд, 14. Это рядом с Савёловским вокзалом. Это вроде бы из Шереметьево по Ленинградке прямо и у Таганки свернуть налево.

— Хм, вроде бы по пути. Сейчас у нас три, через полчаса вылет, ещё через четыре часа мы в должны быть на месте. Багажа у меня нет, значит, минут пятнадцать займёт выход в город. Ехать до центра минут сорок пять. Слушайте, а ведь можем успеть. Давайте сюда свои шедевры. Попробую вам помочь. Говорят же, что как аукнется, так и откликнется, буду теперь надеяться, что откликнется мне чем-нибудь хорошим. Телефон мой возьмите и позвоните сегодня вечером. Я тебе всё расскажу, получилось, или нет.